Чтение 16–й страницы книги ~Холодные берега~

тормозах стояли, а теперь Хелен их отпустила.

-- Спаси, Искупитель! -- вскрикнула летунья.

Я закрыл глаза и начал молиться Сестре. Кому молился Марк -- не знаю.
Может и никому. Только и ему было страшно, он обхватил меня, зарылся
лицом в грудь.

-- Не бойся... -- прошептал я, не открывая глаз. Как он управлять
планёром собирался, если так боится? Или притворяется, своим страхом
меня в чувство приводит, чтобы не начал метаться, не сломал хрупкую
кабину?

Открыв один глаз, я увидел, как несется навстречу край обрыва. А еще
увидел взмывающие над фортом сигнальные ракеты. Заметили. Поняли.

Только поздно.

Под нами мелькнуло море.

Вот и все...

Или еще нет?

Планёр дрожал, бился в судорогах, сзади ревел "ракетный толкач", о
котором говорил Марк. Неужели та дурацкая бочка с обручами -- ракета?
Как в сказке про барона Мюнгхаузена, что на ракете в Китай слетал...

А море неслось под нами, и не думало приближаться. Наоборот, мы
поднимались все выше. Хелен застыла впереди мраморным изваянием, руки ее
вцепились в рычаги.

Я открыл второй глаз. Посмотрел на Марка. Тот слабо улыбнулся.
Прошептал -- я прочел по губам: "не бойся".

Ах ты маленький паршивец! Вовсе тебе не страшно, ты меня
успокаиваешь!

-- Спасибо, -- сказал я, надеясь, что он услышит.

Глава пятая, в которой нам салютует линкор, а мы ему отвечаем.

Ко всему можно привыкнуть.

Даже к тому, что летишь как птица... да нет, быстрее и выше любой
птицы. Я по-прежнему был в испарине, и к горлу подпирал комок, но на
смену паническому оцепенению пришла какая-то бесшабашная болтливость.

-- Эй, ведьма ночная! А пожрать у тебя ничего не найдется?

На миг Хелен повернула голову, одарила меня ненавидящим, хоть и
удивленным взглядом. Снова уставилась на свои приборы.

Марк заерзал. Крикнул:

-- Сбрасывай толкач!

-- Ты меня еще рожать поучи, -- презрительно откликнулась летунья. Я
подумал, что рожать-то ей вряд ли доводилось, судя по крепкому животику,
и поддержал мальчишку:

-- Давай, делай что велят!

На этот раз она ответила:

-- Будь ты один -- сама бы планёр в воду воткнула. Но мальчишку я
довезу... попробую... молчал бы, душегуб.

-- Я честный вор, -- обиделся я.

-- Сбрасывай толкач! -- снова сказал Марк. Он был испуган. -- Хвост
подпалим!

Хелен помедлила еще миг. Потом рванула один из рычагов. Планёр
дернулся, рев мигом стих, и я увидел в окно, как падает, кувыркаясь,
дымящийся цилиндр. Вот была здоровая длинная труба, вот он превратился в
карандаш, а вот уже точка несется к волнам, рассыпая искры и оставляя
дымную полосу.

Мне снова стало жутко. Я ощутил высоту.

-- Только не паникуй! -- Марк говорил слишком громко, еще не оценив
наступившей тишины. Хелен презрительно глянула на меня -- и это помогло.
Пацан не боится, женщина не боится, один я трястись буду?

Нет.

Решимости хватило на минуту, в течении которой я разглядывал
светлеющее небо, оранжевую полосу восхода и убеждал себя в надежности
планёра. Потом я почувствовал, как он клюет носом, словно лодка на
крутой волне. Хелен впереди дергала рычаги, мы то заваливались на крыло,
то проваливались в бездонную яму. Море и небо мелькали в окнах, будто
решили шутки ради местами сменяться. Меня бы давно уже стошнило, не будь
желудок безнадежно пуст. Я вцепился в спинку переднего кресла и тонкое
дерево затрещало.

-- Утихомирь его! -- бросила Хелен. -- Быстро!

-- Вниз, ведьма! -- завопил я. -- Са... сажай... я... убью!

Марк впился в меня, попытался придавить к креслу. Какой там... я
толкнул его так, что мальчишка спиной уперся в матерчатый потолок.
Дрожащая под напором ветра ткань захрустела, разрываясь. Марк дико
закричал.

Это меня отрезвило. Не то, чтобы страх совсем пропал, но на миг я о
нем забыл. Глаза у Марка от ужаса стали круглыми, пальцы закаменели на
моих плечах. Я рывков прижал его к себе, обнял. Холодный ветер хлестал
по лицу, врываясь в кабину.

-- Поворачиваю к острову, -- сказала Хелен. -- Сейчас сядем.

