Чтение 16–й страницы книги ~Ингвар и Ольха~

-- Я сказал достаточно, -- бросил хазарин небрежно. -- Подумай на досуге.

Ольха вышла и, в сопровождении стражей, вернулась в палату.

Она понимала, что хазарин жестоко прав. Русы пришли, чтобы остаться. Дань хазарам славяне почти не замечали, хотя дань кровью считалась самой тяжелой данью. Но в многодетных полянских семьях, где пятнадцать-восемнадцать детей не редкость, всегда находились охочие постранствовать, без принуждения шли в хазарское войско. Понятно, их первыми бросали на взятие чужие городов, но опять же -- те первые могли сорвать драгоценные серьги и кольца с жертв, пытками заставить выдать спрятанное золото.

Ольха немало знала о хазарах, ибо в ее племени доживали век трое стариков, что ходили в походы еще с великим Марином, а недавно вернулись двое воинов, которые служили аларесиями, то-есть, телохранителями хазарского кагана. Правда, из племени уходило семь лет тому двенадцать сотен молодых парней... Впрочем, не обязательно все погибли. Кто-то мог остаться, прижиться. ч

От этих двух Ольха и знала о царстве хазар. С бедными кочевниками стряслось то же самое, что со славянами. Южных славян победила и ввергла в рабство нивесть откуда явившаяся орда диких кочевников -- черноволосых, узкоглазых, злых, во главе с ханом Аспарухом. Кочевники называли себя болгарами, и покоренные земли тоже назвали Болгарией. Западных славян теснят и захватывает германцы, а восточных сперва захватили викинги, как делали уже в Нормандии, Корсике и других диковинных странах, а потом, когда славяне викингов погнали -- русы. Хазар же победили и поработили иудеи. Но не силой, а как-то хитростью. Незаметно для хазар заняли места вождей, полководцев, а потом и вовсе сменили местных богов на своих. Вернее, на своего, так как иудеи поклоняются одному богу, очень ревнивому, который других не терпит.

А побывавший в Хазарии волхв древлян рассказывал удивительного еще больше. А о про иудеев рек, что они некогда были храбрыми воинами, но так как даже самые сильные рано или поздно умирают, если не гибнут, а новым приходится вое начинать сначала, то иудеи долго думали, как бы свою силу копить и передавать этим новым воинам. Чтобы каждое их поколение становилось сильнее, в то время как другие народы постоянно начинают сначала. Но силу нельзя передавать, как и отвагу. Даже у богатырей дети часто рождаются слабыми, а у храбрецов -- трусами. Однако можно передавать богатства, знания!

И целый народ иудеев начал заниматься тем, что накапливал золото и добывал знания. По их вере каждый должен уметь читать и писать, только грамотный может собирать и умножать знания, а вместо войск начали собирать деньги, воевать ими, подкупая властителей других стран, покупая себе льготы.

Хазарию завоевали не мечом, а умом и золотом. Сейчас Хазарией правят только иудеи, они все стали боярами... как у южных славян захватившие их дикие болгары, как у северных -- захватившие их русы. Теперь хазарские войска двигаются только по приказам иудеев, воюют в их интересах, захватывают славянские племена и требуют молодых парней и девок на продажу в южные страны.

Олег пришел с войском в землю полян и тиверцев, спросил: "Кому платите дань?". Те ответили: хазарам. "Теперь будете платить мне", велел Олег. Поляне покорились, а тиверцы взялись за оружие, ибо хазарская дань им казалась легче.

Но на чью сторону стать древлянам? От того, куда станут, резко изменится карта всего белого света!

Ингвар встретил ее вопросительным взглядом. Если скажет, что отсутствовала долго, подумала она свирепо, прямо сейчас шарахну по голове кувшином.

Похоже, он прочел это в ее глазах, смолчал, только засопел. Асмунд и Рудый громко разговаривали, чокались полными кубками, пили, вспоминали былые походы. Асмунд придвинул к Ольхе полный кувшин:

-- Княгиня, отведай! Настоящее ромейское.

Рудый пихнул его локтем:

-- Пожалуй, она еще не пьет прямо из кувшина.

Асмунд захохотал, и, опережая Ингвара, налил в кубок Ольхи темно-красного, похожего на кровь, вина. Запах защекотал ноздри, она опасливо пригубила сказочный напиток.

