Выселки не попасть...
Показывай, куда идти.
Но я тут уже один раз была, а может быть, даже не один, а больше. Мы тут с
Колченогом ходили, когда тебя еще не было... Или нет, был уже, только ты
тогда еще без памяти ходил, ничего не соображал, говорить не мог, смотрел
на всех, как рыба, потом тебя мне отдали, я тебя и выходила, да только ты
не помнишь, наверное, ничего...
след в след. Время от времени он оглядывался. Воры были недалеко.
воры жену увели, Колченогову дочку. Он тогда все время меня с собой брал,
обменять хотел, что ли, а может быть хотел взять себе вместо дочки, вот и
ходил со мной в лес, потому что очень без дочки убивался...
цеплялись за одежду и путались в ногах. Сверху сыпался мусор и насекомые,
иногда какие-то тяжелые бесформенные массы оседали, проваливались вниз в
путанице зелени и раскачивались над самой головой. То справа, то слева
сквозь завесу лиан просвечивали клейкие лиловые гроздья - не то грибы, не
то плоды, не то гнезда какой-то мерзости.
говорила на бегу легко, как будто и не бежала вовсе, а валялась на своей
постели: сразу было видно, что она не здешняя, здешние бегать не умели. -
Не наша деревня и не Выселки, какая-то другая, название мне Колченог
говорил, да я забыла, все-таки это давно было, тебя еще не было... Или
нет, ты уже был, только ничего не соображал, и еще тебя мне не отдали... А
ты, когда бежишь, ты ртом дыши, ты зря носом дышишь, и разговаривать еще
хорошо при этом, а то ты так скоро запыхаешься, тут еще долго бежать, мы
еще мимо ос не пробегали, вот где нам быстро бежать придется, хотя, может
быть, с тех пор осы оттуда ушли... Это той самой деревни осы были, а в той
деревне, Колченог говорит, вроде бы людей уже давно нет, там уже
Одержание, говорит, произошло, так что людей совсем не осталось... Нет,
Молчун, это я вру, это он про другую деревню говорил...
в самой гуще, в самых зарослях. Так глубоко Кандид забирался только один
раз, когда попытался оседлать мертвяка, чтобы добраться на нем до его
хозяев, мертвяк понес галопом, он был раскален, как кипящий чайник, и
Кандид в конце концов потерял сознание от боли и сорвался с него в грязь.
Он долго потом мучился ожогами на ладонях и на груди...
усиливалась. Зато становилось все меньше открытой воды, появились могучие
заросли красного и белого моха. Мох был мягкий, прохладный и сильно
пружинил, ступать по нему было приятно.
От этого моха надо поскорее подальше, это мох опасный. Колченог говорил,
что это и не мох вовсе, это животное такое лежит, вроде паука, ты на нем
заснешь и больше уже никогда не проснешься, вот какой это мох, пусть на
нем воры отдыхают, только они, наверное, знают, что нельзя, а то было бы
хорошо...
до ближайшего дерева, привалился к нему спиной, затылком, всей тяжестью и
закрыл глаза. Ему очень хотелось сесть, упасть, но он боялся. Он твердил
про себя: ведь наверняка же врут, и про мох врут. Но все-таки он боялся.
Сердце билось, как бешеное, ног словно бы и не было вовсе, а легкие
лопались и болезненно растекались в груди при каждом вдохе, и весь мир был
скользкий и соленый от пота.
- Что мы будем делать, Молчун, когда они нас догонят? Что-то ты совсем
никуда негодный стал, ты ведь, наверное, драться больше не сможешь, а?
не боялся. Он вообще больше ничего не боялся. Он боялся только
пошевелиться и боялся лечь в мох. Все-таки это был лес, что бы там они ни
врали, это был лес, это-то он помнил хорошо, этого он не забывал никогда,
даже когда забывал все остальное.
что-ли тебе палку, Молчун? Поискать?
пыхтят и топают в зарослях, и в этом топоте не чувствовалось никакой
бойкости - ворам тоже было тяжко.
опасного моха, снова началось мокрое болото с неподвижной густой водой, по
которой пластались исполинские бледные цветы с неприятным мясным запахом,
а из каждого цветка выглядывало серое крапчатое животное и провожало их
глазами на стебельках.
присосется кто-нибудь, потом ни за что не оторвешь, ты не думай, что раз
тебе прививку сделали, так теперь уж и не присосется, еще как присосется.
Потом, оно, конечно, сдохнет, но тебе-то от этого не легче...
высокая полосатая трава с острыми режущими краями. Кандид оглянулся и
увидел воров. Почему-то они остановились. Почему-то они стояли по колено в
болоте, опираясь на дубины, и смотрели им вслед. Выдохлись, подумал
Кандид, тоже выдохлись. Один из воров поднял руку, сделал приглашающий
жест и крикнул:
земле казалось совсем легко, даже в гору. Воры что-то кричали - в два, а
потом в три голоса. Кандид оглянулся в последний раз. Воры по-прежнему
стояли в болоте, в грязи, полной пиявок, даже не вышли на сухое место.
Увидев что он оглянулся, они отчаянно замахали руками и наперебой
закричали снова; понять было трудно.
Пропадете, дураки-и-и!..
вам и поверил. Хватит с меня - верить... Нава уже скрылась за деревьями, и
он поспешил за нею.
сразу стал думать, что теперь надо бы отойти подальше, а потом сесть
отдохнуть и поискать на себе пиявок и клещей.
приемной уже была очередь, человек двадцать. Переца поставили четвертым.
Он сел в кресло между Беатрисой Вах, сотрудницей группы Помощи местному
населению, и сумрачным сотрудником группы Инженерного проникновения.
Сумрачного сотрудника, судя по опознавательному жетону на груди и по
надписи на белой картонной маске, следовало называть Брандскугелем.
Приемная была окрашена в бледно-розовый цвет, на одной стене висела
табличка: "НЕ КУРИТЬ, НЕ СОРИТЬ, НЕ ШУМЕТЬ", на другой - большая картина,
изображающая подвиг лесопроходца Селивана: Селиван с подъятыми руками на
глазах у потрясенных товарищей превращался в прыгающее дерево. Розовые
шторы на окнах были глухо задернуты, под потолком сияла гигантская люстра.
Кроме входной двери, на которой было написано "ВЫХОД", в приемной имелась
еще одна дверь, огромная, обитая желтой кожей, с надписью "ВЫХОДА НЕТ".
Эта надпись была выполнена светящимися красками и смотрелась как угрюмое
предупреждение. Под надписью стоял стол секретарши с четырьмя
разноцветными телефонами и электрической пишущей машинкой. Секретарша,
полная пожилая женщина в пенсне, надменно изучала "Учебник атомной
физики". Посетители переговаривались сдержанными голосами. Многие явно
нервничали и судорожно перелистывали старые иллюстрированные журналы. Все
это чрезвычайно напоминало очередь к зубному врачу, и Перец снова ощутил
неприятный холодок, дрожь в челюстях и желание немедленно уйти
куда-нибудь.
голову в сторону Переца. - Однако они не выносят систематической работы.
Как вы, например, объясните ту необыкновенную легкость, с которой они
покидают обжитые места?
объяснить необыкновенную легкость.
голосом промямлил:
отрядам появиться вблизи от деревни, как они бросают дома, все имущество и
уходят. Создается впечатление, что они в нас совершенно не заинтересованы.
Им ничего от нас не нужно. Как вы полагаете, это так и есть?
глядел на Беатрису странными крестообразными бойницами своей маски, а