Марк ничего не ответил -- краткий миг, когда он торчал из планёра
спиной наружу, убил все его мужество. Поэтому я выдернул из-за пояса нож
и коснулся шеи летуньи.

-- Мы летим к материку. Слышишь?

Планёр по-прежнему дергался в стороны. Хелен молчала.

-- И хватит пугать, -- добавил я. -- Да, мне страшно! Только вбей в
свою красивую головку -- на остров я не вернусь. Прирежу тебя, если
обратно повернешь. Ясно?

Теперь планёр летел ровно. Неуловимыми движениями рук Хелен
направляла его на верный курс. И высоту мы перестали терять, опять
поползли вверх, в полной тишине, и это было страшно, но в то же время
прекрасно. Лишь ветер хлестал в прорванную обшивку.

-- Спрячь кинжал, -- сказал я Марку. Тот взял нож и убрал в Холод --
без единого слова, как во сне, еще не отошел от страха. Что-то я
побаиваться стал оружия в своих руках -- тем более в такой ненадежной
штуке, как планёр. От ветра слезились глаза, Хелен тревожно оглядывалась
на прореху.

-- Есть у тебя иголка с ниткой? -- спросил я ее.

-- Под креслом, -- быстро ответила летунья. -- Аккуратно шей.

Я похлопал Марка по щеке -- он слабо улыбнулся, приходя в себя.
Пробормотал:

-- Спасибо.

-- За что спасибо, дурачок, я же сам тебя чуть не выпихнул...

-- За то, что опомнился.

Пошарив под креслом, я и впрямь нашел -- порезанным день назад
пальцем, не везет же ему, -- воткнутую в чехольчик сиденья кривую
парусную иглу с вдетой нитью. Вовремя -- материя медленно расползалась
под напором ветра. Марк забрал у меня иглу и стал неумело стягивать
прореху. Над кабиной ткань лаком не покрыта, но все равно проколоть
трудно.

-- Края крепи, -- посоветовал я. -- Вначале края, потом все зашьем.

Небо светлело. Мы летели навстречу восходу, планёр больше не трясся,
а будто по невидимым волнам скользил. Я покосился налево, направо, вверх
глянул. Небо самое обычное, словно и не летим, ничуть ближе не стало.

Вроде бы я окончательно опомнился. Страх сжался в груди, затаился,
давил на сердце, но все-таки не превращался в панику. Марк терпеливо
трудился, прореха уже была почти затянута.

-- Гнилая твоя машина, летунья, -- сказал я. -- Неужели покрепче не
могли сделать? Деревом обшить...

-- Ты еще предложи из железа планёры строить, -- фыркнула Хелен не
оборачиваясь. Я понял, что сказал глупость, и перестал срамиться,
замолчал. Ясное дело, она же говорила: планёр большой вес поднять не
может...

-- Ильмар... -- сказал вдруг Марк, тихо, на выдохе. -- Глянь
налево...

Я посмотрел -- и вздрогнул. По свинцовым волнам полз, рассекая острым
носом воду, линкор. Даже с высоты он казался громадным... неужели эти
точки на палубе -- люди?

-- "Сын грома", -- сказал Марк. Странное что-то прозвучало в его
голосе -- гордость пополам с тоской.

Паруса на корабле были спущены, значит он под машиной. Из трех
высоких труб валил черно-бурый дым, линкор шел на полном ходу. Это с
небесной выси кажется, что он медленный и неуклюжий, а на самом-то деле
таран волны режет, вода бурлит за кормой, и от материка до островов
корабль за два-три дня дойдет, особенно если ветер попутный дунет.
Палуба у корабля была деревянная, выскобленная добела, а вот борта
обшиты золотом до самой ватерлинии. Дом, небось, и на железо бы не
поскупился для лучшего корабля Державы, но проржавеет такой корабль.

-- Какой сигнал приветствия? -- вдруг спросил Марк. Хелен молчала. --
Качни крыльями! Быстро!

Она повернула голову. Зло улыбнулась Марку.

-- Умный ты, жаль, что дурак. Качну, не бойся. Корабль первым
сигналить должен.

Над бортом встал дымок -- ударила пушка. Холостым, вроде.

Планёр качнулся, Хелен ответила на приветствие. Было в этом что-то
титаническое, божественное, выше мелких людских забот. Плывущий по
океану гигантский корабль, могучий и величественный, и несущийся над ним
планёр -- хрупкий, презревший тупую силу ради быстроты и легкости.

Вот в такую минуту даже вор вроде меня гордость испытывает -- за Дом,
за Державу, за гений человеческий.

И в тоже время -- смешно. Я, тать нощной, планёр угнал, и мне же
преторианский линкор салютует...

-- Сколько лететь будем? -- спросил Марк у Хелен.