владычных служек, которым, казалось, стоит только скинуть подрясник да
вздеть бронь - и станут из них добрые воины. Жонок, на что надеялись было
татары, им не прислали тоже.
день ввечеру. Посол, приосанясь, уселся в предложенное кресло, как был - в
шапке и меховой расстегнутой шубе. Митрополит в высоком головном уборе с
ниспадающими на грудь вышитыми концами и с узорною, усыпанною
драгоценностями панагией и золотым крестом на груди сидел прямь посла в
своем кресле, которое, как приметил татарин, было чуть выше поданного ему.
толмача из покоя.
татарина. Произнес, помедлив, несколько незначащих приветственных слов.
Вот тут и был удален из покоя толмач-переводчик.
иконы и кресты, оценивая на глаз стоимость дорогого металла, янтарные
гладкотесаные стены, сложенные из толстых сосновых стволов, резную утварь.
остались одни. - Законный хан - Абдулла! Царицы с ним. Орда с ним! Зачем
Мураду даешь серебро?
подлокотнику креслица. - Мурад - Кок-Орда! Он не наш!
хватит сил у ордынцев удерживать Русь в повиновении.
вкрадчиво заглядывая в глаза этому непонятному для него служителю русского
бога. - Ты лечил Тайдулу, а Мурад - брат ее убийцы! Кок-ордынцы погубят и
нас и вас! Царицу резал, тебя, бачка, зарежет! О-о-ой, Мурад! Народ, земля
против, степ против!
покачал головою. - Не ведаю, как и быть!
рассмеялся, так просто казалось ему то, чего упорно не понимал русский
поп. - Сядешь Владимир, шлешь выход хану Абдулле, верному хану!
посол. - В Сарае будет Абдулла! Мамай посадит Абдуллу!
торг. Но посол неосторожен и рубит сразу:
и можно не выбирать слов. Алексий смотрит ему в глаза и говорит медленно и
внятно:
с тех пор Кыяты всегда были врагами Чингизидов. Иные из них уходили к
кипчакам, рекомым половцам. Хотя Мамай и стал темником и зятем, <гургеном>
хана Бердибека, но можешь ли ты обещать, что его поддержит вся степь?
главный русский поп помнит монгольские кровные счеты полуторавековой
давности.
говорит Алексий. - Смерды погибнут, кто будет давать серебро? Русь не
может платить прежнюю дань! Хан Мурад обещает сбавить нам выход!
но Алексий ведает, что говорит. Раз Мамай сам посылает посла, значит,
положение его безвыходное).
посол. (Ничего подобного Мамай ему не говорил, отправляя к Алексию).
впереди, и будет она вестись уже с другим послом. Важно только, чтобы
Мамай понял, чего от него хотят.
что прием подходит к концу.
усаживается в кресле, ожидая начала торга. Однако русский поп вновь
озадачивает его. Он просит совсем об ином. Ему, оказывается, надо, чтобы в
грамоте, которую дадут на великое княжение московскому князю, было
указано, что город Владимир и вся волость великого княжения являются
вотчиною московского князя.
Московские князья владели великим столом уже три поколения подряд, со дня
гибели тверского коназа Александра, и теперь хотят, чтобы это было указано
в грамоте. Очень хотят. Это их непременное условие.
княжение иным русским князьям, - объясняет Алексий послу, словно
маленькому. - Будет один московский князь, и у вас будет один... Мамай. -
Имя всесильного темника Алексий произносит чуть помедлив, дабы посол
понял, что про ставленного Мамаем хана Абдуллу ему известно решительно
все. - И тогда не станет никаких споров здесь, на Руси, и мы сможем
собирать выход со всех и давать серебро Орде, Мамаевой Орде! - Он и опять
намеренно не называет хана Абдуллу.
требование русского попа справедливым (несправедливым - первое). И таким
же покажется оно Мамаю, озабоченному пока лишь тем, как ему одолеть
Мурада, и мало дающему чести каким бы то ни было грамотам. Пусть
московский князь считает великое княжение своею вотчиной, лишь бы платил
дань!
получает новую шубу и сапоги, посол к тому же - связку соболей и
серебряный ковш с бирюзою. Татары, вновь собранные вместе, садятся на
коней, и скоро их отороченные мехом островерхие шапки исчезают в белом
дыму начавшегося снегопада.
с чем так легко согласился татарский посол.
вотчиною Москвы.
замысле, переходила от роду к роду.
порядок наследования и устроялся иной, наследственно-монархический.
закладывалась основа ее грядущего величия в веках.
грамоту, надобно было заставить подписаться под нею, заставить принять
новый порядок устроения власти всех прочих русских князей. А эта задача
настолько превышала предыдущую, что и сам митрополит Алексий, месяц спустя
получивший жданную грамоту от Мамая и выдержавший яростный торг из-за дани
- ему все же удалось сбавить размер выхода более чем на треть, - и сам
владыка Алексий задумался и мгновением ужаснулся замыслу своему. Но
отступать было уже нельзя. Да он и не думал об отступлении!
прибыл во Владимир и венчался вторично великим князем владимирским, теперь
уже по ярлыку хана Авдула, доставленному послом из Мамаевой Орды,
подтвердившим, что великое княжение отныне переходит в вотчину московского
княжеского дома.
Москву. Здесь тоже устраивались пышные торжества. Пришел по зову владыки с
Киржача сам игумен Сергий, и Алексий заставил своего воспитанника сойти с
княжеского креслица и встретить радонежского игумена в дверях,
поклонившись ему.
очередном дальнем замысле Алексия, и потому все в очередь почтительно
приветствовали одетого в простое суконное дорожное платье и лапти
русоволосого инока. Впрочем, молва о Сергии разошлась уже достаточно
широко и многие из бояр приветствовали радонежского игумена с почтением
неложным.
к ним в княжой терем, с опаскою. Увидел и лапти, и грубый наряд и,
достаточно начитанный в <Житиях>, заметя к тому же общие знаки внимания,
так и решил, что перед ним живой святой, и потому облобызал твердую,
мозолистую, задубевшую на ветру руку Сергия истово и прилежно.
благословил князя и молча занял предложенное ему место за пиршественным
столом, хотя пил только воду и ел только хлеб с вареною рыбою. Дары,
содеянные многими боярами во время и после трапезы, распорядил принять
своему келарю и троим спутникам, пришедшим вместе с ним, тут же наказав не
забыть купить воску и новое напрестольное Евангелие для обители.
Алексию, как и прилюдная, ради председящих великих бояр, встреча с князем,
коего он уже видел прежде и с большею бы охотою встретил опять в домашней
обстановке, а не на княжеском пиру.