потом неторопливо поцеловала меня, еще раз улыбнулась и вошла в
отель. Стеклянные двери несколько раз качнулись и остановились.
Еще немного, - подумал я мрачно, - и дисциплина полетит ко всем
чертям.
ГЛАВА ПЯТАЯ
отправился в "Рембрандт". Поглядел некоторое время из-под
навеса у входа через улицу - на балаганчик. Старик был не
только бессмертен, но и, вероятно, непромокаем, дождь не
производил на него никакого впечатления, и ничто, кроме разве
что землетрясения, не могло предотвратить его вечернего
выступления. Подобно старому актеру, считающему, что
представление должно состояться несмотря ни на что, он, видно,
не сомневался в своих обязательствах перед публикой,
и-невероятная вещь!-публика эта у него была: несколько юнцов,
чья потертая одежда, по всем признакам, промокла насквозь,
группка, погруженная в мистическое созерцание смертельных мук
Штрауса, которому пришла очередь подвергнуться пыткам. Я вошел
в отель.
казалось вполне искренним.
устроившись в углу и медленно попивая виски, задумался о связи
между быстрыми людьми и скорострельными револьверами,
торговцами наркотиками, больными девушками, глазами, скрытыми
за куклами, такси, следующими за мной, куда бы я ни
направлялся, полицейскими, которых шантажируют, и продажными
управляющими отелей, портье и бренчащими шарманками. Все это
вместе взятое не давало мне ровным счетом ничего. Оставалось
признать, что результаты ничтожны и - как ни неприятна сама
мысль об этом - выхода нет и придется сегодня же, попозже, еще
раз посетить магазин, разумеется, не уведомляя Белинду... Тут я
впервые случайно глянул в находящееся передо мной зеркало. Не
могу сказать, что меня толкнул какой-то инстинкт или что-нибудь
в этом роде, просто уже некоторое время ноздри мне слегка
щекотал запах духов, тонкий дух сандалового дерева, который мне
очень нравится, вот и захотелось увидеть, от кого он исходит.
Чисто старомодная дотошность.
за моим. На столике - початый стакан спиртного, в руке
девушки - развернутая газета. Когда я глянул в зеркало, она
сразу опустила глаза в газету. Моя природная подозрительность
тут ни при чем. Воображение тоже. Она приглядывалась ко мне. На
ней был зеленый костюм, а непокорные белые волосы, в
соответствии с современной модой, вы глядел и остриженными
сумасшедшим садовником. Как видно, Амстердам полон молодых
блондинок, так или иначе, привлекающих мое внимание.
близ бара и медленно, как человек, глубоко погруженный в
раздумье, направился в фойе, миновал девушку, даже не взглянув
на нее, и парадной дверью вышел на улицу. Штраус уже кончился -
но не старик, нет: желая продемонстрировать разнообразие своих
пристрастий, он перешел к чудовищному исполнению популярной
шотландской песенки. Попробуй он проделать этот номер на любой
из улиц Глазго, через четверть часа от него, как и от его
шарманки, осталось бы только бледное воспоминание. Юнцы
исчезли, что могло означать либо их антишотландскую
настроенность, либо- в такой же степени - прошотландскую. В
действительности же их отсутствие, как я позже узнал, означало
нечто совершенное иное. Все приметы и признаки были у меня под
носом, но я не улавливал - и из-за этого слишком многим людям
предстояло умереть.
головой. - Примадонна надорвалась на верхнем "ля". Сердечный
приступ. - Чтобы утешить, я похлопал его по плечу. - Без
паники. Я иду всего лишь позвонить...
номером девушек- после долгого ожидания. В голосе Белинды
слышалось раздражение:
без того слишком чиста для той грязной работы, которая меня
ждет. Мэгги тоже.
принести ее на руках. - Обиженное молчание. - Через десять
минут будьте у моего отеля. Ждите на улице шагах в двадцати.
проходило.
выйдет одна девушка. Твой рост, твой возраст, твоя фигура, твои
волосы...
прекрасна. На ней зеленый плащ, в руке зеленый зонт... духи с
запахом сандалового дерева, а на левом виске недурно
загримированный синяк, который я поставил ей вчера днем.
нападаете на девушек.
пойдете за ней. Когда доберетесь до места, куда она
направляется, одна из вас останется, а другая-ко мне. Нет, не
сюда, сюда нельзя, сами знаете. Я буду "Под старым кленом", на
втором углу Рембрандтплейн.
сидела за тем же столиком. Сперва я подошел к администратору, и
попросил несколько листов бумаги, а потом устроился за
столиком, где оставил свою выпивку. Девушка в зеленом плаще
была не дальше, чем в шести футах, так что хорошо видела,что я
делаю, оставаясь в то же время относительно свободной от
наблюдения.
вечером, я разгладил его перед собой и стал что-то чертить на
клочке бумаги. Через минуту с неудовольствием отложил перо,
скомкал лист и швырнул в стоящую рядом корзину. Затем начал
писать на другом клочке - и изобразил тот же
неудовлетворительный итог. Повторил номер еще несколько раз,
после чего прикрыл глаза, опер голову на ладони и оставался так
почти пять минут, словно человек, погруженный в глубочайшие
размышления. Спешить мне было некуда, это точно. Белинде было
дано десять минут, но если бы она сумела за это время выйти из
ванной, одеться и приехать сюда с Мэгги, это означало бы, что я
знаю о женщинах еще меньше, чем мне казалось.
пока не прошло двадцать минут. К этому времени я одолел свою
выпивку, так что пожелал бармену доброй ночи и вышел, но за
красными плюшевыми портьерами, отделяющими бар от холла,
остановился, немного подождал и осторожно выглянул. Девушка в
зеленом плаще встала, заказала еще выпить и присела спиной ко
мне на кресло, которое я недавно освободил. Незаметно
оглядевшись, чтобы убедиться, что за ней не следят, она как бы
ненароком потянулась к корзине для бумаг, вынула лежащий сверху
смятый клочок бумаги и разгладила его перед собой. Тем временем
я бесшумно придвинулся к ее креслу. Теперь лицо ее было видно в
профиль, и это лицо внезапно застыло. С такого расстояния можно
было даже прочитать слова, написанные на разглаженной бумаге..
заглядывают в корзинки для мусора".
послание, - сообщил я. - Добрый вечер, мисс Лимэй.
была использована довольно умело, так что натуральный оливковый
цвет кожи почти удалось скрыть, но вся помада и пудра на свете
не смогли бы спрятать румянца, залившего ее лицо от шеи до лба.
лицу...
осторожно коснулся ее синяка. - Это пройдет. Как ваша голова,
мисс Лимэй?