Чтение 16–й страницы книги ~Царь, царевич, король, королевич~

(Без кокетства и утайки)

Смолянинку с Кубатайкой.

Зеркальце затуманилось, пошло рябью... и потухло. Кащей решил, что
такой неверный итог его стараний связан с неудачной формулировкой приказа:
то ли зеркальце не умеет работать "без кокетства и утайки", то ли оно не
реагирует на уменьшительно-ласкательные формы имен искомых басурманов.
Кащей поднапрягся и выпалил другое четверостишие:

- Волю выполни мою,

А иначе - разобью:

Покажи мне Смолянина

С Кубатаем-осетином!

Зеркальце вновь честно попыталось выполнить его приказ, затуманилось,
пошло рябью... и погасло опять.

- Проклятье! - простонал Кащей и тут только вспомнил, что сам же в
целях конспирации наложил на все волшебные зеркала острова необратимое
заклятье.

Шмякнув в сердцах бесполезную стекляшку об пол, так, что только
острые брызги рассыпались в стороны, Кащей сплюнул и процедил сквозь зубы:

- Все равно найду.

...В княжецких палатах царило уныние. Расхворалась племянница
Владимирова да жена Добрыни Никитича - Забава Путятишна. Что за хворь
окаянная напала на нее никто сказать не мог - ни лекари, ни бояны, ни даже
Гакон - толстый бестолковый поп (*14), на смену Гапону пришедший. Ясно
было и неспециалисту, что скрутило ее знакомое уже царскому двору
НЕСМЕЯНСТВО, да в острейшей форме. Третью уж неделю лежмя лежала Забава на
перинах пуховых, приговаривая лишь:

- Тошно мне... Ох, тошно!..

Владимир с ног сбился.

Тут-то и появился в палатах его гость незванный, однако долгожданный
- лохматый да бородатый мужик в лаптях. Пав пред князем на колени,
вскричал мужик:

- Я - Гришка Распутин - святой старец! Лучшая водка моим именем
прозвана, да песенка заморская про меня сложена! Дозволь, Красно Солнышко,
племяшку твою осмотреть да излечить по возможности!

- Чего ж не дозволить, валяй, - согласился Владимир. - Однако
признайся, прохиндей, откуда о хвори-то ее ведаешь?

- Да как не ведать, княже?! Вся Земля Русская стонет от вести сей
горестной!

- Серьезно? Лестно мне это, лестно... Ну ладно, дерзни. Коли излечишь
Забаву, богато, Гриша, одарен будешь. А уж коль не излечишь, не обессудь,
головы лишишься...

- По рукам! - согласился Григорий. - Давай-ка, княже, поскорее сведи
меня к ней, а то, не ровен час, отдаст она, сердешная, Богу душу, меня не
дождавшись...

- Типун тебе на язык, Григорий! - всполошился князь и заторопился
было, но тут же и осекся: - Не получится быстро. Забава-то с Добрыней на
той половине царства живет, что я Емеле с Несмеянушкой на свадьбу
презентовал... Покамест в отделе режима паспорт заграничный оформят, пока
таможню пройдем...

- Развел ты, княже, бюрократию, - нахмурился Григорий. - Помрет
Забава, то-то урок тебе будет.

Побледнел Владимир от слов эдаких, поежился... Махнул рукой, мол,
"была-не была..." и молвил:

- Айда, без документов попробуем.

- ...Стой, кто идет! - пронесся над границей зычный окрик
богатырский.

- Кто, кто! - проворчал Владимир. - Дед Пихто! Князь это!

- А по мне - хоть князь, хоть грязь, а в чужой овин - не лазь, -
презрительно объявил пограничник.

- Видал?! - беспомощно глянул Владимир на Григория. - Я нонче - аки
король заморский, Лиром именуемый! - Затем вновь обернулся к богатырю,
напустил на чело грозности и заорал:

- Да ты че, Илюха! Как же этот овин - мне чужой?! Земля-то сия -
Русь, а я - князь русский!

Богатырь покачал головой:

- Э, нет. Руси-то две теперича. Та что у тебя - Русь Владимирская. А
тута - Русь Емелина, сюда пускать не велено...

Григорий отстранил князя рукой, выступил вперед и вдруг гаркнул, да
так, что испуганно присел и поджал уши конь под Ильей Муромцем:

- Оборзели?!!

