Чтение 16–й страницы книги ~Черный тюльпан~

Корнелиус пришел в себя; он стал смотреть на камера в которой нахо-
дился, на "фамильную камеру", по изречению Грифуса, - как на роковое
преддверие к печальной смерти.

И так как Корнелиус был философом и, кроме того, христианином, он
стал молиться за упокой души крестного отца и великого пенсионария и за-
тем решил смириться перед всеми бедами, которые ему пошлет судьба.

Спустившись с небес на землю, очутившись в своей камере и убедившись,
что, кроме него, в ней никого нет, он вынул из-за пазухи три луковички
черного тюльпана и спрятал их в самом темном углу, за камнем, на который
ставят традиционный кувшин.

Столько лет бесполезного труда! Разбитые мечты! Его открытие канет в
ничто так же, как он сойдет в могилу. В тюрьме ни одной травинки, ни од-
ной горсти земли, ни одного луча солнца!

При этой мысли Корнелиус впал в мрачное отчаяние, из которого он вы-
шел только благодаря чрезвычайному событию.

Что это за чрезвычайное событие?

О нем мы расскажем в следующей главе.

Дочь тюремщика

В тот же вечер, когда Грифус приносил пищу заключенному, он, открывая
дверь камеры, поскользнулся и упал. Стараясь удержать равновесие, он не-
ловко подвернул руку и сломал ее повыше кисти.

Корнелиус бросился было к тюремщику, но Грифус, не почувствовав сразу
серьезности ушиба, сказал:

- Ничего серьезного. Не подходите.

И он хотел подняться, опираясь на ушибленную руку, но рука согнулась.
Тут Грифус ощутил сильнейшую боль и закричал.

Он понял, что сломал руку. И этот человек, столь жестокий с другими,
упал без чувств на порог и лежал без движения, холодный, словно покой-
ник.

Дверь камеры оставалась открытой, и Корнелиус был почти на свободе.
Но ему и в голову не пришла мысль воспользоваться этим несчастным случа-
ем. Как врач, он моментально сообразил по тому, как рука согнулась, по
треску, который раздался при этом, что случился перелом, причиняющий
пострадавшему боль. Корнелиус старался оказать помощь, забыв о враждеб-
ности, с какой пострадавший отнесся к нему при их единственной встрече.

В ответ на шум, вызванный падением Грифуса, и на его жалобный стон,
послышались быстрые шаги на лестнице, и сейчас же появилась девушка. При
виде ее у Корнелиуса вырвался возглас удивления, в свою очередь девушка
негромко вскрикнула.

Это была прекрасная фрисландка. Увидев на полу отца и склоненного над
ним заключенного, она подумала сначала, что Грифус, грубость которого ей
хорошо была известна, пал жертвой борьбы, затеянной им с заключенным.

Корнелиус сразу уловил это подозрение, зародившееся у молодой девуш-
ки.

Но при первом же взгляде девушка поняла истину и, устыдившись своих
подозрений, подняла на молодого человека очаровательные глаза и сказала
со слезами:

- Простите и спасибо, сударь. Простите за дурные мысли и спасибо за
оказываемую помощь.

Корнелиус покраснел.

- Оказывая помощь ближнему, - ответил он, - я только выполняю свой
долг.

- Да, и оказывая ему помощь вечером, вы забываете о тех оскорблениях,
которые он вам наносил утром. Это более, чем человечно, сударь, - это
более, чем по-христиански.

Корнелиус посмотрел на красавицу, пораженный тем, что слышит столь
благородные слова из уст простой девушки.

Но он не успел выразить свое удивление. Грифус, придя в себя, раскрыл
глаза, и его обычная грубость ожила вместе с ним.

- Вот, - сказал он, - что получается, когда торопишься принести ужин
заключенному: торопясь - падаешь, падая - ломаешь себе руку, потом валя-
ешься на полу безо всякой помощи.

- Замолчите, - сказала Роза. - Вы несправедливы к молодому человеку;
я его застала как раз в тот момент, когда он оказывал вам помощь.

- Он? - спросил недоверчиво Грифус.

- Да, это правда, и я готов лечить вас и впредь.

- Вы? - спросил Грифус. - А разве вы доктор?

- Да, это моя основная профессия.

- Так что вы сможете вылечить мне руку?

- Безусловно.

- Что же вам для этого потребуется:

- Две деревянные дощечки и два бинта для перевязки.

- Ты слышишь, Роза? - сказал Грифус. - Заключенный вылечит мне руку;
мы избавимся от лишнего расхода; помоги мне подняться, я словно налит
свинцом.

