смертельное полукольцо. Справа - черные, слева - коричневые плащи, впереди
- тонкий слой из живой человеческой плоти. Если умрут эти люди - умрет
Ланнеран. Пусть приходит. Ради них - не ради меня.
стены. Черный ком, грозовая туча, где, как молния, блещет меч. И она
увидела: болорцы не сдвинулись с места. Просто стоят и смотрят, как бог
убивает черных. И она улыбнулась - в себе - безрадостно и обреченно: еще
один узел развязан, осталось совсем чуть-чуть...
мой бог. Мой! Не сын мой, не муж мой - но мой...
тоскливо отвел глаза. Правда ли, что в страшном взгляде бога мелькнула
жалость?
пропустила.
моего отца?
семье.
выполнил приказание. Тревожный шорох - и короткий вздох облегчения, когда
болорец в ответ обнажил лицо.
Не мне решать, чем закончится наша вражда, но в Ланнеране мы с тобой не
враги.
плащи?
черных, болорцы пойдут за ним.
перекрыл все голоса и заставил смолкнуть толпу. - Забери мать и уведи в
безопасное место. Теперь это дело не твое и не ее. Мы - люди, - сказал он,
- мы сами искупим вину и сами заслужим право на жизнь!
неживое. В Дом Ранасов привел он ее, в давно ушедшие годы. Ее встретили
Ранасы, они улыбались ей, и она улыбалась им, хоть Ранасов нет на свете.
Только сладкие, горькие воспоминанья...
на стенах цвела и печалилась роспись: чистая зелень, веселая синева,
золотые плоды, голубые воды...
одиноко...
надо.
Аэна!
угрюмая горькая сила и безжалостная доброта, но не ложь, нет, он не
жесток, он не стал бы ее терзать бесполезной надеждой.
полно флуктуаций, - сказал он, - надо же было нам туда угодить! - он ходил
по комнате - страшный, легкий, полный темной упругой силой, и она
безмолвно следила за ним. - Торкас во мне, - сказал он, - но одновременно
быть мы не можем - или он, или я. Я должен уйти, - сказал он, - и я уйду.
Я еще не знаю, как это сделать, но я уйду - и он будет жив.
огненное кольцо?
больше так не хочу.
нежность была в глазах: - Что ты тревожишься о пустяках! Я столько раз уже
умирал, что для меня это плевое дело. Трудность не в том, - сказал он, -
мне нельзя умереть, потому что Торкас тоже умрет. Мне надо просто уйти, а
это противоречит... Ладно! - сказал он. - Потерпи. Думаю, что сумею.
только то, что хочу сказать. Я хочу, чтобы Торкас был жив! - сказала она.
- Если он умер - умру и я. Но ты не обязан умирать за него. Довольно того,
что ты сделал для Энраса, когда избавил его от позора и мук. Пусть будет,
как есть, - сказала она, - ты останешься - мы уйдем.
ты что, не любишь сына? Разве мать смеет так говорить?
ко мне пришел и назвал его имя, я знала, что он обречен. И я согласилась,
- сказала она. - Я зажгла для тебя огонь и служила ему. Молитвой и огнем я
тебя привязала, чтобы ты не покинул нас. Да, я плохая мать! - сказала она.
- Это я погубила Торкаса, а не ты. Это я определила его судьбу. Я знала,
что ты однажды проснешься, - и Торкас умрет, но потом ты сделаешь то, что
не сделал Энрас: спасешь всех живущих и детей их детей. И поэтому я
говорю: пусть будет, как есть. Я умру...
тебе все объясню. - Он легко перенес из угла тяжелое кресло и сел напротив
- глаза в глаза. - Мне плохо с тех пор, как Торкас заснул, - сказал он
угрюмо. - Верь или нет, но я его полюбил, и он тоже ко мне привязался -
слегка. Если б не Торкас, я дал бы себя убить - это было мне все равно. А
теперь я прожил так долго, что кое-что о себе вспомнил. И теперь я знаю,
чего хочу. Я хочу свободы, - сказал он. - Уйти насовсем. Не рождаться и не
умирать. Заплачу свой последний долг...
что я такое. Когда-то я жил, но это было давно, и я ничего об этом не
помню. Я помню только, что я уничтожил свой мир. Мы многое знали и умели
больше, чем надо. Нет, - сказал он, - никто меня не судил. Я сам осудил
себя на многие сотни смертей. Довольно глупое наказание, ведь я не помнил,
за что осужден. А теперь вспомнил - и мне надоело. Я хочу расплатиться и
уйти. Мир за мир, - сказал он, - и хватит! Так что не мучай себя, а просто
жди.
полыхнул у него глазах.
мешал. Жаль, - сказал он, - ты не сумеешь понять...
процесс еще можно остановить. Надо просто потратить себя до последнего
эрга... Вот что паршиво, - сказал он, - ваше солнце, по-моему, уже
нестабильно. Через несколько тысяч лет...
дни!
слабый румянец окрасил щеки. - Я знаю выход, - сказала она. - Возьми мою
душу и слей со своей!
превосходством:
право, но разве я не вправе себя осудить? Я - плохая мать, - сказала она.
- Не важно, ради чего, но я обрекла на гибель сына. Я - плохая жена, -
сказала она, - потому что все эти годы я любила тебя. Да! - сказала она, -
не Энраса, а тебя! И не в память Энраса, не ради людей - для себя одной я
тебя удержала. Боялась, ненавидела, проклинала - и звала тебя каждую ночь.
Они считали меня святой! - она невесело усмехнулась, - а я звала тебя
каждую ночь и думала о тебе, как о муже! А что мне делать теперь? -
спросила она. - Ты в теле Торкаса, и нам невозможно быть вместе. А если ты
умрешь, а Торкас воскреснет, - прощу ли я ему твою смерть? Смирюсь ли, что
он - не ты?
досталось? Что меня ждет, мой бог? Бесполезные слезы и поминальный огонь.
Ожидание смерти и память о том, что мне предстоит расплата. Пощади меня, -
сказала она. - Ты изведал уже посмертных скитаний, так избавь же меня от
них!
поделаешь: она из нашей породы. Из гордости или упрямства она сделает это
с собой, не понимая - она ведь жива! - чем за это заплатит. Довольно
просто вступить на Дорогу Тьмы, но как непросто исчезнуть с проклятой
дороги!
теплый, пластами лежал у стен.
Корнев Павел
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Орлов Алекс
Никитин Юрий