стала возможной историография Фукидида. Этот историк впервые стал объяснять
вещи из них же самих, не прибегая обязательно к мифологии. Но мы должны, с
точки зрения современной науки, сказать, что при всех своих фактических и
прагматических объяснениях Фукидид все же не чужд ссылок на судьбу и
случайность. И это понятно, потому что классически полисный греческий
историзм все-таки был бессилен порвать с мифологией окончательно, и если он
с нею порывал, то это происходило условно и только в силу специфических
интересов того или иного историографа, а не в силу принципиально
антимифологического понимания времени и истории.
историческим потоком от мифологии и мифологической насыщенности эпоса могла
принимать в классической Греции весьма интенсивные формы и пробовать
трактовать человеческий индивидуум в его полной самостоятельности и
независимости от мифологических предустановок. Правда, и здесь полисный
индивидуум в конце концов возвращался к мифологии, когда искал те или иные
объяснения происходящего. От этого трагедия становилась только более
напряженной, и чувство личности вместе с ее историей становилось весьма
острым и трагическим. Тем не менее мифология опять побеждала, и античная
мысль, по крайней мере в период классики, никак не могла обойтись без нее.
Вот для обрисовки этого прогресса индивидуума вместе с роковой для него
необходимостью вновь возвращаться к мифологии и являются весьма
показательными трагедии Софокла, к разъяснению которых мы и приступим.
абстрактное представление о времени как о протекании событий и как о вечной
смене страдания и радости. События в его трагедиях рассматриваются не как
взаимосвязанная цепь. Хотя Софокл нигде не противоречит идее закономерности
и всемогущества карающих богов, но внимание Софокла перемещено на иное,
именно на то, как человек действует в потоке времени. Поэтому судьба у
Софокла рассматривается в другом аспекте, а именно как несущая с собой
изменения, превратности, беды. Время может в короткий срок разрушить
величайший достаток (фрг. 588).
страдания, чем их причиной" [60, с. 65].
движение небесных светил.
примирить. Именно, в самом себе время может быть закономерно, но для
человека оно обозначает только беспорядочное изменение. Лишь боги не
подвержены превратностям времени,
закономерности судьбы выдвигается непостоянство как способ существования
человека во времени. Человеческая жизнь такова, что время "перепутывает" все
в ней или "гасит", "истребляет". Такую философию времени Ромийи находит
возможным сопоставить с гераклитовской философией. По ее мнению, "точка
зрения Софокла стоит на таком же отношении к философии Гераклита, как точка
зрения Эсхила - к старому верованию благочестивых времен" [63, с. 97].
действию времени, научиться у него мудрости и усмириться. Это говорит,
например, Аякс:
советам, то не получилось бы никакой трагедии. На деле же эти герои
поступают противоположным образом и своей несгибаемой волей противостоят
сглаживающему и обезличивающему действию времени. Для действий героев
существует неизменное правило, которому они твердо следуют. Люди Софокла
избирают нормой не текучесть жизни, а вечный закон. Антигона, оправдывая
свой поступок, объясняет, почему она пренебрегла повелением Креонта.
Даже Аякс, который, казалось бы, смирился и отказался от своего решения, на
самом деле хранит в себе несгибаемую стойкость. Герои удерживают свое "я",
свою подлинную природу вопреки всему. Подлинное несчастье для них не то,
которое приносит с собой время, а оставление своего нравственного пути.
живет вечно.
влияния времени и который часто означает смерть или опасность смерти, в
действительности придает действию пьес Софокла трагический характер и правит
внутренней структурой драм... Действие всегда сосредоточено вокруг одного
героя, которого события и личности пытаются убедить или сломить; и этот
герой или героиня переносит все угрозы и опасности, даже смерть, если дело
идет о смерти, - все это в возрастающем одиночестве, что может вести к
отчаянию, но никогда к смирению" [63, с. 106].
трагическое свойство действия происходило от того факта, что люди сознавали,
что очи слепо повинуются неотвратимому божественному плану, ведущему к
торжеству справедливости. У Софокла источник трагизма в том, что они
сознательно и смело отказываются приспособиться к изменяющимся жизненным
обстоятельствам" [там же].
действия враждебно герою и губит его, в конечном счете оказывается истинным,
оно выводит правду на свет. Это, можно сказать, общегреческое представление
о времени. Время раскрывает все у Фалеса. Солон надеется на время, которое
"покажет", что он здрав умом. У Феогнида время "явит" истинную природу лжи.
Наконец, для Пиндара время вообще является единственным средством
обнаружения истины. Эта идея встречается в малозначительных местах и у
Эсхила. Но у Софокла она приобретает первостепенное значение. Не случайно
самая знаменитая его трагедия "Эдип-царь" есть трагедия обнаружения, когда
"всевидящее время", наконец, "обнаружило" (ephCyre) Эдипа. "Принимается ли
время с тем, чтобы на таких основаниях построить приемлемый для всех
гуманизм, или оно отвергается в яростном самоутверждении, или оно
привлекается свидетелем человеческих добродетелей, - время у Софокла только
дает фон, на котором выступает собственное действие и личность человека в
его обреченном величии" [там же, с. 110].
нравственную проблематику времени. И у него уже не найти того широкого
взгляда поверх поколений, который неотделим от эсхиловского представления о
времена. "Длительность времени стала более субъективной" у Софокла. В самом
деле, об Аяксе, например, говорится, что он "слишком долго" медлит в
бездействии и что лишь постепенно и со временем (syn chronAi) к нему
"возвратился разум"; а между тем речь идет лишь о нескольких часах.