рабочие, делавшие лучшее оружие.
спорили, держались более независимо, и на них с завистью смотрели кузнецы
закабаленные.
доставал различными путями. У него были свои приказчики; они с сидельцами
дежурили в его лавке на Посадской площади, их он посылал в Москву -
отвозить приготовленное оружие и привозить московские товары. Приказчики
ездили на мельницу за мукой и к разным помещикам в округе, у которых
скупали способных к кузнецкому рукомеслу рабочих.
портах, в лаптях, в рваных шабурах. Некоторые тащили с собой лубяной короб
или мешок. Их сгоняли во двор с высоким островерхим тыном, через который
не перелезешь. Здесь они сидели вдоль стены, перешептывались, недоверчиво
косились на всех, искали случая убежать.
приказчиками привезенный народ. Он останавливался перед каждым рабочим.
порчены ли пальцы на руках. Приказчик рассыпался горошком, расхвалива
каждого купленного и находя особые достоинства:
- потому задира: как выпьет, драться любит. Зато сметливый, и еще отец его
промысел имел по кузнецкому делу.
отмывать доморощенную грязь.
рубаха, лапти и подвертки, и они отправлялись в сарай, в котором жили под
надзором караульщика.
прежде всего ему прибыльно. И за новую "лопоть", что давалась после бани,
и за муку и соль для рабочих, и за все прочее, что они получали из лавки,
- на все писался столбик цифр возле имени рабочего, и особый дьячок
сопоставлял забранные товары с заработком каждого. Все оказывались в
неоплатном долгу, и если получали какие деньги на руки, то только в счет
того, что "потом отработает".
урока - за все им приплачивалось: так как им приходилось работать с пяти
часов утра и до темноты и отрабатывать товары, забранные из лавки
Антуфьева, они из кожи лезли, чтобы выбраться из кабалы хозяина, но все
больше погружались в новые долги.
догадаться, что новое надумал этот молчаливый, невозмутимый хозяин.
Куда-то уезжали приказчики, внезапно появлялись возы с чугунными крицами
или березовыми и дубовыми болванками для пищальных прикладов, прибывали
новые партии рабочих и размещались вповалку в полуразвалившихся сараях.
двести бердышей-протазанов. Сделать их к сроку.
отведает батожья.
восхода солнца, в две-три смены, перестукивали кувалды, тяжелые молоты
жулькали* и плющили железные доски и отбивали веселую дробь ручники
мастеров. Для Касьяна и деда Тимофея время летело незаметно, как у коней,
впряженных в тяжелый воз и шагающих бесконечным шляхом, без конца и без
начала.
разных мест крестьян, знавших кузнецкое дело. Они содержались раздельно на
разных дворах - каширские, алексинские, тульские. Все эти сводные люди
выбрали промеж себя старост. Им было приказано ввести круговую "кровную
поруку": "Если кто сбежит, остальные ответят заместо отбегателя".
ручьи, а ночью еще стояли морозы, всем объявили, что их отправляют в
Серпухов. Но кто-то пустил слух, что ежели от Серпухова начинается водный
путь, то, значит, повезут из Серпухова дальше по Волге и они отправляютс
на вечную разлуку с родными местами.
приказчика ответил, что говорить им не о чем, а ему недосуг.
отправляться можно с бабами и детьми, для них подводы будут.
стены, убежали. Тогда каждого десятого для устрашения других отстегали
батогами.
слух, что он любимец царя Петра Алексеевича и ему перечить не след.
Воевода прислал стрельцов - охранять сводных людей.
приказчиков в подвал губной избы. Там, среди пойманных беглых, татей и
лихих людей, Петр Исаич отобрал склонных к наковальне и привел человек
двадцать на завод Антуфьева.
соленой рыбой. Среди привезенных Касьян узнал вымазанного в саже Наумку
Кобеля.
около двухсот саней. Утром прибыло еще с сотню. Всех сводных людей
выставили близ кузни. Приказчики бегали с батогами, ругались, подымали
ударами лежавших. Торопили грузить на подводы.
неба. На сани грузились мешки с домашним скарбом, садились бабы, дети и
закованные в цепи кузнецы. Двадцать стрельцов в красных кафтанах, на
маленьких лохматых конях, ехали впереди и в конце обоза и охраняли от
побегов отправлявшихся в чужедальнюю сторону.
кровавая язва. На ногу надели деревянную колоду и посадили на розвальни
вместе с другими "дорогими" рабочими. Прибежала бабка Дарья, сказала, что
Аленка сидит в санях в переулке, и сунула деду мешок с калачами.
санями версты две, причитали, плакали, прощались, некоторые падали, потом
отставали.
Проехали безмолвный лес, запорошенный инеем. Деревянные полозья саней
раскатывались на поворотах. Лошади то шли шагом, то рысью догоняли
передних. Возчики покрикивали.
запряженном двумя конями гуськом. На переднем сидел возчик, сзади возка
стоял караульщик с пищалью. Антуфьев, закутанный в медвежью шубу, сидел в
возке рядом с двадцатилетним сыном, изредка открывал дверцу и звал Петра
Исаича. Рыжий приказчик в новом полушубке, сняв колпак, подбегал по колено
в снегу, слушал, хлопая руками, и затем передавал распоряжение конному
стражнику, который мчался либо в голову, либо в хвост обоза.
Антуфьев ходил на берег, осматривал новые струги, еще белые, сколоченные
умелыми плотниками без единого железного гвоздя. Десять стругов стояли
рядом на берегу, на деревянных катках, и плотники доканчивали работу,
законопачивая пазы и заливая их смоляным варом.
берегу обнажились желтые песчаные плешины. Ждать в Серпухове пришлось
недели две, пока река тронулась. Несмотря на строгую охрану, несколько