Она видела, как пришли трое с бубнами и двое с длинными трубами, но не обратила внимания, скоморохи везде одинаковы, однако бубен стукнул раз-другой, и ее сердце непроизвольно стукнуло в ответ. Заревела труба, хрипло и протяжно, совсем не музыкально, и Ольха ощутила, как в ее усталом теле вздрогнули какие-то жилки.

Еще двое начали стучать в бубны. Сперва тихо, затем все увереннее, начали ускорять удары. Второй трубач поднес свою деревянную дудку к губам, надул щеки. Ольг" вздрогнула от нового рева, чем же он хорош, хриплый и злой, в это время среди собравшихся пошло движение.

Красивая миссионерка, поляница, как назвала ее для себя Ольха, встала и вошла в освободившийся круг. Замерла на миг, выпрямившись и глядя перед собой надменно, ее ноги переступили дважды, и она начала танец, от которого мурашки побежали по спине Ольхи.

Танец должен быть плавным, женщины должны двигаться аки серы утицы, смотреть сладко и покорно из-под полуспущенных ресниц, ни в коем случае не прямо в глаза, а то сочтут бесстыжей, помахивать платочком. А эта прямо как танцующая змея, не скрывается, двигается резко, угловато, нарочито застывает в конце каждого движения как вмерзшая в лед лягушка!

Не успела черноволоска пройти круг, как из-за стола вылезли двое из старшей дружины. Волосы до плечей, па лбу по обычаю русов перехвачены широкими обручами. Из серебра, судя по цвету, с богатым узором, затейливыми насечками. Оба рослые, как все в старшей дружине, поджарые и перевитые тугими жилами. Они начали пляс, глядя друг на друга вызывающе, будто готовились к схватке. Бубны били громко, горяча кровь, а от хриплого рева она просто вскипала.

В палате уже все смотрели только на танцующих. Кто-то начал размеренно бить в ладоши, постепенно и другие оставили яства и выпустили из рук кубки. Воздух начал вздрагивать от одновременных ударов в широкие ладони, и это странной волнующе вплелось в дикую музыку.

Женщина ходила в танце, не сгибая спины, между двумя воинами, а они словно бы боролись за ее внимание. Ольха стиснула кулачки. Никогда не видела такого странного танца, отвратительного и Одновременно такого... волнующего.

Ни разу не поклонилась даже князю, отметила Ольха восхищенно. Смотрит дерзко, будто он перед ней и не князь вовсе. Или она настолько выше, что для нее одинаково: смерд ли, раб или Князь. И танцует гордо, надменно. Что дивно, так эти двое мужчин тоже не сгибают спин. Никто не пошел вприсядку, не кувыркнулся, не пол на руки!

В бубны начали бить чаще, а хриплый рев труб стал громче. Тавец ускорился. Женщина была без оружия, но в каждом движении таилась сила, опасность.

Двигались ритмично, одновременно, их рисунок танца был удивителен и одинаков, как узор на рушнике. Ольха смотрела завороженно, выронила из ослабевших пальцев ножку утицы, а отрок не подобрал, тоже не мог оторвать глаз.

Мужчины одновременно подпрыгивали, выкрикивали что-то на росском языке, с размаха падали на колена, только на одно, во и тогда спины оставались гордо выпрямленными, а смотрели вызывающе.

Еще двое воинов, переглянувшись, вылезли из-за стола и присоединились к танцующим. Трубы ревели хрипло и торжествующе. Женщина улыбалась хищно и победно. Мужчины падали перед ней на колени, вздымали руки, а она танцевала, и ее власть над ними становилась все более явной.

Ольха не замечала, как задержала дыхание, а ее кулачки сжались так, что ногти впились в ладони. Полжизни бы отдала, только бы уметь танцевать. Танец -- это зримое колдовство. И сразу видно, как под твои чары подпадают самые-самые стойкие...

Женщина улыбалась Олегу, но улыбалась недобро, даже не прикидываясь, не одевая личину. В ее глазах была неприкрытая угроза. И Ольха, холодея от сладкого ужаса, понимала, что это не только в танце. Женщина, в самом деле, враг великому князю и вовсе этого перед ним не скрывает.

-- Как зовут? -- шепнула она.

Ее губы едва колыхнулись, однако сквозь рев труб и оглушающие удары бубна Ингвар услышал, переспросил:

-- Кого?

-- Эту... миссионарку.

-- Миссионерку. Гульча. Ее зовут Гульчей.

-- Странное имя... но красивое.