Илья оторопело уставился на него. Григорий набрал в легкие побольше
воздуха и, выпучив глаза, рявкнул еще:

- Над князем куражиться?!! У последней черты, можно сказать, стоим!
Разменяли Русь, мать вашу!!! (*15)

Ноги у богатырского коня окончательно подкосились, и он тяжело
плюхнулся наземь.

- Да ладно, брось орать-то, - примирительно заговорил вынужденно
спешившийся Илья. - Чего надо-то?

Однако Григорий раздухарился и, видать, в сердцах о цели своего
прибытия запамятовал:

- Чего надо?! - продолжал он грозно кричать. - А если даже и ничего,
тогда что?!!

Илья призадумался, но промолчал. Тут вовремя встрял Владимир. Опосля
гришкиного рыка голос его казался тоненьким и слабеньким, хотя и кричал
он, пытаясь попасть тому в тон:

- Лечить Забаву будем, или как?!

Илья глянул на него, презрительно поморщился, но тут князя подхватил
Григорий:

- ИЛИ КАК?!! - рявкнул он с присвистом.

Илья почесал шлем.

- Вот это да, - сказал он, - вот это я понимаю. Глас народа.
Проходите, чего уж там. Или мы - нехристи какие, не понимаем?.. Дело-то
семейное...

Григорий и Владимир чинно проследовали через границу. Князь с
уважением поглядывал на своего спутника.

...Обезумевший от горя Добрыня сидел перед постелью жены, время от
времени роняя на дубовый пол скупую мужскую слезу.

Войдя в покои, Владимир остановился в нерешительности. Григорий же
протопал прямо к постели и приказал безапелляционно:

- Очистить помещение!

- Ты кто таков? - подпрыгнул от неожиданности Добрыня.

- Лекарь это, Добрынюшка, лекарь, - успокоил его Владимир. Из народа
человек. Святой, ежели не врет. Обещался зазнобу твою на ноги поставить.

- Пущай ставит, ежели обещался, - согласился Добрыня. - А не
поставит, пусть на себя пеняет.

- Очистить помещение, - неприятным голосом повторил Григорий. - И ты,
князь, тоже, между прочим, выйди, а то, не ровен час, на тебя хворь
перекинется.

- Пошли, пошли, Добрынюшка, - заторопился князь и потянул богатыря за
рукав.

- Да как же я жену свою... в спальне... с мужчиной... - начал Добрыня
неуверенно, но Владимир тут же инициативу перехватил:

- Да ведь старец он уже, Добрыня. Святой, тем более. А медицина,
брат, дело темное, разумению нашему не подлежит...

Наконец, князь выволок богатыря из комнаты, и Григорий с Забавой
остались наедине. Григорий откашлялся и произнес в подрагивающую от
рыданий спину:

- Ну, сказывай, красна девица, что у твоей болезни за симптомы?

Забава прекратила рыдать, обернулась, села на кровати, поджав под
себя ноги, утерла слезы, улыбнулась во весь рот и ответила:

- А ты - страшненький, дядька. Лохматенький. Я страшненьких люблю. -
И она озорно подмигнула. - Вот и Тугарин у меня был - такая страхолюдина,
глянешь, дух захватывает. А я его люби-и-ла, - вновь принялась она
размазывать по щекам слезы. - Страшный, зеленый, чашуйчатый, - шмыгая
носом, продолжала Забава мечтательно. - Не то что этот, - презрительно
кивнула она на дверь. - Розовый, гладкий, словно девка красная, аж
потрогать противно! Еще и Добрыней кличут... добрый, значит. Бр-р! А
Тугарин - злой был! Решительный! Настоящий мужчина. Ты, дядька, тоже злой,
по глазам вижу, - заметила она, вглядываясь в дремучие распутинские космы.
- Тоже, видать, решительный... Ну, иди ко мне, волосатенький, - протянула
она к нему руки обольстительно, - иди, развей мои печали!

- Изыди, Сатана! - вскричал Григорий, отскочив к противоположной
стене, - руки прочь, бесстыжая!

- Ругается! - умилилась Забава и ринулась за ним.

Распутин опрометью кинулся в двери и, захлопнув их перед самым
Забавиным носом, подпер их собственной спиной.

С минуту за его спиной раздавались удары и толчки, потом все стихло,
а затем в отдаление вновь послышалось девичье хныкание. Григорий
расслабился.

- Ну что?! - обступили его с обеих сторон Добрыня и Владимир.

- Жить будет, - объявил старец авторитетно. - Случай однако сложный.