нас вчера был; так ты знаешь, мальчишки "Варны" притащили и девчонок
потихоньку подпаивали. Мне тоже перепало немножко. Но одна девчонка, да ты
ее знаешь, Белозерова Светка, поднаклюкалась, прижала своего Чижика в темном
углу и давай целовать его да плакать, а тут Лариса Степановна, как на грех,
увидела, давай их растаскивать да успокаивать. Мы чуть не померли со смеху.
Сегодня на танцах подмигнула ей, показываю на Чижика, как мол, он себя
чувствует. А она показывает большой палец: все, мол, нормально.
Она была в домашнем ситцевом халате, голубой фон которого был усыпан белыми
лилиями. Серые большие глаза ее были задумчивы, а чуть вздернутый нос
выдавал ее бойкий характер. В профиль она была даже красива, но чуть
широковатые скулы, как только она поворачивалась, немедленно рассеивали
впечатление тайны, которое обыкновенно создает истинная красота.
серьезная очень. Здесь ты проще. Он встал со стула, подошел к ней и обнял за
талию.
нас кое-что есть... Родители праздновали по поводу моего аттестата, и
осталось вино. Хочешь?
бутылку крепленого вина. Саша распечатал ее и разлил в рюмки, которые нашел
в шкафу.
алкоголики. Я до этой стадии еще не дошел, так что давай, ведь у нас общий
праздник.
обстоятельства, поэтому если меня и лишат свободы, то только условно!
соленный огурец, наложила в салатницу горячих пельменей и достала из
холодильника торт.
Тонкие ломтики хлеба она разложила на тарелочке веером, соленные помидоры
украсила кольцами лука. Всю закуску она расположила по кругу, а в центр
поставила торт. Наконец стол был накрыт.
задумался. - Говорят, что тост - это своеобразный тест на сообразительность
и ум, мудрые люди обдумывают такие вещи заранее. Но наше застолье для меня
неожиданность, поэтому я скажу коротко: давай выпьем за наш будущий общий
успех независимо от его существа. Главное, чтобы он касался и тебя и меня.
рюмки, молодые люди повеселели и разговорились. Саша с интересом и
нескрываемым любопытством слушал рассказы Вали о том, как они прошлым летом
отдыхали с мамой на юге, о походах, в которых она, оказывается, часто
бывала, об одноклассниках и учителях. Он наблюдал за выражением ее лица,
ловил каждый ее взгляд и старался понять, любит она или он ей просто
нравится. Его взгляд потяжелел и то и дело непроизвольно падал с ее глаз на
ее губы и следил за их движениями, пока рассудок не спохватывался и не
отводил его прочь но через некоторое время все повторялось снова и, когда в
бутылке оставалось совсем немного вина, у него появилось непреодолимое
желание поцеловать эти губы. Он закрыл лицо рукой, стыдясь своей прихоти и
одновременно соображая, как приблизиться к ней. "А вдруг она не позволит мне
сделать это, - подумал он, - по ней сейчас совсем нельзя понять, как она
отнесется к такому поступку. Она пригласила меня в то время, когда родителей
нет дома, и это серьезный аргумент в мою пользу. Но она хотела вернуться на
площадку, а значит и не думала об этом совсем. Может ей нужно лишь просто
побыть со мной и у нее вовсе не возникает других желаний, подобных тем,
которые захватили меня".
распечатанную бутылку, наполнила его рюмку. Он выпил ее, налил другую.
поднес рюмку к ее губам, и она, отпив глоточек, отстранила ее. Поставив
рюмку на стол, он обнял Валю и уронил свою голову на ее плечо.
затянуто тучами, и в комнате стоял полумрак. Он внимательно оглядел комнату
и в первую минуту ее обстановка показалась ему незнакомой, но,
присмотревшись к портрету, висевшему над диваном, где он лежал, и узнав на
нем родителей Вали, он сообразил, где находится. Его память медленно, шаг за
шагом, восстанавливала события вчерашнего вечера. Он вспомнил, что вчера был
на выпускном вечере, затем зашел на танцы, где познакомился с Людой,
встретил Валю, и они пришли к ней домой. Они выпили вина, а потом был
коньяк, и они целовались... На память ему пришел танцевальный вечер, с
которого ушла Беседина, и он волею обстоятельств был принужден остаться и
танцевать с Валей; вспомнил, каких душевных усилий ему стоило удержаться на
этом вечере и какую неприязнь, неожиданно нахлынувшую на него, он испытал к
Вале. Как мог он целовать девчонку, к которой по существу у него нет никаких
чувств, которая была когда-то даже неприятна ему?! Как мог он наговорить ей
такой чепухи про билет? Он не в состоянии даже встречаться с ней, не говоря
уже о том, чтобы любить. Он любит Таню и никто другой ему совсем не нужен.
