стану ходить через Рубеж едва ли не каждую пятницу. Посмотрю на
миры...
врасплох не застали. Сильно поранили седоусого Брыля, огрели по голове
Гринева однолетка Лушню и отступили, догадавшись, что легкой поживы не
будет. Утро поднялось над черным кострищем, над составленными в круг
возами, над привычными ко всему, хмурыми, черными от солнца людьми.
Брыль стонал на возу, Лушня часто сглатывал и держался за разбитый
лоб. Один разбойник лежал в туче мух, и с него уже стянули сапоги;
другой, туго банный вожжами, безумно зыркал по сторонам и, в отличие
от Гриня, знал уже, что с ним будет.
почти до колен, слил остатки воды из кожаного мешка в казан из-под
каши, и все чумаки по очереди - и Гринь! - в зловещем молчании
сыпанули туда каждый по горсти серой соли. Пацюк помешивал палкой,
разводя соль в теплой воде; потом взял жестяную воронку и вместе с
тремя самыми крепкими мужиками пошел к связанному.
Гринь отвернулся - разбойнику вливали в глотку густой соляной раствор.
Потом крепко связали по рукам и ногам и, разрезав штаны, пеньковой
веревкой перетянули соленой воде выход.
с дегтем; Гринь шагал, потрясенный, вылупив глаза, разинув рот, не
слыша черных чумацких шуток.
смерть.
погонщик с дядькой Пацюком, кашевар Петро невозмутимо взялся готовить
кулеш - пока разгружали потерпевший воз, да пока снимали колеса, да
пока меняли ось, да бранили недобросовестного кузнеца...
первые крики умирающего разбойника.
куске полотна рядом с хлебом, десятком луковиц и куском сала лежал
длинный резницкий нож.
На этот раз не померещилось, нет!
пригибаясь, хоронясь за стеной травы, возвращался к месту ночевки,
добежал, остановился, чувствуя, как бухает сердце - и отдается в
голове, в груди, в руках...
вились мухи; Гринь замер с разинутым ртом, судорожно стиснул рукоятку
ножа - зачем только вернулся?!
ягненок с подбритой шеей, покорно подставляющий себя под нож.
кругом целая степь.
в чем не бывало, будто по нужде отлучался; оказалось, впрочем, что не
только дядька Пацюк - все прекрасно все видели и давно все поняли.
вожжами шкуру, ну, поучили законы уважать... А больше всех ярился
кашевар Петро - за нож, который Гринь так и бросил в степи.
больше не было видно: ни лица заплаканного, ни натруженных рук, только
пузо, где скрывалось чадушко, которое не по дням, а по часам растет.
- по нужде.
ступнями. Утро? Вечер? Синеет небо, белеют столбы дыма над дымарями,
чернеет одинокая ворона на плетне...
Или попугал только, покричал, а чортово племя его за горло - хвать!
торбу, ту самую, с которой пришел с заработков. Полез в тайник за
печкой, вытащил мешочек с деньгами... Задумался. Отсыпал половину,
кинул на стол - матери. Прочее затянул бечевой, положил за пазуху.
Обулся. Взял шапку, кожух.
на меня! На том свете отплатится мне, ох отплатится... А ты не держи.
тебе! Гринь не выдержал - ухмыльнулся криво.
отцу, чтобы не гневался...
жернова. Лет сто вот так лежит: и перед старой хатой лежал, а когда
новую справляли - и камень перетащили. Гринь, едва на ноги поднявшись,
на камень становился. И отец его становился, когда без штанов бегал, и
дед...
из дому вышвырнуть змею эту, родительницу свою.
дыма подпирали небо, как колонны в том белом храме, который Гринь
видел один раз в жизни - в неимоверно далеких странах. Хотел
рассказать матери, думал Оксане похвалиться...
Ждал, пока охрипнут собаки; наконец скрипнула дверь, вышел Океании
отец - нестарый еще, высокий мужик, почти с исчезника ростом.
прижег. - Я дом справлю богатый за рекой, в Копинцах. Одну зиму
подождите. Землю куплю... работать буду, спину крюком согну... будет
куда жену привести! Не отдавайте за Касьяна!
Океании отец. - У меня четыре дочки, Оксана старшая. За второй уже
Женихи вьются, а отдать не могу, пока Оксана не пристроена. Да и
слыхано ли - свекровь ведьма!
плечах.
велев псу заткнуться.
Черный Оплаканный зрачок.
запыхавшись, шинкариха. И, почему-то оглядываясь, сообщила, что за
рекой, говорят, одна баба чертененка рожает - так вопит, говорят, что
все село посбегалось!
прибила его к столу, как сапог муху.
все, все давно знали - и что за баба, и что за чертененок, и теперь
неторопливо обсуждали, пыхкая трубками, поглаживая усы:
цепляется!
исчезника. Так ни рог, ни хвоста. Нос как у цапли, и очи как у сыча, а
так больше ничего, только здоровый сильно.
помянете мои слова, накличете чего...
рубаха, поди, продырявилась в том месте, где о мешочек трется.
глазами, ждал, что кто-то будет зубы скалить, над ним, Гринем, над
матерью его потешаться. Ждал и желал этого - кулаки чесались, а душа
зудела. Так хотелось душе, чтобы кулаки поработали всласть, чтобы
чужие зубы трещали, а носы сворачивались набок!
творится на душе у Гриня. И все глаза потупились, все улыбки
спрятались, никто и не глядел в его сторону - будто его и не было.
Тихо стало в шинке, тихо и благостно, только челюсти жевали, только
кошка умывалась на пороге - чисто-начисто, розовым шершавым языком.
торбу на плечо и вышел - только дверь хлопнула.
Гриня, разинула было рот, чтобы выдать новость, - но поймала его
взгляд, втянула голову в плечи и быстро-быстро захрустела по снегу
прочь, даром что ведра тяжелые.
сапог, шапка съехала на лоб, Гринь сбросил ее и швырнул в сугроб.
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс
Березин Федор
Шилова Юлия
Курылев Олег
Володихин Дмитрий