Яйцами тухлыми! Вода эта... серная. И ходят мужики среди мужиков в
фартуках! В фартуках, в бане, ты подумай! Будто сраму стыдятся!
причем голого, в фартуке, и воняющего тухлыми яйцами.
прятаться? Сразу видно - дело нечисто! Что вы там делать собрались?
накормить до отвала... Только они ж от османов перец завозят!
какого у османов не бывает.
жидов, не люблю, но уважаю - всегда с выгодой обернетесь! Давай!
чтобы зря не гонять милую подавальщицу. От насытившегося Антуана мне
перепала половина курицы, которую я честно поделил с бывшим сапером. Как
он рассказал, нынче ему принадлежала небольшая пивоварня на Боиште, а
возвращался он из самого Парижа, куда договорился поставлять по двадцать
бочек пива ежемесячно.
начало только! Ты смотри, если тебя совсем отец затиранит, приезжай ко
мне, я тебя управляющим поставлю. Я же вижу, ты мужик хваткий, даром на
посылках бегаешь. И в пиве толк понимаешь. Так что подумай!
то непременно приеду.
неожиданно предложил Пивичко, указывая на мирно дремлющего за другим
концом стола мужика. - Чую, есть в нем мадьярская кровь!
человеку с рожей.
требовала выхода энергии.
подавальщицу, начал Пивичко. К счастью, в этот момент Антуан подал
голос:
полмарки - пусть пивовар убедится, что человек я не совсем уж
несамостоятельный, и пошел к своему капризному отцу.
талантов.
придорожной гостинице не было, но имелся водопровод, и даже теплый
сортир при номере.
Скрипачом. Поэтом. Потом мечтал на пароходе кочегаром по морям плавать.
А потом, однажды, увидел планёр...
начинает превращаться в мужчину, и мир внезапно обретает сотни новых
цветов и движений, будто волшебные картинки в теневом театре. Может
быть, чуть раньше или чуть позже, небо не стало бы для меня таким
желанным. Я родом из Лиона, Ильмар, но когда умер старый граф, мой отец,
мы уехали в Ле-Ман. За матерью пытался ухаживать Габриэль Сальез,
замечательный летун и неплохой человек. Однажды он прокатил меня на
планёре... - Антуан улыбнулся, - наверное, просто чтобы я не смотрел
косо на его визиты в наш дом. Визиты его так ничем и не увенчались, но
зато я впервые поднялся в небо. Пусть невысоко, пусть всего на пять
минут... Тогда я забросил и скрипку, и стихи, и театральные
представления, что мы с друзьями устраивали для родных. Небо... небо,
Ильмар, это свобода. Чтобы научиться любить землю, надо однажды
подняться в небо.
позволили сесть в планёр... Но мне до сих пор снится, как я проверяю
запал, смотрю свежие карты... Подбегает Дидье, предупреждает о грозовом
фронте, что движется наперерез маршруту. Заводят стартовые тросы,
паренек из технической обслуги бежит вдоль дорожки, выискивая случайные
камешки и ветки... знаешь, Ильмар, что может натворить один-единственный
камешек, попавший под колесо при разгоне? Когда-то Гийоме учил меня...
тонкости их сложной работы, предупреждая меня - будто я тоже был его
товарищем, летуном, готовящимся поутру поднять планёр в еще темное небо.
шумело от пива, вспоминался воинственный, но дружелюбный пивовар. Было
хорошо. Не вспоминалась черная яма церковной тюрьмы, на время забылся
Маркус - кем бы он ни был: Искупителем, Искусителем, или обычным
мальчишкой, узнавшим святую древнюю тайну. Я лежал, засыпая, и в голове
крутились какие-то хорошие, простые картины. Антуан, уже было
замолчавший, заговорил снова:
Ильмар... А когда падаешь, главное - не испугаться. Все беды происходят
от страха. Стоит тебя испугаться, и страх начинает расти. Руки теряют
силу, мысли застывают, воля тает - и ты отдаешься во власть ужаса.
Смотришь, как приближается земля, слышишь, как трещат крылья... и ничего
не можешь сделать. Страх рождает лишь страх.
опустил руки. Сказал бы себе - ничего нельзя сделать. Но ты же смог.
Антуан. - Десятки тысяч. Те, кем он мог быть. В каждом из нас спрятан и
поэт и вор, и душегуб и святой, и моряк и летун. Нам не дано прожить
тысячи жизней, мы выбираем из них одну-единственную, зачастую ошибаясь
при этом. Но раз уж мы сделали когда-то выбор... надо помнить, кем ты
мог стать. Надо нести в себе все свои непрожитые жизни.
которые мог написать?
старый летун молчал.
своего дома, отправившись вместе с беглым преступником на край света. Не
боюсь я покойников, да и Антуана едва-едва успел узнать, но от этой
мысли меня пробило липким потом. Я лежал, и боролся с желанием зажечь
свечу, или окрикнуть летуна погромче.
нас уже умирал тысячи раз. И где-то, в неведомой дали, умерли поэт
Антуан и летун Ильмар.
довольно мелодично напевая какую-то незатейливую песенку о радостях
честной жизни, сельского труда и простого отдыха. Помирать он, ясное
дело, накануне не собирался. Просто отличался крепким и хорошим сном.
пристегнув свои фальшивые пейсы я спустился вниз. Повар при моем
появлении закатил глаза, но послушно выслушал указания о завтраке. Наш
дилижанс должен был отправляться через час. Пренебрегая удобствами,
ждущими меня в комнате, я вышел во двор, прошелся к деревянным будочкам
для пассажиров попроще.
тонкими прозрачными льдинками. Но холод это был такой, что только
бодрит, и заставляет веселее глядеть вокруг.
ранний час по ней уже двигались несколько карет и повозок. В раскрытых
дверях конюшни я видел кучеров, возившихся с лошадьми, задающих им корма
перед дорогой. Кухонные мальчишки, судя по всему братья-погодки, тащили
из погреба корзины с продуктами. Пассажиры тоже не преминут поесть
горячего перед отправлением в путь. Легкая изморозь лежала на красной
черепице, которой были крыты все постройки, из отворенного оконца
доносился кокетливый девичий смех. Никак вчерашняя подавальщица уже с
кем-то заигрывает.
Монблана, над которой клубились облака. Конечно, видал я горы и повыше,
вот хотя бы китайские Гималаи, но там они совсем уж суровые, населенные
странным народом, ими любоваться даже в голову не придет.
Путь до Паннонии долог. Каким путем добираются в Аквиникум Жан с Йенсом
я не знал, да и знать в общем-то не хотел. Чего не знаешь, того не
выдашь.