усугубляло его состояние, делало его невыносимым. Из спальной комнаты
донеслось чуть слышное посапывание, и сильный позыв рвоты вынудил его
соскочить с дивана. Он присел на корточки подле него и взялся рукой за
горло, пытаясь избавиться от крайне неприятного ощущения. На
Оглядевшись и увидев трюмо, он на цыпочках подошел к нему. Шею пересекала
полоса запекшейся крови. Ужасная догадка исказила его лицо. Он, как по
тревоге, оделся, захлопнул за собой дверь и бегом помчался домой. Чтобы не
разбудить родителей, он осторожно открыл дверь, крадущейся походкой прошел в
комнату, разделся и лег в приготовленную для него на диван-кровати постель.
Спать не хотелось. Чувство небывалой вины перед Таней защемило его сердце.
Мысль лихорадочно искала возможности и пути избавления от угрызений совести,
внезапно стиснувших его душу. Ему пришла в голову идея написать ей
оправдательное письмо, где он смог бы объяснить, как все и что именно
произошло. Он доказал бы ей непременно, что его поступок нельзя считать
подлостью или предательством, потому что он не соответствует его помыслам,
его устремлениям и, наконец, идеалам; что на самом деле он не такой, каким
он может предстать перед ней, если она об узнает; что он бесконечно предан
ей и только ей, и он не сможет полюбить никого другого. Но через пять минут
он уже осознавал всю глупость своей затеи, его объяснения совсем ненужны
Тани. Она любит другого, она спокойно спит сейчас и, возможно, видит во сне
Вадима. Над письмом она, наверняка, лишь посмеется да прочитает его
подругам. В его памяти снова всплыла картина вчерашнего вечера. Он
представил себе чуть застенчивую улыбку, пышные волосы и красивый халат,
попытался припомнить содержание рассказов Вали, из которых память сохранила
лишь разрозненные фрагменты и, к своему удивлению, вынужден был признать,
что вчера Валя была очень хороша. Он отчетливо помнил, как его одолевало
желание поцеловать ее. Оно, это желание, не могло свалиться на него с неба,
оно возникло на земле и должно, по-видимому, иметь какие-то основания,
понятные рассудку. Но рассудок отказывался повиноваться и наперекор
действительным фактам не соглашался с возможностью существования прямо
противоположных чувств к человеку: на танцах и дома, в обществе Тани и без
нее, не признавал правдивыми картины вечернего очарования и ночной
неприязни. Разрываемый противоречиями, которые воздвигли перед ним реальная
жизнь и рассудок, он привстал с постели и с отчаянием хлопнул себя по бедру.
Но тут же вспомнил случай на реке, где он испытал презрение к Татьяне,
сменившееся затем неделю умиления и пылкой любви. Что можно в подобном хаосе
мыслей и чувств ожидать от дня завтрашнего? Куда заведет его тропа поисков
через неделю, через месяц и год? Какие звезды и на каком небосводе должны
служить ему ориентиром в этом неведомом мире очарования, ненависти и суеты.
В чем, наконец, состоит суть и смысл самих этих поисков? Что он должен
искать?! Счастье?! Но в чем состоит оно это счастье? Терзаемый этими и
подобными им вопросами Саша не заметил, как наступило утро. Поднялась мать и
стала готовить на кухне завтрак. Настенные часы пробили девять. Надо было
вставать и чем-то занять себя. Впереди был целый свободный день. Но он
обещал быть безрадостным и бесцельным, и Ковалев пожалел, что до сих пор не
нашел себе товарища, с которым можно было хотя бы провести время. Его не
радовало, а, наоборот, огорчало и окончание школы. Теперь ему попросту
некуда будет девать себя после работы. С Валей ему сейчас ни в коем случае
нельзя встречаться. Пусть она уедет, не увидев его. Так будет лучше. Это
избавит его от дополнительных и ненужных хлопот по поводу выяснения или
установления каких бы то ни было отношений с ней. Таня сегодня уезжает в
деревню... Куда бы уехать самому? Уехать так, чтобы забыть разом все, что с
ним произошло за последние месяцы. Но уехать нельзя. В понедельник он должен
выходить на работу. А какая может быть работа в таком настроении?! И вообще,
почему он должен идти на работу, если ему сейчас совсем не до нее?.. За
завтраком мать спросила его о царапине и стала укорять за то, что он поздно
пришел домой. Саша почувствовал какое-то отчуждение и к ней, и к отцу, и к
сестренке, без умолку болтавшей о каких-то бессмысленных и бестолковых
вещах, и, несмотря на то, что погода настраивалась пасмурная, он решил пойти
сегодня на пляж. Там можно быть одновременно и в обществе и наедине с
собой... До пляжа можно было доехать автобусом, но он прошел два или три
Маккарти Кормак
Громыко Ольга
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Посняков Андрей
Никитин Юрий