-- Если полностью, то -- Гульчачак. По-ихнему, это какой-то редкий цветок. Но у нас кличут Гульчей. Еще говорят, что она колдунья. Даже в змею оборачиваться умеет!

Не зря говорят, подумала Ольха. По спине густой стаей побежали злые мурашки. В каждом движении этой женщины есть нечто завораживающее от большой и сильной змеи. А в глазах, которые не отрывает от великого князя, уже не таится, а кричит о себе явная угроза. Неужели он, прозванный Вещим, не видит?

Трубы взревели в последний раз. И разом умолкли. Бубны гремели уже так часто, что слышался только непрекращающийся громовой раскат, и после дюжины все убыстряющихся поворотов женщина внезапно застыла в такой гордой позе, какую Ольха ранее не могла даже вообразить. Все четверо мужчин стояли, опустившись на колено и прижав правые ладони к сердцу. Лица были обращены к женщине. Бубны разом умолкли. Ольха кусала губы, готовая разреветься. Эта женщина... она будто бы танцевала и за нее, плененную, но не сломленную. И ее душа, душа древлянской княжны, тоже гордо вскидывает голову. И выпрямляет спинку. Там, глубоко внутри.

Женщина улыбнулась победно, вернулась за стол. Ее иссиня-черные волосы падали на хрупкие плечи, закрывали прямую спину. Отроки поспешно сменили перед ней блюда, наполнили кубки. Она искоса посматривала в сторону великокняжеского трона. Ольхе показалось, что в глазах великого князя промелькнула боль. Однако это могло показаться, ибо сразу же он поднялся, кубок высоко в руке, голос мощный и сильный:

-- Пьем за здоровье воеводы Лебедя! Его дружина доблестно отстояла земли тираспов от войска волохов!

Лебедь поднялся насупленный, он и за столом не снял кольчугу, небрежно поклонился, угрюмо зыркая по сторонам запавшими глазами из-под выступающих надбровных дуг, молча осушил рог с вином и сел.

Ольха поморщилась:

-- Невежда... Ни доброго слова, У нас бы такого не пожаловали.

-- И у нас не жалуют, -- усмехнулся Ингвар. -- Потому он редкий гость за столом князя. Зато на войне незаменим... Его не любят даже друзья, всем в глаза режет горькую правду-матку, а кому это нравится? Нам всем бы послаще! Но уважают и доверяют ему даже враги.

Лебедю что-то шептали с обеих сторон, похоже, уговаривали провозгласить здравицу в честь великого князя, но упрямый воевода лишь покачал головой. Пил, как заметила Ольха, мало, зыркал угрюмо и злобно по сторонам, и некоторые из старшей дружины обрывали беспечный смех, серьезнели, осматривались уже трезво.

Еще Ольха узнала на пиру одного из дружинников, что вез ее из самого Искоростеня. Баян сидел за дальним столом для простого народа, часто склонялся к уху своего соседа, седого, как лунь, высохшего старца. Тот был желт, лицо испещрено глубокими морщинами, беззубый рот собрался в жемок, похожий на куриную задницу. Боян заботливо выдирал из перепелок белое мясо, складывал на блюдо старцу, из рыбы выбирал кости, следил за стариком, как за младенцем.

-- Молот, -- сказал Ингвар.

-- Кто?

-- Старика зовут Молотом, -- объяснил Ингвар. -- Он пришел еще с Рюриком. Знатный был воин... Приятно видеть людей еще того, почти сказочного времени!

-- Как он добрался до стола, -- удивилась Ольха. -- Он мог рассыпаться по дороге.

-- Думаю, Боян его принес сюда на руках, -- бросил Ингвар весело, и Ольха не повяла странного юмора русов. Глава 21

Гости все чаще вставали из-за стола. Иные возвращались нескоро, другие собирались по три-пять человек, пили стоя, пуская огромный рог по кругу, обнимались, что-то обсуждали, хватали со стола и с подносов наполненные кубки. Расхаживали вдоль стен, громко разговаривали, а смеялись еще громче.

Она ощутила, что ее рассматривают придирчиво и с восторгом. На той стороне палаты, где гуляли гости князя, на голову возвышался над боярами и знатными людьми огромный белокурый викинг. Золотые волосы казались расплавленным золотом, синие глаза были как небо, а когда улыбался, зубы блистали как молния. В правой руке он держал огромный турий рог.

