Чтение 16–й страницы книги ~Люди Приземелья~

труднее.

Кедрин знал, кого Герн имеет в виду.

На орбите Трансцербера все по-старому, или вернее - по-новому. Все
заняты своими делами и старательно делают вид, словно ничего и не
произошло.

Это не так трудно: у них есть предмет для размышлений. Что же
все-таки случилось? Ответить на это не так просто и вряд ли вообще
возможно.

Схлынуло нервное напряжение, стало возможно думать о происшествии
объективно. Правда, участникам и даже жертвам происшествия (а ведь именно
в такой роли выступает сейчас население "Гончего пса") не так легко
обрести нужное для этого спокойствие. Но они пытаются.

Капитан Лобов сидит, поглаживает щеку и думает: хорошо, что успели
развернуться и дать импульс. Иначе им здесь было бы не до споров. А сейчас
- пускай себе полемизируют. Все естественно: одни защищают механику,
другие - электронику. У каждого человека есть что-то излюбленное в каждой
области; в области аварий - тоже. А если отрешиться от пристрастий? Тогда
вообще ничего непонятно. Механика была так же надежна, как электроника,
электроника - как механика. Плюс да плюс в результате дали минус. Формула
проста, но есть одно затруднение: она противоречит всему, что известно из
элементарного учебника алгебры.

Что же, придется передать на Землю все, что можно: пусть там тоже
поломают голову.

Капитан размышляет, а ученые постепенно возвращаются к основной теме
разговора; к проблеме Трансцербера. Это - настоящий костер, в пламени
которого сгорают нервы. Тем более, что со Звездолетного пояса принята
фотограмма: корабль доберется до потерпевших крушение самое позднее через
четыре месяца.

Четыре-то месяца они здесь продержатся, даже пять. Риекст, хозяин
энергии, подтверждает это, поскольку молчание, как известно, - знак
согласия.

В конфиденциальном разговоре с инженером капитан Лобов позволяет себе
допустить и иную возможность: что скорость сближения "Гончего пса" и
Трансцербера, правда в микроскопических дозах, но возрастает. На этот раз
Риекст, знаток приборов, соглашается с капитаном не только молчанием.

Но и они верят, что выход есть. Потому что на Звездолетном поясе
знают капитана Лобова, а капитан знает Велигая, да и остальных тоже. Они
не оставят в беде.

- Четыре месяца, - сказал Велигай. - Четыре месяца.

Он сосредоточенно глядел вперед, словно эти слова были написаны на
противоположной стене.

- Если бы ты мог хоть час не думать об этом... - проговорила Ирэн.

- Я и не думаю.

Он был прав: он не думал об этом, как не думают о дыхании. Велигай
сейчас именно дышал этим: судьбой капитана Лобова и его экипажа. Ирэн
понимала, что изменить что-либо не в ее силах; оставался единственный
выход - самой жить тем же. Извечное женское искусство... Она задумалась,
но ничего утешительного не приходило в голову, хотя именно сейчас ей
хотелось найти слова утешения.

- Не знаю, - произнесла она наконец. - Верю, что выход есть. Но не
вижу его.

- Я тоже, - кивнул он. - Хотя схема проста.

Ирэн вздохнула. Велигай никогда не признавался, что бывают положения,
из которых он не видит выхода. Признаться в своем бессилии - значит самому
поверить в него, иными словами - потерпеть поражение еще до начала. Но от
нее он не скрывал, что порой заходит в тупик. Ирэн понимала: даже самые
сильные люди изредка должны на кого-то опираться. Пусть хоть на краткий
миг. И она должна быть благодарна этому обстоятельству: иначе они,
наверное, никогда не стали бы больше, чем товарищами по работе.

Может быть, это было бы лучше? Нет... И не надо беспокоиться из-за
воспоминаний. Настоящее - вот оно, рядом. Его можно ощутить рукой, всем
телом...

Она улыбнулась, благодаря настоящее. Ее улыбка не ускользнула от
Велигая, хотя смысла ее он, разумеется, не понял; да и много ли таких
мужчин, которые понимали бы хоть в одном случае из десяти точный смысл
улыбки женщины - даже самой близкой?

- Нет, серьезно, - сказал он. - Схема крайне проста, но что я в
тупике - это, к сожалению, факт.

Он взглянул на часы.

- Я побуду у тебя еще. Можно?

