выздоровления, простился с де Ла Тремулем, вернулся к себе домой и не-
медленно же послал сказать четырем друзьям, что ожидает их к обеду.
сплошь противники кардинала. Понятно поэтому, что разговор в течение
всего обеда вертелся вокруг двойного поражения, понесенного гвардейцами
его преосвященства. И так как д'Артаньян был героем обоих сражений, то
именно на него посыпались все хвалы, которые Атос, Портос и Арамис рады
были уступить ему не только как добрые товарищи, но и как люди, которых
превозносили настолько часто, что они на этот раз могли отказаться от
своей доли.
Но так как час, назначенный для аудиенции, миновал, он уже не испрашивал
разрешения пройти с малого подъезда, а вместе с четырьмя своими спутни-
ками занял место в приемной. Король еще не возвращался с охоты.
распахнулись и было возвещено о прибытии его величества. Д'Артаньян зат-
репетал. Следующие минуты, по всей видимости, должны были решить всю его
дальнейшую судьбу. Затаив дыхание, он впился взором в дверь, в которую
должен был войти король.
был в совершенно запыленном охотничьем костюме и в ботфортах. В руках он
держал плеть. С первого же взгляда д'Артаньян понял, что не миновать
грозы.
вдоль его пути: в королевских приемных предпочитают попасть под гневный
взгляд, чем вовсе не удостоиться взгляда. Все три мушкетера поэтому, не
колеблясь, шагнули вперед, в то время как д'Артаньян, наоборот, поста-
рался укрыться за их спинами. Но, хотя король знал в лицо Атоса, Портоса
и Арамиса, он прошел мимо, даже не взглянув на них, не заговорив, словно
никогда их не видел. Что же касается де Тревиля, то он, когда взгляд ко-
роля остановился на нем, с такой твердостью выдержал этот взгляд, что
король поневоле отвел глаза. Вслед за этим его величество, произнеся ка-
кие-то нечленораздельные звуки, проследовал в свои апартаменты.
луют в кавалеры ордена.
к этому времени не вернусь, отправляйтесь ко мне домой: дальнейшее ожи-
дание будет бесполезно.
Видя, что де Тревиль не появляется, они удалились, очень встревоженные.
его величество в самом дурном расположении духа. Король сидел в кресле,
похлопывая рукояткой бича по ботфортам. Де Тревиль, не смущаясь, спокой-
но осведомился о состоянии его здоровья.
но.
Случалось, он уводил кого-нибудь из своих приближенных к окну и говорил
ему: "Скучно, сударь! Давайте поскучаем вместе".
ше величество не наслаждались сегодня охотой?
ся, клянусь жизнью! Не знаю уж, дичь ли не оставляет больше следов, со-
баки ли потеряли чутье. Мы травим матерого оленя, шесть часов преследуем
его, и, когда мы почти загнали его и Сен-Симон уже подносит к губам рог,
чтобы протрубить победу, вдруг свора срывается в сторону и бросается за
каким-то одногодком. Вот увидите, мне придется отказаться от травли, как
я отказался от соколиной охоты. Ах, господин де Тревиль, я несчастный
король! У меня оставался всего один кречет, и тот третьего дня околел.
велико. Но, кажется, у вас осталось довольно много соколов, ястребов и
других ловчих птиц?
владею искусством соколиной охоты. После меня все будет кончено. Будут
охотиться с помощью капканов, западней и силков! Если бы только мне ус-
петь подготовить учеников... Но нет, господин кардинал не дает мне ни
минуты покоя, твердит об Испании, твердит об Австрии, твердит об Анг-
лии!.. Да, кстати о кардинале: господин де Тревиль, я вами недоволен.
его жалобы служат лишь предисловием, чем-то вроде возбуждающего
средства, в котором он черпает решимость. Только теперь он заговорит о
том, о чем готовился заговорить.
спросил де Тревиль, изображая на лице величайшее удивление.
избегая прямого ответа на слова де Тревиля. - Разве для того я назначил
вас капитаном мушкетеров, чтобы ваши подчиненные убивали людей, чтобы
они подняли на ноги целый квартал и чуть не сожгли весь Париж? И вы ни
словом не заикнулись об этом! Впрочем, - продолжал король, - я, верно,
напрасно сетую на вас. Виновные, вероятно, уже за решеткой, и вы явились
доложить мне, что над ними учинен суд.
пришел просить суда у вас.
что ваши три проклятых мушкетера, эти Атос, Портос и Арамис, вместе с
этим беарнским молодцом как бешеные накинулись на несчастного Бернажу и
отделали его так, что он сейчас, верно, уж близок к последнему издыха-
нию? Не станете ли вы отрицать, что они вслед за этим осадили дом герцо-
га де Ла Тремуля и собирались поджечь его, пусть в дни войны, это было
бы не так уж плохо, ибо дом этот - настоящее - гнездо гугенотов, но в
мирное время это могло бы послужить крайне дурным примером для других.
Так вот, скажите, не собираетесь ли вы все это отрицать?
жанно произнес де Тревиль.
сплю, кто трудится, когда я забавляюсь, кто правит всеми делами внутри
страны и за ее пределами - во Франции и в Европе?
произнес де Тревиль, - ибо в моих глазах только бог может стоять так вы-
соко над вашим величеством.
слугу, единственного друга - господина кардинала.
раняется на кардиналов.
тельно, вы обвиняете его? Ну, скажите прямо, признайтесь, что вы обвиня-
ете его!
что ему сообщили ложные сведения. Я говорю, что он поспешил обвинить
мушкетеров вашего величества, к которым он несправедлив, и что черпал он
сведения из дурных источников.
нимает к сердцу это дело, чтобы можно было положиться на его бесприст-
растие. Но я далек от этого, ваше величество. Я знаю герцога как благо-
родного и честного человека и готов положиться на его слова, но только
при одном условии...
но допросили бы сами, с глазу на глаз, без свидетелей, и чтобы я был
принят вашим величеством сразу же после ухода герцога.
скажет господин де Ла Тремуль?
шел в комнату.
подином де Ла Тремулем. Мне нужно сегодня же вечером поговорить с ним.
примет никого? - спросил де Тревиль.
изредка - вот и все. Приходите так рано, как захотите, хоть в семь ча-
сов. Но берегитесь, если ваши мушкетеры виновны!