Ольха подумала смятенно, что таких богатырей не встречала ни в своем племени, ни в соседних. В самом деле, в Киеве встретишь все, что угодно. Этот гигант, судя по всему, явился в одежде своего племени -- в шкуре пардуса через плечо, легкой обуви из волчьей шерсти. Среди богато разодетых бояр выглядит... необычно в красиво!

Викинг, не отрывая от Нее глаз, протиснулся через толпу. Ольха выпрямилась, чувствуя как его взгляд пробежал по ее фигуре. Голос викинга был сильный, мужественный:

-- Что привело такую дикую непокорную красоту в дом, где мало женщин, а слишком много пьяных мужчин?

От него пахнуло вином, чуть-чуть крепким мужским потом, но сам викинг выглядел чистым, как речная рыба.

-- Ты тоже выглядишь диким и непокорным, -- ответила Ольха и увидела, что ее ответ польстил викингу. Мужчины падки на сладкие слова больше, чем женщины. -- Но ты тоже здесь.

-- Я проездом, -- отмахнулся викинг. -- Еду в Царьград. Наймусь в охрану императора. Или пойду на войну. Империя всегда где-нибудь воюет... А что делаешь ты?

-- Я -- добыча, -- ответила Ольха.

Его глаза сразу посерьезнели. Он отнял рог от красных красиво изогнутых губ:

-- Как это?

-- Меня взяли в плен. Я княгиня Древлянская.

Он изучал ее несколько мгновений. Спросил серьезно:

-- И что собираются с тобой делать? Казнить?

Она невольно вздрогнула Ее плечи передернулись, словно по палате пронесся порыв зимнего ветра.

-- Хуже. Насильно отдать кому-то из бояр в жены...

Он смотрел непонимающе. Потом глаза блеснули гневом:

-- Вот как... Но это подло! Льготе убить.

-- Ты понимаешь меня, -- прошептала она с благодарностью.

-- Еще бы! Моя сестра Хильда...

Голос его прервался, будто за горло внезапно ухватила огромная мускулистая рука. Быстро огляделся по сторонам:

-- Меня зовут Сфенел. Если доверишься мне, мы можем попытаться бежать.

-- И ты?

-- Я все равно завтра покидаю Киев. Моя дорога лежит прямо на юго-восток. К Царьграду. Жизнь наша будет полна подвигов, как лес муравьев! Мы с тобой отправимся в далекий путь на драккаре с длинными веслами. Но если хочешь, можем расстаться прямо за городскими воротами. Или дальше, как пожелаешь.

Она ощутила такой приступ острой надежды, что пошатнулась, умоляюще прижала к груди руки;

-- Да, да, хочу! Вырви меня из этого ужасного места! Но... это же опасно. Если нас схватят, тебя могут убить!

Он беспечно рассмеялся:

-- Викинг рождается для битв и славной гибели. А какая гибель может прекрасней и угодней нашим свирепым богам, как не за красивую женщину?

-- За женщину...

Он поправился, почувствовав тревогу в ее словах:

-- Защищая женщину! Как брат. Любая женщина пусть видит во мне брата, старик -- сына, а ребенок -- отца. Так завещали нам боги.

Она уцепилась за него так, будто уже висела над пропастью:

-- Я пойду с тобой!

Сфенел, беспечно разговаривая и слегка обнимая ее за талию, вывел в коридор, дальше неожиданно увлек в небольшую ком-ватку, запыленную и пустую. Он покачивался, улыбка была широкая и глупая, но глаза оставались трезвыми. Ольха чуть побаивалась, не ведет ли витязя собственная похоть, но викинг, похоже, в самом деле любовным потехам предпочитал звон мечей.

Он подбежал к окну, ухватился за железную решетку. Ольха со страхом и восхищением смотрела как вздулись чудовищные мышцы, затрещали. Нет, затрещало железо, выползая из деревянных гнезд!

Сфенел осторожно положил решетку на пол, стараясь не звякнуть, выглянул.

-- Ты сможешь вылезть за мной?

-- Конечно.

-- А я не знаю, но попробую.

Он на миг выскользнул в коридор, вернулся с огромным боевым топором. Ольха помогла приладить его в ременной петле за плечами, затем Сфенел, обдирая плечи, протиснулся в окошко, поизвивался, цепляясь на внешней стороне, исчез. Ольха поспешно полезла следом.

