продолжал он, сутулясь, стараясь сделаться меньше и мучительно спрашивая
себя: Ирма видит меня или не видит? - Необходимо ...Если меня задержат, не
взыщи. Извините, пожалуйста, господин Горн".
подергивание губ, он еще больше сгорбился и поспешно протискался к выходу.
барьером, ширилась огромная ледяная арена. Играла музыка. Пустынный еще
лед отливал маслянисто-сизым блеском.
спрашивает.
рукоплесканьями. Он завладел под столом ее маленькой горячей рукой. Магда
почувствовала опять, как тогда, на улице, приступ слез, но руки не отняла.
сделала пируэт. Ее большие коньки скользили молниевидно и резали лед с
мучительным звуком.
ним?"
некоторое время сидела, закрывшись рукой и закусив губу.
шведы, потом немцы. Очень хорош был голкипер в толстом своем свэтере и с
огромными кожаными щитами на голенях.
некстати..."
кругом шумно - захлебывающийся, радостный человеческий лай. Там, на льду,
изогнутые палки подцепляли проворно скользящий пласток, передавали его
друг дружке, с размаху били по нему или подкатывали его, - игроки летели
во весь опор, то разбегаясь вдруг концентрическими кругами, то соединяясь
опять, - и голкипер, весь собравшись, сжавши так ноги, что щиты сливались
в одну поверхность, упруго ездил на месте, выглядывая, куда придется удар.
Боже мой, теперь я знаю, все будет испорчено".
трещит от этого гула, я не могу. Он, видно, уже не вернется, а если
вернется, черт с ним".
года, и только теперь мы договорились до развода. Неужели я стану
рисковать?"
"В автомобиле поцелую".
ладони, так как шум поднялся нестерпимый, - забили гол, шведский вратарь
лежал на льду, выбитая палка, тихо крутясь, скользила в сторону, словно
потерянное весло.
нечего терять золотое время".
смотрел толстый темноглазый господин - взгляд его выражал отвращение.
Рядом с ним сидела девочка и, уставившись в огромный черный бинокль,
следила за возобновившейся игрой.
девочку, вон там, видишь? Это его шурин и дочка. Понимаю, почему мой трус
улизнул, жалко, что я не заметила раньше. Толстяк меня раз выругал девкой.
Если б его кто-нибудь избил..."
лестнице. - Никогда он не женится. Поедем сейчас ко мне, ну на полчасика.
Не хочешь? Ах, ладно, ладно. Я просто так. Я тебя отвезу, только помни,
что у меня нет мелочи".
Он подивился, кто ее спутник, и где Кречмар, и долго еще поглядывал с
опаской по сторонам, боясь вдруг увидеть не только Магду, но и Кречмара.
Было большое облегчение, когда кончилась игра и можно было Ирму увезти.
"Ничего не скажу Аннелизе", - решил он, когда приехали домой. Ирма была
молчалива - только кивала и улыбалась на вопросы матери.
Макс.
"Спать, спать". "Ах, нет", - сонно сказала Ирма. "Что ты, полночь. Как же
можно!"
почему-то чувство, что произошло там что-то, мне было так беспокойно дома.
Макс, скажи мне?"
какая-то телепатическая впечатлительность.
держа в руке градусник. "Ирма больна, сударыня, - объявила она с улыбкой.
- Вот - тридцать восемь и пять". "Тридцать восемь и пять", - повторила
Аннелиза, а в мыслях мелькнуло: "Ну вот, недаром я беспокоилась".
и блестящими глазами глядела в потолок. "Там рыбак и лодка", - сказала
она, показывая движением бровей на потолок, где лучи лампы (было еще очень
рано, и шел снег) образовали какие-то узоры. "Горлышко не болит?" -
спросила Аннелиза, поправляя одеяло и глядя с беспокойством на остренькое
лицо дочери. "Боже мой, какой лоб горячий!" - воскликнула она, откидывая
со лба Ирмы легкие, бледные волосы. "И еще тростники", - тихо проговорила
Ирма, глядя вверх.
"Ах, сударыня, нет нужды, - возразила та с неизменной улыбкой. - я дам ей
горячего чаю с лимоном, аспирину, укрою. Все сейчас больны гриппом".
щеками, он и вошел к Ирме. Макс постоянно умудрялся порезаться - даже
безопасной бритвой, - и сейчас у него на подбородке расплывалось сквозь
пену ярко-красное пятно. "Земляника со сливками", - тихо и томно
произнесла Ирма, когда он нагнулся над ней. "Она бредит!" - испуганно
сказал Макс, обернувшись к бонне. "Ах, какое, - сказала та преспокойно. -
Это про ваш подбородок".
оказался в отъезде, и Аннелиза не обратилась к его заместителю, а вызвала
другого доктора, который в свое время бывал у них в гостях и слыл
превосходным интернистом. Доктор явился под вечер, сел на край Ирминой
постели, и, глядя в угол, стал считать пульс. Ирма рассматривала его белый
бобрик, обезьянье ухо, извилистую жилу на виске. "Так-с", - произнес он,
посмотрев на нее поверх очков. Он велел ей сесть. Аннелиза помогла снять
рубашку. Ирма была очень беленькая и худенькая. Доктор стал трамбовать ее
спину стетоскопом, тяжело дыша и прося ее дышать тоже. "Так-с", - сказал
он опять. Наконец, после еще некоторых манипуляций, он разогнулся, и
Аннелиза повела его в кабинет, где он сел писать рецепты. "Да, грипп, -
сказал он. - Повсеместно. Вчера даже отменили концерт. Заболели и певица и
ее аккомпаниатор".
красен, поминутно сморкался, однако отказался лечь и даже поехал к себе в
контору. Бонна тоже чихала.
мышки у дочери, она с радостью увидела, что ртуть едва перешла через
красную черточку жара. Ирма пощурилась от света и потом повернулась к
стенке. В комнате потемнело. Было тепло, уютно и немножко сумбурно. Она
вскоре заснула, но проснулась среди ночи от ужасно неприятного сна.
Хотелось пить. Ирма нащупала на столике стакан с лимонадом, выпила, чмокая
и поглатывая, и поставила обратно, почти без звона. В спальне было
как-будто темнее, чем обыкновенно. За стеной надрывно и как-то восторженно
храпела бонна. Ирма послушала этот храп, потом стала ждать рокота
электрического поезда, который как раз вылезал из-под земли неподалеку от
дома. Но рокота все не было. Вероятно, поезда уже не шли. Она лежала с
открытыми глазами, и вдруг донесся с улицы знакомый свист на четырех
нотах. Так свистел ее отец, когда вечером возвращался домой, - просто
предупреждал, что сейчас он и сам появится, и можно велеть подавать. Ирма
отлично знала, что это сейчас свищет не отец, а странный человек, который
уже недели две, как повадился ходить в гости к даме, живущей наверху, -