берегу, к которому будет направлено судно, покажется город или селение;
решившись же идти на остров Святой Марии, свидетель надеялся встретить по
пути какой-нибудь спасительный корабль, а если нет, то убежать там и на
шлюпке добраться до близлежащего побережья Арруко; в этих целях он изменил
курс и направил судно к острову Святой Марии; между тем негры Бабо и Атуфал
продолжали каждый день обсуждать между собой, какие меры им надо еще
принять, чтобы осуществить свой план возвращения в Сенегал, следует ли им
убить испанцев и, в частности, свидетеля; на восьмой день после того, как
исчезло из виду побережье Наски, рано на рассвете, после очередного такого
совещания негр Бабо поднялся к свидетелю на капитанский мостик и объявил
ему, что они решили убить своего владельца дона Алехандро Аранду, во-первых,
для того, чтобы обеспечить себе и своим товарищам свободу, но также и затем,
чтобы держать в повиновении матросов, чтобы у них перед глазами было
постоянное напоминание о том, какая судьба их ждет, если хоть кто-нибудь из
них вздумает сопротивляться его воле; смерть дона Алехандро необходима для
такого наглядного урока; что именно он имел в виду при этом, свидетель тогда
не понял, да и не мог бы понять; единственное, что ему было ясно, это что
дону Алехандро угрожает смерть; более того, негр Бабо предложил свидетелю
вызвать из каюты спавшего там штурмана Ранедса, с тем чтобы, как понял
свидетель, во время акции опытный мореход не был убит вместе с доном
Алехандро и остальными; свидетель, которому дон Алехандро был другом
детства, напрасно умолял и уговаривал негра Бабо, тот ответил, что дело это
решенное и будет выполнено и всякому испанцу, кто вздумает препятствовать
его воле в этом или вообще в чем бы то ни было, грозит смерть; тогда
свидетель вызвал своего штурмана Ранедса, того заставили стоять в стороне, а
негр Бабо немедленно распорядился, чтобы Мартинки и Лекбе, чернокожие дикари
из племени ашанти, спустились вниз и совершили убийство; дикари с топорами в
руках убежали туда, где спал дон Алехандро; однако, изрубленного и
полумертвого, выволокли его на палубу и собирались в таком виде выбросить за
борт, но негр Бабо запретил это и велел умертвить их жертву на глазах у
свидетелей, после чего по его приказу тело унесли куда-то в носовой отсек
трюма, и больше в течение последовавших трех дней его никто не видел...
Свидетель рассказывает, что престарелый дон Алонсо Сидония, много лет
проживавший в Вальпараисо, но недавно получивший государственную должность в
Перу, куда и направлялся, спал напротив дона Алехандро; разбуженный криками
последнего, он увидел негров с окровавленными топорами в руках, выбросился
через иллюминатор в море и утонул, при этом свидетель не имел возможности
ничем ему помочь... Негры же, убив Аранду, выволокли на палубу его кузена,
пожилого дона Франсиско Масу из Мендосы, и юного Хоакина, маркиза де
Арамбоаласа из Испании, с его испанским слугой Понсе, и трех молодых
приказчиков Аранды: Хосе Мосаири, Лоренсо Баргаса и Эрменегильдо Гандиса,
уроженцев Кадиса; из них дона Хоакина и Эрменегильдо Гандиса негр Бабо, в
целях, которые обнаружились впоследствии, оставил в живых; дона же Франсиско
Масу, Хосе Масаири и Лоренсо Баргаса и с ними слугу Понсе, а также боцмана
Хуана Роблеса с помощниками Мануэлем Вискайя и Родериго Урта и еще четырех
матросов негр Бабо распорядился живьем бросить в море, хотя они даже не
сопротивлялись и просили только о том, чтобы им пощадили жизнь; боцман Хуан
Роблес, единственный среди них, кто умел плавать, продержался на воде дольше
остальных, творя покаянную молитву и в последних словах заклиная свидетеля
отслужить мессу Богоматери-Заступнице за упокой его души... В последовавшие
три дня свидетель, лично не зная о том, какая судьба постигла останки дона
Алехандро, много раз обращался к негру Бабо с вопросами о том, находятся ли
они на борту и будут ли сохранены для предания земле, и заклинал его сделать
соответствующие распоряжения, но негр Бабо ему не отвечал; на четвертый день
на рассвете, когда свидетель вышел на палубу, негр Бабо указал ему на нос
корабля - там вместо старой носовой фигуры открывателя Нового Света
Христофора Колона стоял человеческий скелет; негр Бабо спросил свидетеля,
чьи, по его мнению, это кости и не думает ли он, судя по их белизне, что это
кости белого человека; свидетель закрыл руками лицо, а негр Бабо, подойдя к
нему вплотную, сказал ему, что отныне он должен верно служить неграм и
доставить их в Сенегал, иначе душа его последует за тем, кто сейчас
показывает путь его телу... В то утро негр Бабо отвел на нос всех по очереди
оставшихся в живых испанцев и каждого спрашивал, чей, по его мнению, там
стоит скелет и не кажется ли ему по белизне костей, что это скелет белого; и
каждый закрывал ладонями лицо, и тогда негр Бабо повторял каждому те слова,
которые сказал свидетелю... потом он собрал всех испанцев на корме и
произнес перед ними речь о том, что теперь дело полностью сделано, капитан
теперь служит неграм, он может спокойно вести корабль, куда нужно, но если
он или кто-либо другой из испанцев скажет или замыслит худое против негров,
преступники и душой и телом последуют по пути скорби за доном Алехандро;
угрозу эту им повторяли потом каждый день; кроме того, незадолго перед
описанным событием негры связали и хотели бросить в море корабельного кока
за какие-то слова, которые он кому-то сказал, но потом негр Бабо, по
ходатайству свидетеля, его помиловал; несколько дней спустя свидетель, не
упуская ни одного способа спасти жизнь оставшимся на судне испанцам,
обратился к неграм, призывая их к порядку и спокойствию и предлагая
составить документы, под которыми подпишется он сам, все грамотные члены
команды, а также негр Бабо - за себя и за всех негров, о том, что он,
капитан, обязуется привести их корабль в Сенегал, а они - никого больше не
убивать, при этом он формально передавал корабль со всем грузом в их
собственность; все это на какое-то время их удовлетворило и успокоило...
