камней, заросших папоротником. Поотстав, я приметил два камня, сошедшихся
вверху краями, и сунул меж них ненатуральное одеяние, от чего пришел
немедленно в наилучшее расположение духа.
и облокотился, положив на ладонь щеку.
Эстампом его папиросы. - Как бы не произошло нападение?!
отбить Молли и соберут человек сто...
места полицейским в качестве зрителей.
мы перебрали все, что было" со всеми подробностями, соображениями, догадками
и (c)себе картинными моментами. Наконец мы подошли к нашим впечатлениям от
Молли; почему-то этот разговор замялся, но мне все-таки хотелось знать
больше, чем то, чему был я свидетелем. Особенно меня волновала мысль о Дигэ.
Эта таинственная женщина непременно возникала в моем уме, как только я
вспоминал Молли. Об этом я его и спросил.
молчание, из которого я не мог извлечь его никаким покашливанием.
совсем задремал, - известно ли тебе, что эту траву едят собаки, когда
заболеют бешенством?
тоном и ничего не сказал. Затем, в молчании, усталые от жары и друг от
друга, мы выбрались к морской полосе, пришли на пристань и наняли лодочника.
Никто из наших врагов не караулил нас здесь, поэтому мы благополучно
переехали залив и высадились в стороне от дома. Здесь был лес, а дальше шел
огромный, отлично расчищенный сад. Мы шли садом. Аллеи были пусты. Эстамп
провел меня в дом через одну из боковых арок, затем по чрезвычайно путаной,
сурового вида лестнице, в большую комнату с цветными стеклами. Он был
заметно не в духе, и я понял отчего, когда он сказал про себя: "Дьявольски
хочу есть". Затем он позвонил, приказал слуге, чтобы тот отвел меня к Попу,
и, еле передвигая ноги, я отправился через блестящие недра безлюдных стен в
настоящее путешествие к библиотеке. Здесь слуга бросил меня. Я постучал и
увидел Попа, беседующего с Дюроком.
мне. Затем он встал и в ответ многочисленным молчаливым кивкам Попа протянул
ему руку. Рукопожатие сопровождалось твердыми улыбками с той и другой
стороны.
теперь, Санди, посвяти Попа во все драматические моменты. Вы можете ему
довериться, - обратился он к Попу, - этот ма... человек сущий клад в таких
положениях. Прощайте! Меня ждут.
хотя из этого ничего не вытекало, но я от природы любопытен во всем. Однако
на что я решился бы под открытым небом, на то не решался здесь, по
стеснительному чувству чужого среди высоких потолков и прекрасных вещей,
имеющих свойство оттеснять непривычного в его духовную раковину.
пригласите меня к себе, и мы с вами позавтракаем. Уже второй час.
его, и не зная, как взяться за это, но не желая уступать никому ни в тоне,
ни в решительности. - В самом деле, идем, стрескаем, что дадут.
редкого иностранного слова, - но вы не забыли, где ваша комната?
восхищению, повторилось то же, что у Дюрока: потянув шнур, висевший у стены,
сбоку стола, мы увидели, как откинулась в простенке меж окон металлическая
доска и с отверстием поравнялась никелевая плоскость, на которой были вино,
посуда и завтрак. Он состоял из мясных блюд, фруктов и кофе. Для храбрости я
выпил полный стакан вина, и, отделавшись таким образом от стеснения, стал
есть, будучи почти пьян.
впереди. Итак, вы сказали, что произошла схватка?
в таком нетерпении.
высокий тон.
самостоятельный текст в виде прыжков, беганья и рычанья, но никого не убил.
Потом я сказал: - Когда явился Варрен и его друзья, я дал три выстрела,
ранив одного негодяя... - Этот путь оказался скользким, заманчивым;
чувствуя, должно быть, от вина, что я и Поп как будто описываем вокруг
комнаты нарез, я хватил самое яркое из утренней эпопеи: - Давайте, Молли, -
сказал я, - устроим так, чтобы я надел ваше платье и обманул врагов, а вы за
это меня поцелуете. И вот...
расскажете потом, как все это у вас там произошло, тем более, что Дюрок, в
общем, уж рассказал.
блаженством. Я чувствовал себя Дюроком и Ганувером. Я вытащил револьвер и
пытался прицелиться в шарик кровати. Поп взял меня за руку и усадил, сказав:
- Выпейте кофе, а еще лучше, закурите. Я почувствовал во рту папиросу, а
перед носом увидел чашку и стал жадно пить черный кофе. После четырех чашек
винтообразный нарез вокруг комнаты перестал увлекать меня, в голове стало
мутно и глупо.
будет лучше.
стал чувствовать себя прочно сидящим на стуле.
ужаснулся, когда вы налили себе целую купель этого вина, но ничего не
сказал, так как не, видел еще вас в единоборстве с напитками. Знаете,
сколько этому вину лет? Сорок восемь, а вы обошлись с ним, как с водой. Ну,
Санди, я теперь буду вам открывать секреты.
спинке стула и пристально взглянул на меня. - Да, скажите вот что: умеете вы
лазить по дереву?
дерево, как хотите. Я могу даже спуститься по дереву головой вниз. А вы?
физически. Нет, я могу вам только завидовать.
держать от меня в тайне общее положение дела, раз требовалось уметь лазить
по дереву, по этим соображениям Поп, - как я полагаю, - рассказал многие
обстоятельства. Итак, я узнал, что позавчера утром разосланы телеграммы и
письма с приглашениями на сегодняшнее торжество и соберется большое
общество.
во внимание, что Ганувер всегда верен своему слову. Все было устроено ради
Молли; он думает, что ее не будет, однако не считает себя вправе признать
это, пока не пробило двенадцать часов ночи. Итак, вы догадываетесь, что
приготовлен сюрприз?
эта девушка?
об этом предмете, если он так явно вызывает молчание. Затем Поп перешел к
подозрениям относительно Томсона и Галуэя.
имею аналитический склад ума, благодаря чему установил стиль этих людей. Но
я допускал ошибку. Поэтому, экстренно вызвав телеграммой Дюрока и Эстампа, я
все-таки был не совсем уверен в точности своих подозрений. Теперь дело ясно.
Все велось и ведется тайно. Сегодня, когда вы отправились в экспедицию, я
проходил мимо аквариума, который вы еще не видели, и застал там наших
гостей, всех троих. Дверь в стеклянный коридор была полуоткрыта, и в этой
части здания вообще почти никогда никто не бывает, так что я появился
незамеченным. Томсон сидел на диванчике, покачивая ногой; Дигэ и Галуэй
стояли у одной из витрин. Их руки были опущены и сплетены пальцами. Я
отступил. Тогда Галуэй нагнулся и поцеловал Дигэ в шею.
дрожать. Моя рука тоже лежала на столе и так же задрожала, как рука Попа. Он
нагнулся и, широко раскрыв глаза, произнес: - Вы понимаете? Клянусь, что
Галуэй ее любовник, и мы даже не знаем, чем рисковал Ганувер, попав в такое