Хрюма.
руке тонкое длинное копье. Неуловимый взмах, и копье устремилось вверх.
Оно мелькнуло неясной тенью, - не копьем, а привидением копья, - и
пронзило тело орла, как иголка пронзает марлю. Ничуть не замедлив своего
полета, копье исчезло в вышине, уносясь в стратосферу, и только липкий
свистящий звук еще длился и длился.
Колдуну, а ему причинили боль, закричал Тим. Крылья орла сложились, и он,
перевернувшись на спину, стал падать в озеро комком белых перьев, не
переставая испускать разряды молний, безвредно бьющих теперь в пустой
небосвод.
солнца показался над гористой грядой на северо-востоке. Его лучи заставили
с новой силой вспыхнуть светящийся наконечник посоха, который Тим
продолжал сжимать в занесенной для броска руке.
необыкновенной для его хрупкого тела силой метнул посох в сторону
Нагльфарка.
раз, он словно резал солнечный свет, как тень, и не было от него спасения.
Борта корабля в долю секунды стали выше от поднявшихся над ними щитов.
Один лишь Хрюм не пригнул головы, готовясь встретить удар широким лезвием
топора, но неожиданно, не преодолев и половины расстояния, посох замер в
воздухе.
необъяснимой колдовской силой весь мир, лишенный движения времени. Так,
прекратив свое мелькание, кадры кино становятся фотографией.
непонятное состояние, как на фоне неестественно мертвого покоя, на самой
середине озера, вода поднялась крутой полусферой.
волнами к краям. Вскоре он достиг высоты в сотню метров. Вершина
зеленовато-мерцающего купола вздыбилась над обрывом.
половинок увидел захлопнувшийся кокон Нагльфарка. Корпус его, оставаясь
неподвижным, бледнел и терял четкость.
Закрутилась спираль водоворота, и над озером взметнулось неподдающееся
описанию тело дракона.
Лимонно-золотистая чешуя блестела расплавленными зеркалами. Почти
прозрачные перепончатые крылья ослабили свет взошедшего солнца, но, как
само солнце, сверкал сам дракон. Соединяя берега озера многоцветной
скрепкой, повисла над миром ослепительно яркая радуга.
дракон набирает высоту, почти не шевеля распахнутыми крыльями, неся во
рту, между страшно-изогнутыми белыми клыками, жемчужное яйцо Дунги Гонгмо.
пространстве. Что-то подняло его, и Тим оказался внизу, уменьшившись почти
до точки. Павел перестал ощущать под собой землю, как будто весь земной
шар исчез.
очутился на дне глубокой впадины, и увидел Тима на краю обрыва как бы
через огромную линзу, увеличенным в несколько раз.
будто крепко прихлопнули дверь в иной мир, и земная твердь вновь застыла,
но еще до этого Павел упал ничком на камень, уткнувшись лицом в седой мох.
больно ударил в глаза, и Павел непроизвольно зажмурился. Он еще ничего не
помнил и даже не сознавал себя, а просто жил спокойно и естественно, как
примитивная, не осознающая, что она живет, белковая клетка.
каждой минутой понятнее и понятнее.
совсем близко к его лицу, лицо незнакомого молодого мужчины.
должно быть. Безусловно болезнь Жарова, - эти слова он произнес, обращаясь
к кому-то невидимому, но, несомненно, находящемуся рядом. - Это для вас
такие случаи в новинку, а у меня за шесть лет работы на полигоне их
накопилось примерно с десяток. Ты - молодец! - он нащупал пульс и
удовлетворенно кивнул. - Теперь самое страшное позади. Скоро будешь на
ногах. Вот, Инне не забудь спасибо сказать, она от тебя неделю ни на миг
не отходила.
было почти неразличимо. Лишь волосы вспыхивали золотистым сиянием, окружая
голову девушки нимбом.
на его губы.
слушалось безупречно, он чувствовал каждую мышцу, словно лежал не на
больничной койке, а просто вставал с постели после здорового отдыха.
так меня напугал.
он продолжил уже шепотом. - Что с Тимом?
уцелел. Правда, пришлось лечить. Но главное - жив.
улыбнулась Пинна.
вернемся туда?
успокаивающе обняла его.
скоро его откроют для туристов. Ты ведь хотел пройти озеро на байдарке?
когда-нибудь ты станешь способен прийти в мой. Смотри лучше, что я тебе
подарю.
под ее взглядом стали ярко-зелеными, а в следующий миг киноварью
загорелись цветы.