товара выделывали шкуры и меха. Такие слободы были выгодны родовичам.
латах-доспехах, чешуйчатых от нашитых на толстую кожу конских копыт, с
мечом или секирой на перевязи, со щитом на левой руке, с копьем в правой,
колчан и лук за спиной, а нож за сапогом, они учились ходить стаей, не
разрываясь. Учились бегать одной стеной, поворачиваться, как один.
Остановившись по приказу воеводы, передние сразу метали копья, за ними
задние бросали свои. И, закрывшись щитами, обнажали мечи и бегом нападали
все разом, все сразу, будто катилось одно многоголовое, многожальное чудо.
В других слободах жизнь шла повольготнее.
без седла, править уздой. Воин должен уметь править только ногами,
освободив руки для боя. Еще с Всеслава Старого в росской слободе повелось
искусство развивать силу ног. Дают камень с пуд, обшитый кожей. Его нужно
держать коленями стоя. Быстро устают ноги, камень падает. Подними и держи.
Больший и больший камень дают, доводят груз до четырех пудов. Зато
слобожане не нуждаются в поводьях, конь идет по одному приказу ног. Сожмет
слобожанин ноги, чтобы наказать коня, мутятся от муки конские глаза,
трещат ребра, и, коль не углядеть, конь валится на землю.
одним строем, колено с коленом, шли ниткой в затылок и сплошной лавой
лошадиных грудей и боевых щитов. Коней обучали ложиться и мертво лежать с
прижатой к земле головой.
спине: мешок на лямках, в мешке - песок. Груз камня между коленями, как и
груз песка на спине, доводят до четырех пудов. В реке плавают подолгу, не
считаясь со студеной веснами и осенью водой. Строптивых нет.
повелось будто бы еще до Всеслава Старого, предшественника Всеслава
нынешнего. В каждом роду можно найти мужчин со следом каленого железа в
тайном месте под мышкой. Когда весь род россичей, собравшись на погосте,
всем миром судит о делах, побратимы, сговорившись заранее, дружной
поддержкой могут добиться своего.
в хлевах мычала скотина. Ратибор не стал дожидаться утренних обрядов, не
захотел сесть за стол со всеми. С первым светом он вывел коня, слова не
сказал потянувшейся было к нему Млаве, не попрощался с матерью.
поводьев, без узды - на коне было лишь конюшенное оголовье. Скакал, будто
единое тело мчалось. В пустой след посмеялись ночные сторожа мужу,
спешащему от молодой жены, как от осиного роя, и, пустив на волю собачьи
своры, сами бегом побежали к граду. Подгонял их не голод, не желание
скорее воспользоваться остатками сладкого пира, любопытство: не случилось
ли чего непригожего под крышей ведуньи Анеи в первую брачную ночь сына?
перед мужьями и своим новым родом. А мужу сидеть ли пришитым к бабьей
сладкой рубахе, скакать ли по полям и. лесам - то знать самому.
тын к себе домой, в родное, любимое место. А ведь пять или шесть весен
тому назад было иное. Суровость слобожан, жестокость воинского обучения,
насмешки, на которые подросток не умел и не смел ответить, - жизнь была
горька, как полынь. Клеткой была для него слобода, и в этой клетке он
ходил злой, будто хорек на цепи. Окрик, тягота, смертная истома к ночи. И
не хватало ночи, чтоб выспаться. Бывало, что иной подросток так и сгорал
без болезни, никем не замеченный, никем не пригретый.
Родной дом - слобода, и другого не нужно.
избу была открыта. Ратибор заглянул и услышал дружественный окрик:
"Э-гей!"
порог.
лучах солнца и бросил зарничку в темный угол. Голова воеводы была в тени,
со света Ратибор видел только ноги, обутые легко, в постолы-калиги. Кусок
кожи, выделанной мокрой дубкой, был обжат на колодке по форме ступни.
Четыре ремня, два спереди и два в заднике, удерживали калигу и, обвивая
ногу до колена, прижимали к голени широкую штанину.
в нем. Скрывать нечего, воля рода-племени, воля воеводы исполнена честно,
без обмана.
Обоерукие воины. Не каждый владел этим искусством. Заметив в Ратиборе
хорошую способность к оружию, Всеслав сам обучил его.
мужчины.
обеих сторон, длиной в полтора локтя, считая с рукоятью. В другую -
хазарский меч, кривую саблю, тонкую, на четверть длиннее меча. Ратибор
вышел с двумя хазарскими мечами.
забыли для заманчиво-опасной игры. Первым Всеслав сделал шаг, прикрыв
грудь мечом и отведя саблю для удара.
тот, отклонив левым мечом клинок, правым мелькнул над плечом Всеслава.
Отбитое железо плеснуло вверх. И тут же вновь и вновь лязгнуло, покрывая
обоих мельканием ломано-гнутых клинков.
хазары, и их не заметили бы. Сами воины, они затаив дыхание были готовы
увидеть, как сразу, оба иссеченные, изрубленные, пронзенные, падут
обоерукие бойцы. В метании тех и железа было притягательно-страшное, как
колдовство, заклинание силы.
четверорукое чудовище, сверкало, бренчало.
Воевода и его излюбленный воин остановились. В правой руке Ратибора
осталась одна рукоять. Перешибленный отбивом меча хазарский клинок
сломался и отлетел, едва не поразив сторожевых.
сочилась кровь из длинного пореза.
святая.
тело вздулось узлами и буграми. Воевода глубоко вздохнул. Пот щипал ранку,
нужно приложить жеваных листьев болотной сушеницы. Ратибор рвал в избе
лекарство из заготовленных пучков.
но не должна кончиться им одним такая сила, нужна она роду и братству.
клинок. Отдать кузнецам, пусть сварят железо попрочнее.
мочалом. Первый раз соревнуясь с воеводой в двоеруком бою, он отметил
противника. До сих пор бывало иначе. Он не знал, что Всеслав нарочно
поддался. У кого много нежности, у кого - мало. Каждый дает сколько может
и как сумеет.
было куда покороче, чем у их дальних потомков. Не у одного Ратибора годы
текли зло, исполненные суровости жизни. И других гнули много, били,
ковали. Под беспощадно-настойчивым боем тягучее железо твердело, глина же
разлеталась пыльной трухой.
подсохшие былки, за ветви, за усы, за брови, и, пробежав по лицу, пускали
новую нитку: чтобы дальше лететь...
его через мучное сито, наземь сыпались тонкие брызгочки-капельки. От них
сединой пробивало коричневую шерсть козьих плащей и внизу, с отреза, с
длинных косм текли струйки.
насытить хрящеватую почву, проходит внутрь кургана, как в губку. И в
глубоком колодце еще не помутнела вода, как мутнеет зимой. Перехватывая
одубелую, крепкую от воды веревку, слобожанин вытягивает бадью
хрустально-прозрачной влаги. Вода свежа, холодна, чуть пахнет пенькой.
Поставив бадью на закраину сруба, человек пьет и уступает место другому.
- оболока земли. Нынче сверху уже не увидишь, что творится внизу. И снизу
вверх тоже не видно. Слышишь, как тихо дышит земля, засыпая. В ее дыхании,
как и в человеческом, движется душа. Уснет - и дыхания почти не станет.
себе колючий ком беспокойных желаний, не знает, даже после совершения
лучшего из задуманного, тихого покоя земли.