Сфенел висел на одной рука, ногами нащупывал опору на гладко отесанных бревнах. Лицо его было злое, трезвое, а глаза грозно блестели. Голос был тихим:

-- Нам нужно опуститься побыстрей. Могут поднять тревогу.

Ольха заспешила вниз с такси скоростью, что викинг только ахнул, начал быстрое переполоть с бревна. на бревно. С высоты в два человеческих роста прыгнул, но Ольху не догнал, она уже стояла на земле.

-- Надо пробраться к коновязи, -- предложила она. -- Там сейчас никого нет.

На его лице было смущение. Она спросила встревоженно:

-- Что-то не так?

-- Викинги не умеют ездить на конях, -- признался он неохотно. -- Мы -- морской народ. Я научусь в Царьграде.

-- Эх... а как же ты думаешь туда добраться?

-- На кораблях, -- удивился он. -- Как же иначе? На кораблях нам пет равных. Как и в сражениях на суше... Там у причала сотни судов. Больших и малых, боевых и торговых. Есть даже наши драккары. Надо пробраться туда, а там я тебе покажу что такое настоящий викинг а бою!

Их догнали, когда они прокрались через княжеский двор и выскочили за ворота. Сфенел был слишком заметен, ему кричали приветственно, на него указывали -- викинг был в самом деле сказочно красив, с таких поют кощюнники и грезят девки.

Вдогонку с криками выбежало с десяток дружинников. Сфенел хотел было остановиться и драться. Ольха вскрикнула:

-- А Царьград?

Сфенел выругался, побежал, держа ее за руку. Они миновали три улицы, от них шарахались, прыгали с дороги, у Ольхи затеплилась надежда уйти из ненавистного города, впереди уже показались раскрытые ворота, когда впереди раздался конский топот.

В сотне шагов на перекресток выметнулись конники, не меньше двух десятков. Трое ринулись вперед, сзади крикнули, все выстроились в две линии, перегораживая улицу.

Ольха оглянулась. Сзади с мечами и топорами придвигались дружинники. Они прикрывались огромными щитами. Ольха такие видела впервые, надвигались сплошной стеной.

Сфенел со страшным криком потащил из-за спины топор. Лицо его озарилось свирепой радостью. Не глядя на Ольху, сказал сдавленно:

-- Прощай, любимая!.. Я не сумел защитить сестру... Может быть, боги простят меня, если умру, защищая тебя.

Он оглянулся, смерил взглядом расстояние до конников. У тех в руках появились копья и боевые топоры. Когда стена щитов приблизилась на десяток шагов, Сфенел с криком прыгнул вперед.

Ольха не ожидала, что огромный викинг, который должен быть грузным, может прыгнуть так далеко. Не ожидали и воины со щитами. Сфенел в прыжке обрушил страшный удар огромного топора, раздался треск, дружинник упал, а Сфенел с диким криком начал рубить направо и налево. Двигался он легко и быстро как барс, но после каждого удара щит разлетался вдрызг, а воин за ним падал весь в крови.

-- Один! -- вскрикнул он страшно. -- Один!

Ольха со страхом поняла, что Сфенел призывает Одина, верховного бога викингов, который с небес зрит на лучших воинов и отбирает героев себе в дружину.

Боясь опоздать, она бросилась вперед, увернулась от залитой кровью секиры, выхватила из руки павшего дружинника меч. Меч был странный -- кривой, с утяжеленным на конце лезвием, но легкий, из синеватого булата.

Она загородила дорогу дружиннику, что пытался прокрасться к Сфенелу сбоку, парировала его удар. Его глаза расширились:

-- Баба...

Она быстро и с силой нанесла удар под ухо, под край шлема:

-- Женщина, дурак.

Лезвие рассекло череп, кровь брызнула горячей струей. Она снова вскинула меч, уже залитый кровью. Сфенел увидел, несмотря на жаркую схватку, отбивался сразу от троих, закричал счастливо:

-- Валькирия!.. Один, благодарю тебя!

Тремя страшными ударами поверг на землю троих, а Ольха отрубила руку одному, а второму сшибла шлем. Держась за лоб, он поспешно отступил. Сфенел захохотал, высоко запрокидывая голову. Он был очень красив, той мужественной красотой, что нравится женщинам, а у мужчин не вызывает злобы. Забрызганный кровью, разрумянившийся от схватки, он казался совсем юным, почти ребенком.

Дружинники отступили, растерянно и зло посматривая друг на друга. На улице осталось полдюжины трупов, а раненые с криками и стонами отползали к стенам.

