с широкими полями и в клетчатом серапе на плечах, звеня
шпорами, важно расхаживал по прерии, теперь ходит надменный
надсмотрщик в синей куртке или плаще, щелкая своим кнутом на
каждом углу; там, где краснокожие потомки ацтеков22, едва
прикрытые овчиной, грустно бродили около своих хакале, теперь
черные сыны и дочери Эфиопии с утра до вечера болтают, поют и
пляшут, как бы опровергая суждение, что рабство -- это
несчастье.
"нет" с полным единодушием и горячностью, не допускающей
сомнения в искренности их слов.
лелеянная симпатия к рабам оказалась лишь притворством.
аристократии нашей страны, потому что она не могла бы проявить
такого коварства, а у олигархии буржуазных дельцов, которые
пробрались к власти в стране,-- на поводу у этих рьяных
заговорщиков против народных прав, Англия изменила своему
принципу, так громко ею провозглашенному, подорвала к себе
доверие, оказанное ей всеми нациями.24
задумчиво опустилась в кресло перед зеркалом и велела своей
горничной Флоринде одеть и причесать себя для приема гостей.
Пойндекстер, чтобы отпраздновать новоселье. Не этим ли
следовало объяснить некоторое беспокойство в поведении молодой
креолки? Однако у Флоринды были на этот счет свои догадки, о
чем свидетельствовал происходивший между ними разговор.
просто думала вслух, а ее служанка вторила ей, как эхо. В
течение всей своей жизни молодая креолка привыкла смотреть на
рабыню, как на вещь, от которой можно было не скрывать своих
мыслей, так же как от стульев, столов, диванов и другой мебели
в комнате. Разница заключалась лишь в том, что Флоринда все же
была живым существом и могла отвечать на вопросы.
она без умолку болтала о всяких пустяках, а участие в разговоре
самой Луизы ограничивалось лишь отдельными замечаниями.
блестящие пряди волос молодой госпожи,-- ну и чудесные у вас
волосы! Словно испанский мох, что свешивается с кипариса.
Только они у вас другого цвета и блестят, точно сахарная
патока.
потому вряд ли нужно говорить, что ее волосы были темного цвета
и пышные, "словно испанский мох", как наивно выразилась
негритянка. Но они не были черными; это был тот густой
каштановый цвет, который встречается иногда в окраске черепахи
или пойманного зимой соболя.
которая отливала каштановым цветом на ее черной ладони,-- если
бы у меня были ваши красивые волосы, а не эта овечья шерсть,
они все были бы у моих ног, все до одного!
очнувшись от грез.-- Что ты сказала? У твоих ног? Кто?
форта -- всех, всех подряд! С вашими волосами, мисс Луи, я бы
их всех заполонила!
представив ее со своей шевелюрой.-- Ты думаешь, что ни один
мужчина не устоял бы перед тобой, если бы у тебя были мои
волосы?
ваша кожа, белая, как алебастр, ваша стройная фигура и ваши
глаза... О мисс Луи, вы такая замечательная красотка! Я
слыхала, как это говорили белые джентльмены. Но мне и не надо
слышать, что они говорят,-- я сама вижу.
слова! Клянусь вам! Клянусь апостолами!
негритянки, чтобы поверить в искренность ее слов, какими бы
восторженными они ни были. Сказать, что Луиза Пойндекстер
прекрасна, -- значило только подтвердить общее мнение
окружающего ее общества. Красота Луизы Пойндекстер поражала
всех с первого взгляда, но трудно было подобрать слова, чтобы
дать о ней представление. Перо не может описать прелести ее
лица. Даже кисть дала бы лишь слабое представление о ее облике,
и ни один художник не мог бы изобразить на безжизненном полотне
волшебный свет, который излучали ее глаза -- казалось, освещая
все лицо. Черты его были классическими и напоминали излюбленный
Фидием и Праксителем тип женской красоты. И в то же время во
всем греческом пантеоне нет никого похожего на нее, потому что
у Луизы Пойндекстер было не лицо богини, а гораздо более
привлекательное для простых смертных -- лицо женщины.
смехом, в котором, однако, не слышалось сомнения. Молодой
креолке не нужно было напоминать о ее красоте. Луиза знала, что
она прекрасна, и не раз бросала пристальный взгляд в зеркало,
перед которым ее причесывала и одевала служанка. Лесть
негритянки мало тронула ее, не больше, чем ласка баловня
спаниеля, и дочь плантатора снова задумалась; из этого
состояния ее вывела болтовня служанки.
очевидно, мучила какая-то тайна, которую ей хотелось разгадать
во что бы то ни стало.
собой,-- если бы Флоринда была хоть наполовину так хороша, как
молодая мисса, она бы ни на кого не смотрела и ни по ком бы не
вздыхала!
словами.--Что ты хочешь этим сказать?
такая глухая, как вы думаете! Она давно замечает, что вы все
сидите на одном месте и не пророните ни словечка, только
вздыхаете, да так глубоко! Этого не бывало, когда мы жили на
старой плантации в Луизиане.
уже в Луизиане потеряла! Может быть, здешний климат плохо
действует на тебя?
себя. Не сердитесь на меня, что я с вами так попросту
разговариваю. Флоринда -- ваша рабыня и любит вас, как черная
сестра. Она горюет, когда вы вздыхаете. Потому она так и
говорит с вами. Вы не сердитесь на меня?
не сержусь, я же не говорила, что сержусь. Только ты
ошибаешься. То, что ты видела и слышала,-- всего лишь твоя
фантазия. Ну, а вздыхать мне некогда. Сейчас мне хватит и
других дел -- ведь нужно будет принять чуть ли не сотню гостей,
и почти все они незнакомые. Среди них будут молодые плантаторы
и офицеры, которых ты поймала бы, если бы у тебя были мои
волосы. Ха-ха! А у меня нет никакого желания очаровывать их, ни
одного из них! Так что поскорее причесывай мои волосы, только
не плети из них сетей.
с нескрываемым любопытством.-- И вы говорите, что ни один из
этих джентльменов вам не нравится? Но ведь будут два-три
очень-очень красивых! Этот молодой плантатор и те два красивых
офицера. Вы ведь знаете, про кого я говорю. Все они так
ухаживали за вами. Вы уверены, мисса, что ни об одном из них вы
не вздыхаете?
Флоринда, мы теряем время. Не забывай, что у нас сегодня будет
больше ста гостей и мне нужно хотя бы полчаса, чтобы
подготовиться к такому большому приему.
вовремя. Вас одеть нетрудно -- мисса хороша в любом наряде. Вы
все равно будете первой красавицей, даже если наденете простое
платье сборщицы хлопка!
тебе что-то от меня надо. Может быть, ты хочешь, чтобы я
помирила тебя с Плутоном?
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Лондон Джек
Шилова Юлия
Курылев Олег
Орловский Гай Юлий