доказав, что закон образования и окисления спиртов иной, нежели полагает
Соколов.
глицериновой кислоты. За эти годы глицериновую кислоту испытывали мсногие
химики и в том числе Федор Бейльштейн, получивший из подаренных Соколовым
образцов иодистое соединение, изомерное с иодпропионовой кислотой.
Действие окиси серебра на органические соединения иода - давний и верный
способ получения новых спиртов, и потому, едва статья Бейльштейна
появилась в либиховских Анналах, как не менее десятка химиков начали
подобные изыскания. Результаты получались противоречивые, нечеткие, и
постепенно интерес к ним упал.
Он-то хорошо знал, как нежны и капризны производные глицериновой кислоты,
как легко они разлагаются, теряют воду, переходят в простейшие кислоты.
Реакции Соколов проводил в самых мягких условиях, во время выделений и
кристаллизаций никогда не нагревал растворы, хотя это растягивало простые
операции на многие недели. Но зато он сумел получить еще одну кислоту,
изомерную молочной, но вполне от нее отличную. Молочных кислот оказалось
более, нежели допускала теория Бутлерова.
науки, от их разработки следует по преимуществу ожидать ее развития в
ближайшем будущем", - писал Бутлеров в одной из статей. Теперь такие факты
имелись у обеих теорий.
Новороссийского университета", хотя в Одессе почти не было людей,
способных понять ее. Общество восприняло публикацию лишь как попытку
доказать, что деньги на обзаведение лаборатории трачены не зря. Профессор
нравственного богословия протоиерей Павловский выразил общее мнение,
отечески попеняв Соколову:
университетский стоит пуст и неблаговиден.
Соколов.
увещевать строптивца, призвав на помощь авторитет преподобного Иоанна
Вишенского:
устранишася, к неверию и зложитию припрагше, егда на мирскую мудрость ся
полакомили".
стал, лишь улыбнулся, произнес: "Грешен, батюшка", - и пожертвовал на
восстановление иконостаса церкви святых Кирилла и Мефодия двадцать пять
рублей.
снег сменялся дождем, город отсыревал не хуже северного Петербурга. Летом
солнце раскаляло немощеные улицы, клубы ядовитой пыли носились между
домов, свет резал глаза, жара терзала больную грудь. А ведь многие
иногородние профессора приехали сюда потому, что сильно скудались
здоровьем и поверили рассказам врачей об итальянском климате города.
бы пригоден для житья, но в теперешнем виде жить в Одессе было
положительно невозможно. Соколова изматывал непрестанный кашель, в груди
клокотала тягучая со сгустками крови мокрота, нервы раздражились до
крайности. Особенно выводил из себя не смолкавший ни днем, ни ночью стон
горлинок под крышами. Соколов стал зол, нетерпим и уже своей охотой
ввязывался в факультетские распри.
мужчина, страдавший как и Соколов грудным катаров, сгорел в несколько
месяцев. Открылось кровохаркание у приятеля Соколова доцента Модестова и у
недруга - Абашева. За пять лет четыре профессора сошли с ума. Так что не
удивительно, что вскоре началось бегство из университета приезжих
преподавателей.
оказывал действия, был Александр Андреевич Вериго. Он взял в свои руки
управление лабораторией, занятия со студентами, число которых приближалось
к сотне, хорошо и много работал сам. После защиты магистерской диссертации
его, несмотря на сопротивление партии ректора, произвели в доценты. Еще
через два года Александр Вериго получил диплом доктора наук.
русских естествоиспытателей. Ни один из химиков Новороссийского
университета на съезде не был. Соколов тяжело болел, Вериго, не
утвержденный в звании, не сумел получить командировки, а профессор Абашев
ехать не пожелал, поскольку был обижен на весь Петербург и особенно на
Менделеева за разгромный отзыв о своей докторской диссертации. Он посылал
диссертацию в Петербург из рассчета, что раз ее не принял Соколов, то
Менделеев непременно похвалит. И вот ведь - сорвалось!
образования Русского химического общества. Сбылась мечта Соколова, для
исполнения которой он немало потрудился десять лет назад. Общество разом
осуществило всю намечавшуюся когда-то программу: в заседаниях
заслушивались ученые сообщения, обсуждались работы иностранных химиков и,
главное, Общество начало издавать журнал. Вновь после девятилетнего
перерыва, появился на свет специальный журнал на русском языке. Хотя и он
слишком большим успехом не пользовался. По огромной империи с трудом
расходилось восемьдесят экземпляров. Из всех провинциальных университетов
подписались на него только два: Харьковский и Новороссийский.
когда вернулся из пятимесячной поездки за границу. Он взял их в руки со
смешанным чувством радости и зависти. Наконец-то сделано, но не им...
Здесь он тоже оказался, как выразился когда-то Энгельгардт, - предтечей.
обществе высказывалась уже с давнего времени, в правильных собраниях
химиков Петербурга друг у друга, несколько лет назад." Это о нем, о его
кружке. "В последнее время, когда изучение химии, не только в Петербурге,
но и в других русских научных центрах, приняло большие размеры, а круг
русских химиков значительно увеличился, необходимость химического общества
сделалась еще ощутительнее, чем прежде." И это тоже о нем, о его одесском
житии; ему протягивает руку далекий, опрометчиво оставленный Петербург.
Хотя не только о нем думали устроители общества, а обо всей неустроеннолй
России, О Московском университете, где до сего дня нет ни толковых
преподавателей, и ничего похожего на пригодную к делу лабораторию, о
Киеве, где стараются Гарницкий с Алексеевым, о Харьковском и Казанском
университетах, более благополучных, нежели другие.
лучшие друзья - Энгельгардт, Ильенков; ученики - Алексеев, Меншуткин,
Лачинов.
рефераты зарубежных работ, которыми когда-то приходилось перебиваться им.
Все свое, незаемное. Большое исследование Энгельгардта и Лачинова, статьи
Бородина и Лисенко. Следом идет статья Менделеева, наверняка, как и десять
лет назад, Дмитрий Иванович станет деятельным сотрудником химического
журнала. "Соотношение свойств с атомным весом элементов" - ну конечно,
любимая тема, - Соколов улыбнулся, с неожиданной теплотой вспомнив бывшего
друга, с которым так нелепо рассорился. Смешно, те же самые люди, что
когда-то распускали слухи, будто Соколов боится Менделеева, теперь,
ничтоже сумняшеся, шепчут, что Менделеев опасается конкуренции Бутлерова и
препятствует его переезду в Петербург! От какой дряни порой зависит судьба
человеческая...
"Из лаборатории проф. Энгельгардта". Александр осуществил свою мечту:
заниматься химией, работать самому и учить других, делать дело безо всяких
скидок на российскую отсталость и привходящие обстоятельства. В редких
письмах Энгельгардт рассказывал, как ушел-таки в отставку, как ведет
занятия в Лесном, и как выпестовал свою лабораторию, а теперь собирается
перестраивать ее, размахнет аж на два фасада нового корпуса, и "тогда
посмотрим, где дела пойдут жарче". И вот - в журнале отчеты о научных
работах, выполненных студентами.
выпуск, поглядеть труды энгальгардтовских мальчиков, но прежде открылась
статья Менделеева, и оторваться от нее Соколов уже не сумел. Нет,
Менделеев по-прежнему оставлял в стороне вопрос о сложном составе атома,
но там, где Соколов заметил лишь отдельные закономерности, Менделеев
обнаружил всеобъемлющий закон. Все известные элементы, даже только что
открытый Роско ванадий нашли себе место в странной треугольной таблице.
встречая собственные мысли, опубликованные когда-то в "Химическом журнале"
или высказанные во время дружеских еще споров с Менделеевым.
Последовательно меняться должны не только атомные веса элементиов,
входящих в одну группу, но и свойства наиболее характерных соединений.
Веса некоторых элементов, в первую руку индия и тория, определены неверно.
Ведь это его, Соколова, догадки! И Дмитрий Менделеев великодушно признает
за ним эту заслугу, когда пишет: "Исследования о кратности атомных весов
служили не раз, в особенности для Дюма, Петтенкофера, Соколова и других,
поводом к указанию численных отношений между атомными весами элементов,
составляющих одну группу, но, насколько мне известно, не послужило для
систематического распределения всех известных элементов".
оставил в таблице места для некоторых еще не открытых, а в том, что он
первым формулировал универсальный закон: "Элементы, рпасположенные по