Сзади всадники не двигались, запирали выход из города. Спереди посовещались, наконец, ринулись разом. Это были опытные воины, стыд придавал силы.

Сфенел рубился страшно, но щит у него был мал, закрывал не больше половины груди. Когда изрубили в щепки, он отшвырнул и сражался уже с одним топором. Он был в крови, но теперь Ольха с болью видела, что это льется и его кровь. Он был ранен в плечо, в ноги, трижды в грудь, а кто-то еще и метнул копье в спину.

Ольха жалобно закричала, а когда побелевший Сфенел повернулся, голова труса уже покатилась от ее меча, а Ольха скрестила окровавленный меч с двумя другими. Их уже окружили, пробравшись под стенами.

-- Последний бой! -- вскрикнул Сфенел страшным голосом. -- Один!

-- Перун! -- закричала она звонким чистым голосом. -- Не дай мне остаться живой!

Они встали спина к спине и встретили яростный натиск. Сфенел хрипел, со лба срывались крупные капли пота. Внезапно изо рта пошла пена, он затрясся, в него словно вселился бог воины. Мышцы вздулись и стали толстыми, как сытые удавы. Грудь раздвинулась, он стал выше ростом, вид у него был настолько ужасен, что дружинники в страхе попятились, а иные и побежали.

-- Берсерк!

-- Хлопцы, это берсерк!

Сфенел с ревом рванул остатки звериной шкуры, отшвырнул. Грудь и весь торс были залиты алой кровью. Кровь струилась из множества ран, но глаза Сфенела горели такой яростной жизнью, какой не было в глазах дружинников.

Ольха смотрела со страхом и восторгом. В племя древлян доходили смутные слухи о неуязвимых воинах Одина, берсерках, которые в бою приходят в неистовство, сражаются с голой грудью, а если и погибают, то не от множества ран, а от изнеможения.

Они вдвоем стояли посреди широкого кольца. Их окружало десятка три воинов, подбегали новые, но никто не решался сделать шаг вперед. Викинг выглядел разъяренным туром, а маленькая рядом с ним женщина походила на рассвирепевшую кошку, загнанную в угол и защищающую котят.

Внезапно послышался конский топот. На улицу галопом ворвались трое всадников. Ольха с ужасом увидела впереди Ингвара. Лицо его было перекошено, лик страшен.

Дружинники поспешно расступились. Ингвар остановил коня так резко, что едва не разодрал удилами рот. Животное поднялось на дыбы, замолотило копытами по воздуху.

-- Сфенел! -- крикнул Ингвар мощно. -- Ты рехнулся?

Его глаза поспешно отыскали Ольху. Она стояла с окровавленным мечом в руке, ноги ее были забрызганы красным. Сфенел вскинул над головой залитый кровью топор. Обломки его щита лежали среди трупов. Красные капли падали на лицо, он лизнул, сладострастно сощурился. Голос был хриплый, сдавленный от ярости:

-- Ты хуже, чем убийца... Ты -- осквернитель.

-- Сфенел!

Сфенел потряс топором:.

-- Иди сюда. Ты не был трусом, но если не возьмешь меч и не встанешь напротив...

Лицо Ингвара искривилось в ярости. Все еще не отрывая взгляда от Ольхи, ей почудился в нем странный страх, он спрыгнул с коня, держа в руке свой Переляк. Его прямой меч отливал серо-синим цветом, он был едва ли короче топора викинга.

-- Ты еще можешь уцелеть, -- сказал он резко, -- если отошлешь сюда женщину. Сфенел захохотал: -- Приди и возьми!

-- Сфенел, но ты умрешь.

-- Погибну, -- поправил викинг счастливо. -- Погибну красиво. А вот ты умрешь гадко и страшно. Боги дают видеть грядущее тем, кого берут к себе...

Он пошатнулся. Ольха поспешно подставила плечо. Сфенел слегка оперся, тряхнул головой, борясь с головокружением. На Ольху попали капли его горячей крови. Она выставила перед собой меч, нацелив острие в грудь Ингвара.

Сфенел снова захохотал:

-- Разве это не ответ?

Еще один всадник показался на улице. Конь его шел легкой рысью. Ольха издали узнала человека с красными волосами. Князь Олег сидел спокойный, странные зеленые глаза смотрели прямо. Ольхе почудилась в них смертельная усталость.

Ингвар повернулся как ужаленный: