Чтение 16–й страницы книги ~Железный король~

вам до сих пор не удалось сесть.

Отплатив оскорблением за оскорбление, Ногарэ успокоился, и буро-красное
лицо его приняло обычный цвет.

- Проклятье! - завопил Валуа, вскакивая с кресла, которое опрокинулось на
пол.

В ответ на раздавшийся грохот из-под стола вдруг послышался собачий лай.
Все присутствующие вздрогнули от неожиданности, кроме Филиппа Красивого и
короля Людовика Наваррского, который оглушительно расхохотался. Это залаяла
та самая борзая, которую Филипп Красивый привел с собой; пес еще не успел
привыкнуть к таким шумным сценам.

- Людовик, да помолчите вы, - сказал Филипп Красивый, устремив на сына
ледяной взгляд. Потом, прищелкнув пальцами, позвал:

- Ломбардец, ко мне! - и, ласково погладив собаку, прижал ее морду к
коленям.

Людовик Наваррский, уже в те времена прозванный Сварливым, человек
неуживчивый и скудный разумом, потупил голову, стараясь подавить приступ
неудержимого и неуместного смеха. Людовику исполнилось двадцать пять лет, но
по умственному развитию он ничем не отличался от семнадцатилетнего юноши. От
отца он унаследовал светлые глаза, но бегающий взгляд Людовика выражал
слабость; волосы его в отличие от отцовских кудрей были какого-то тусклого
цвета.

- Сир, - начал Карл Валуа, когда Бувилль, первый королевский камергер,
пододвинул ему кресло, - государь, брат мой, Бог свидетель, что я радею лишь
о ваших интересах и вашей славе.

Филипп Красивый медленно повернул глаза к брату, и Карл Валуа вдруг
почувствовал, что его оставляет обычная самоуверенность. Тем не менее он
продолжал:

- Единственно о вас, брат мой, пекусь я, когда вижу, как с умыслом
разрушают то, что составляет силу королевства. Когда не будет больше ни
Ордена тамплиеров, ни рыцарства, как сможете вы предпринять крестовый поход,
буде такой потребуется?

На вопрос Валуа ответил Мариньи.

- Под мудрым правлением нашего короля, - сказал он, - нам оказались не
нужны крестовые походы как раз потому, что рыцарство хранило спокойствие,
ваше высочество, и не было нужды посылать его в заморские страны, с тем
чтобы рыцари могли там израсходовать свой пыл.

- А вера, мессир, христианская вера!

- Золото, отобранное у тамплиеров, обогатило государственную казну, ваше
высочество, обогатило куда больше, чем все те торговые и коммерческие
операции, что велись под прикрытием священных хоругвей, а для
беспрепятственного движения товаров не нужны крестовые походы.

- Мессир, вы говорите, как безбожник!

- Я говорю, ваше высочество, как верный слуга престола. Король легонько
пристукнул по столу ладонью.

- Брат мой, - снова обратился он к Карлу, - напоминаю вам, что сегодня
речь идет о тамплиерах, и только о них... Прошу вашего совета на сей счет.

- Совета?.. Совета?.. - озадаченно повторил Валуа. Когда речь шла о
переустройстве Вселенной, откуда только брались у него слова, но ни разу еще
он не высказал толкового мнения по тому или иному вопросу политики.

- Что ж, брат мой, пусть те, что так прекрасно провели дело тамплиеров
(он кивнул на Мариньи и Ногарэ), пусть они и подскажут вам, как нужно его
завершить... Я же...

И Карл Валуа повторил пресловутый жест Пилата, умывающего руки.

Хранитель печати и коадъютор обменялись быстрым взглядом.

- Ну а ваше мнение, Людовик? - спросил король сына. При этом неожиданном
вопросе Людовик Наваррский даже вздрогнул; ответил он не сразу, во-первых,
потому, что никакого мнения у него не имелось, а во-вторых, потому, что
усердно сосал медовую конфетку и она, как на грех, завязла у него в зубах.

- А что, если передать дело тамплиеров папе? - выдавил он из себя
наконец.

- Замолчите, Людовик, - оборвал его король, пожимая плечами.

Мариньи сокрушенно возвел глаза к небу.

Передать Великого магистра в руки папы значило начинать все с самого
начала, все поставить под вопрос - и суть процесса и способы его ведения,
отказаться от всех решений, с таким трудом вырванных у соборов, зачеркнуть
семь лет усилий и открыть путь новым распрям.

"И подумать только, что мой трон наследует вот такой глупец, - сказал
себе Филипп Красивый, пристально глядя на сына., - Будем же надеяться, что к
тому времени он поумнеет!" В стекла, схваченные свинцовым переплетом,
надсадно барабанил мартовский дождь.

- Бувилль, - окликнул Филипп камергера.