Однако на следующий день по распоряжению негра Бабо, дабы окончательно
отрезать матросам путь к спасению, были уничтожены все шлюпки, за
исключением баркаса, который был непригоден к плаванию, и еще одного катера
в хорошем состоянии, который должен был вскоре понадобиться для перевозки с
берега бочек с пресной водой, и потому негр Бабо сохранил его и только
спустил в трюм.
происходившего при бедственном безветрии, из этого описания здесь приводится
один отрывок.)
пятеро уже умерло в припадках буйного помешательства, негры сделались
раздражительными и за какой-то ничего не значащий жест, который они сочли
подозрительным, хотя в действительности совершенно безобидный, схватили и
убили старшего штурмана Ранедса, когда он передавал свидетелю секстан;
однако об этом они вскоре пожалели, так как то был, не считая свидетеля,
последний человек на судне, владевший искусством кораблевождения.
которых лишь попусту напомнил бы о минувших мучениях и бедах, свидетель
сообщает, что на семьдесят четвертый день плавания, считая от того времени,
как они потеряли из виду побережье Наски, терпя постоянный недостаток
пресной воды и затяжной штиль, они наконец прибыли к острову Святой Марии,
что произошло семнадцатого августа месяца около шести часов пополудни, и
бросили якорь в непосредственной близости от американской шхуны "Холостяцкая
услада" под командой великодушного капитана Амазы Делано, которая стояла в
этой же бухте; однако бухту они впервые увидели еще в шесть часов утра того
же дня, и когда в ней против ожидания замечено было судно, негры сильно
забеспокоились, но негр Бабо утихомирил их и убедил, что они могут ничего не
бояться; он сразу же распорядился, чтобы нос фрегата закрыли брезентом, как
будто там ведутся ремонтные работы, и навел кое-какой порядок на палубах;
потом негр Бабо и негр Атуфал некоторое время совещались - негр Атуфал был
за то, чтобы немедленно уйти из этой бухты, но негр Бабо с ним не согласился
и один измыслил весь план дальнейших действий; он явился к свидетелю и
приказал ему говорить и делать все то, что он затем говорил и делал на
глазах у американского капитана... ибо негр Бабо угрожал ему, если он хоть в
чем-то отклонится от его предписаний, скажет хоть одно слово, бросит хоть
один взгляд, дающий понять об истинном положении вещей в настоящем и в
прошлом, он, негр Бабо, его немедленно убьет, а с ним и всех его товарищей;
он показал при этом кинжал, который носил при себе спрятанным, сказав что-то
в том смысле, что нож будет так же проворен, как и глаз; после этого негр
Бабо объяснил свой замысел сообщникам, и все остались довольны; дабы лучше
скрыть правду, он придумал много мелких штрихов, порою сочетая в них обман с
обороной; так, он посадил шестерых дикарей из племени ашанти, о которых
говорилось выше и которые были у него главными головорезами, на краю юта как
бы для того, чтобы начищать и точить топоры (ящики с которыми были среди
корабельных грузов), в действительности же затем, чтобы самим пустить их в
дело и раздать остальным по его условному знаку; он же придумал представить
Атуфала, своего ближайшего помощника, закованным в цепи, которые на самом
деле он мог сбросить одним движением; при этом свидетель получил самые
подробные указания, когда и при каких обстоятельствах что он должен говорить
и как держаться, и в случае малейших отклонений ему угрожали немедленной
смертью; одновременно, предвидя, что среди негров может начаться
беспокойство, негр Бабо выбрал четырех престарелых негров, конопатчиков по
ремеслу, и поручил им блюсти своей властью на палубах возможный порядок; он
подробно наставлял как своих сообщников, так и испанцев, объясняя им свой
замысел и все хитрости и знакомя их с той вымышленной историей, которую
должен был излагать свидетель, чтобы никто не вступил с нею в противоречие;
и все эти приготовления были задуманы и осуществлены за два или три часа - с
того момента, как была замечена шхуна, и до появления на борту капитана
Амазы Делано, что произошло около половины восьмого утра; капитан Амаза
Делано прибыл в шлюпке и взошел на палубу, встреченный всеобщей радостью;
свидетель, изображавший, насколько это было в его силах, основного владельца
и свободного капитана своего судна, на вопросы Амазы Делано ответил, что
вышел из Буэнос-Айреса в Лиму, имея на борту три сотни негров, что в штормах