Роза подставила раненому свое плечо; он обвил здоровой рукой шею де-
вушки и, сделав усилие, поднялся на ноги, а Корнелиус пододвинул к пост-
радавшему кресло, чтобы избавить его от лишних движений.

Грифус сел, затем обернулся к своей дочери:

- Ну, что же, ты разве не слышала? Пойди принеси то, что требуется.

Роза спустилась и вскоре вернулась с двумя дощечками и длинным бин-
том.

Корнелиус снял с тюремщика куртку и засучил рукав его рубашки.

- Вам это нужно, сударь? - спросила Роза.

- Да, мадемуазель, - ответил Корнелиус, бросив взгляд на принесенные
предметы, - да, это как раз то, что мне нужно. Теперь я поддержу руку
вашего отца, а вы придвиньте стол.

Роза придвинула стол. Корнелиус положил на него сломанную руку, чтобы
она лежала ровнее, и с удивительной ловкостью соединил концы переломан-
ной кости, приладил дощечки и наложил бинт.

В самом конце перевязки тюремщик опять потерял сознание.

- Пойдите принесите уксус, мадемуазель, - сказал Корнелиус, - мы пот-
рем ему виски, и он придет в себя.

Но вместо того, чтобы выполнить это поручение, Роза, убедившись, что
отец действительно в бессознательном состоянии, подошла к Корнелиусу.

- Сударь, - сказала она, - услуга за услугу.

- Что это значит, милое дитя?

- А это значит, сударь, что судья, который должен вас завтра допраши-
вать, приходил узнать, в какой вы камере, и ему сказали, что вы в той же
камере, где находился Корнель де Витт. Услышав это, он так зловеще ус-
мехнулся, что я опасаюсь, не ожидает ли вас какая-нибудь беда.

- Но что же мне могут сделать? - спросил Корнелиус.

- Вы видите отсюда эту виселицу?

- Но ведь я же невиновен, - сказал Корнелиус.

- А разве были виновны те двое, которые там повешены, истерзаны, изу-
родованы?

- Да, это правда, - сказал, омрачившись, Корнелиус.

- К тому же, - продолжала Роза, - общественное мнение хочет, чтобы вы
были виновны. Но виновны вы или нет, ваш процесс начнется завтра; после-
завтра вы будете осуждены; в наше время эти дела делаются быстро.

- Какие же выводы вы делаете из этого? - спросил Корнелиус.

- А вот какие: я одна, я слаба, я женщина, отец лежит в обмороке, со-
бака в наморднике; следовательно, никто и ничто не мешает вам скрыться.
Спасайтесь бегством, вот какие выводы я делаю.

- Что вы говорите?

- Я говорю, что мне, к сожалению, не удалось спасти ни Корнеля, ни
Яна де Виттов, и я бы очень хотела спасти. хоть вас. Только торопитесь,
вот у отца уже появилось дыхание; через минуту, быть может, он откроет
глаза, и тогда будет слишком поздно. Вы колеблетесь?

Корнелиус стоял, как вкопанный, глядя на Розу, и казалось, что он
смотрит на нее, совершенно не слушая, что она говорит.

- Вы что, не понимаете разве? - нетерпеливо сказала девушка.

- Нет, я понимаю, - ответил Корнелиус, - но...

- Но?

- Я отказываюсь. В этом обвинят вас.

- Не все ли равно? - ответила Роза, покраснев.

- Спасибо, дитя мое, - возразил Корнелиус, - но я остаюсь.

- Вы остаетесь? Боже мой! Боже мой! Разве вы не поняли, что вас при-
говорят... приговорят к смерти через повешение, а может быть, вас убьют,
растерзают на куски, как растерзали господина Яна и господина Корнеля!
Ради всего святого! Я вас заклинаю, не беспокойтесь обо мне и бегите из
этой камеры! Берегитесь, - она приносит несчастье де Виттам!

- О, о! - воскликнул пришедший в себя тюремщик. - Кто там упоминает
имена этих негодяев, этих мерзавцев, этих подлых преступников Виттов?

- Не волнуйтесь, друг мой, - сказал Корнелиус, кротко улыбаясь. - При
переломе раздражаться очень вредно.

Обратившись к Розе, он сказал шепотом:

- Дитя мое, я невиновен и буду ждать своих судей с безмятежным спо-
койствием невинного.

- Тише! - сказала Роза.

- Почему?

- Отец не должен подозревать, что мы с вами переговаривались?

- А что тогда будет?

- А будет то, что он не позволит мне больше приходить сюда, - ответи-
ла девушка.

Корнелиус с улыбкой принял это наивное признание. Казалось, в несчас-