Юг де Бувилль решил, что король спрашивает его мнения. Первый королевский
камергер был сама преданность и верность, само повиновение, сама
услужливость, но природа обделила его способностью мыслить самостоятельно. И
прежде всего он старался угадать, какой ответ будет угоден его величеству.

- Я думаю, сир, - забормотал он, - я думаю...

- Велите принести свечи, - прервал его король, - ничего не видно. Ваше
мнение, Ногарэ?

- Те, кто впал в ересь, заслуживают кары, применяемой к еретикам, и
притом безотлагательной, - твердо произнес хранитель печати.

- Ну а народ? - спросил Филипп Красивый, переводя взор на Мариньи.

- Народное волнение уляжется, коль скоро те, кто является причиной
беспорядков, перестанут существовать, - отозвался коадъютор.

Карл Валуа решил сделать последнюю попытку.

- Брат мой, - начал он, - осмелюсь напомнить вам, что Великий магистр
причислен к рангу царствующих особ, и лишить его головы - значит посягать на
тот самый принцип, который охраняет королевские головы...

Но под ледяным взглядом Филиппа начатая фраза застряла у него в горле.

Наступила минута тягостного молчания, затем Филипп Красивый заговорил:

- Жак де Молэ и Жоффруа де Шарнэ нынче вечером будут сожжены на Еврейском
острове против дворца. Они взбунтовались публично, следовательно, и кара
будет публичной. Я все сказал.

Он поднялся, и присутствующие последовали его примеру.

- Вы составите приговор, мессир де Прель. Предлагаю вам, мессиры, лично
присутствовать при казни и нашему сыну Карлу тоже быть там. А предупредите
его вы, сын мой, - закончил он, взглянув на Людовика Наваррского.

Потом он позвал:

- Ломбардец!

И вышел, сопровождаемый собакой.

На этом Совете, участие в котором принимали два короля, один император,
один вице-король, были осуждены на смерть два человека. Но ни на минуту
никто не подумал, что речь идет о двух человеческих жизнях - речь шла лишь о
двух принципах.

- Ну, племянник, - сказал Карл Валуа, обращаясь к Людовику Наваррскому, -
сегодня мы с вами присутствовали при похоронах рыцарства.

Глава 7

БАШНЯ ЛЮБВИ

Спускалась ночь. Слабый ветерок далеко разносил запахи влажной земли,
тины и весенних хмельных соков, гнал по беззвездному небу большие черные
тучи.

Лодка, отчалившая от берега у Луврской башни, медленно скользила по Сене,
по ее блестевшим, словно старая, хорошо начищенная кираса, водам.

На корме сидели два пассажира, старательно кутавшие лица в высокие
воротники длинных плащей.

- Ну и погодка нынче, - начал перевозчик, неторопливо орудуя веслами. -
Проснешься утром - туману, туману, в двух шагах не видать. А как только
десять пробьет, пожалуйте - солнышко. Говорят: весна идет. Вернее сказать,
что весь пост дожди будут лить. А сейчас, гляди, ветер поднялся, и еще
покрепчает, это поверьте моему слову. Ну и погодка!

- Поторопитесь, почтенный, - сказал один из пассажиров.

- И так уж стараюсь. А все потому, что стар становлюсь: шутка ли -
пятьдесят три года на архангела Михаила стукнет! Куда же мне с вами
сравняться, молодые мои господа, - ответил перевозчик.

Этот одетый в лохмотья старик даже с каким-то удовольствием сетовал на
свою горькую судьбину.

- Значит, к Нельской башне держать путь? - спросил он. - А место-то там
для причала найдется?

- Да, - ответил все тот же пассажир.

- Я потому спрашиваю, что мало кто туда ездит, безлюдное местечко.

Слева было видно, как на Еврейском острове перебегают огоньки, а чуть
подальше светились окна дворца. Множество лодок устремлялось в том
направлении.

- А разве вы, господа мои хорошие, не желаете полюбоваться, как
тамплиеров припекать будут? - не унимался гребец. - Говорят, сам король туда
пожалует с сыновьями. Верно или нет? - Говорят, - отозвался пассажир.

- А принцессы будут, нет ли?

- Не знаю... Конечно, будут, - ответил пассажир, сердито отвернувшись и
давая тем знать, что разговор окончен.

Потом, нагнувшись к своему спутнику, он процедил сквозь зубы:

- Не нравится мне этот старик, уж слишком болтлив. Но тот равнодушно
пожал плечами. Потом, помолчав немного, шепнул:

- А кто тебе дал знать?

- Как обычно, Жанна.

- Милая графиня Жанна, как мы ей обязаны. С каждым взмахом весел все
быстрее приближалась Нельская башня, вздымавшая к темным небесам свой темный
силуэт.

Тот из спутников, что был выше ростом и вступил в разговор вторым,