Она дала ему понять, что об этом не стоило спрашивать. Даже если бы
она этого не хотела, даже в таком невероятном случае - все равно она бы
заставила его остаться. Здесь он был словно наедине с самим собой, а
только так можно спокойно думать.

- Схема, - сказал Велигай. - Схема, схема... Погрузившись в
размышления, он часто машинально повторял вслух какое-нибудь слово. - Что
же, все просто: корабль идет на орбиту Трансцербера; выполняет несложный
маневр; забирает Лобова с людьми; возвращается на Землю. - Он усмехнулся.
- Цветы и объятия.

Она дотронулась до его лба. Он моргнул.

- Ну, да. Нужна малость: корабль.

- Не всякий, - сказала она.

- Да. Из четырех имеющихся категорий...

Она знала, что это за категории. Маленькие приземельские корабли с
радиусом действия не дальше Луны; шарообразные планетолеты - "пузыри" - с
ионными двигателями, дешевые и неприхотливые, но тихоходные, не
забиравшиеся дальше Марса; специальные корабли с диагравионными
двигателями, небольшие и быстроходные транссистемники, предназначенные для
разведки и научных экспедиций (к таким принадлежал и "Гончий пес"); и,
наконец, звездолеты - "длинные корабли", по терминологии монтажников, по
размерам, мощности и степени сложности похожие на корабли трех предыдущих
категорий так же, как орган похож на аккордеон или губную гармошку.

- ...Из четырех имеющихся категорий речь может идти о двух последних:
о транссистемниках и длинных. Согласна?

Она серьезно кивнула. Наверное, вопрос об ее согласии был нужен
Велигаю для сохранения ритма мышления, но и это было не так уж мало.

- Самое простое, - сказала Ирэн, - послать транссистемный. "Стрелец"
сейчас в районе Пояса астероидов.

- Земля чуть было так не решила, - сказал Велигай. - Пришлось битый
час их отговаривать.

- Почему?

- По двум причинам. Первая: "Стрелец" идти к ним не может.
Арифметика: их там восемь, нормальный экипаж транссистемного - пятеро, в
сумме тринадцать. Без специальной переделки больше десяти человек
транссистемный ни в коем случае забрать не сможет.

- Но если потесниться...

- Тогда и будет десять. Дело ведь не в площади. Дело, во-первых, в
мощности дыхательных, регенерационных, экоциклических систем и, во-вторых,
- в количестве охранительных устройств. Только они позволяют людям
выносить те перегрузки, которые и делают транссистемник скоростным
кораблем. Поняла, звездочка?

Он умолк, положив ладонь на ее волосы, медленно перебирая их.

- Говори, - сказала она.

- Это была арифметика: пока "Стрелец" свернет базу на Поясе
астероидов, пока придет сюда, пока его переделают и, наконец, пока он
после всего этого до них доберется - пройдет уйма времени. Можно не
успеть.

- Ну, - она подняла голову, - мы бы постарались сделать все
побыстрее.

- Так мне сказали и на Земле. Но тут в действие вступила алгебра.

Он помолчал.

- Дело в том, что "Стрелец" - двойник "Пса". Брат-близнец.

- Я помню, как их строили.

- Ну, конечно. Причины аварии "Пса" нам неизвестны. Судя по
донесениям Лобова, ничего подозрительного, никаких ненормальностей не было
до самой последней секунды.

- Так что, если послать однотипный корабль...

- В этом вся суть. Если авария по необъяснимой причине произошла с
"Гончим", где гарантия, что то же самое не случится и с другим таким же
кораблем?

- Да, - сказала она. - Правда...

- Несложно, а? Но убедить в этом остальных было трудно. Кое-кто
возражал очень крепко. Меркулин, например. Директор... Да ты ведь знаешь.

- Знала когда-то, - подтвердила Ирэн.

- Он мыслит по такой канве: авария не может быть закономерностью.
"Пес" - первоклассный корабль, обладающий защитой от всех и всяких
случайностей, не говоря уже о закономерностях. Он полагает, что причина
аварии - в нарушении людьми каких-нибудь норм поведения. И приходит к
выводу, что в космическом полете присутствие людей - не только ненужный,
но прямо-таки вредный фактор. Они, мол, создают условия, осложняющие
нормальную деятельность автоматов. А за автоматы он ручается. Там ведь
было кое-что из их продукции. Основное, правда, делали мы сами.

- Честь мундира?