Чтение 16–й страницы книги ~Пять похищенных монахов~

была схватить, конечно, Кожаного. Должна была, но не схватила.
Вместо Мони схватила она одеревенелого молоковоза и вслед за
Сопелей втащила под мостик.

- Но! Холера! - рявкнул Кожаный.

Прыгая, как заяц-великан, лошадь неожиданно быстро
ускакала в переулок.

- Доставить задержанных! - негромко приказал капитан и
перепрыгнул лужу.

Тут же из-под мостика вылетела грозная рука и лихо взяла
под козырек.

- Лошадь надо было остановить, - недовольно сказал
капитан.

Рука покраснела от стыда и спряталась, а вместо нее
из-под мостика сам собой выкатился мотоцикл.

Капитан сел в коляску.

А за рулем никого не было, и я уж подумал, что в этот
день, полный неожиданностей, мотоцикл без водителя рванет за
Кожаным. Но тут на улице появился новый человек. В три прыжка
подлетел он к капитану, шепнул ему что-то на ухо, и тот махнул
рукой. Человек обернулся в нашу сторону. Это был Вася
Куролесов.

- Эгей! Голубятники! - крикнул он. - Валяйте домой!

Он прыгнул в седло, и мотоцикл ринулся в погоню.

Взгляд с капитанского мостика

Внезапный отъезд Куролесова произвел на нас сильное
впечатление.

- Как же так? - шептал Крендель. - Только что лежал в
смородине и вдруг...

Крендель напряженно глядел под смородиновый куст, под
которым даже трава не была примята. У травы был такой вид,
будто по ней никогда не ступала нога человека. Кармановская
милиция умела, оказывается, не оставлять следов.

Тем временем из переулка на площадь въехал крытый
автофургон с маленькими окнами, закрытыми решеткой. Задняя
дверь фургона открылась, из нее выпрыгнули два милиционера.
Барабан, Цыпочка и Жернов, толкаясь плечами, забрались в
фургон. Из-под мостика вышел и Сопеля. Он, кажется, не
собирался устраивать побег и неторопливо поднялся по стальной
лесенке в кузов. Зато возчик-молоковоз устроил бунт. Он никак
не хотел садиться в машину, брыкался, цеплялся ногами за
мостик.

- За что? - кричал он, изворачиваясь. - Меня-то за что? Я
ведь ничего такого не сделал. Пусти! Мне надо бидоны сдавать!

- Проходи, проходи, - торопил Тараканов, подсаживая
возчика в автомобиль. - Там разберемся.

- Где это там? Ведь я же ничего такого не сделал! Мне
надо за тару отчитаться!

С трудом удалось водворить его в машину. Старшина запер
дверь на железный засов, и, объезжая кармановскую лужу, фургон
двинулся к милиции. Возчик сразу же прилип к решетчатому окну.
Неожиданно большими глазами глядел он на мир.

- Мне надо бидоны сдавать! - кричал он.

- Чего раскричался, - сказал Крендель, поднимаясь наконец
из лопухов. - Отпустят его. Нас отпустили и его отпустят.
Какой нервный, только попал в милицию - сразу орет. Съедят его
там, что ли? В милиции тоже надо держаться с достоинством.

- Еще бы, - сказал я.

- Ты вообще-то неплохо держался, - снисходительно добавил
Крендель и похлопал меня по спине.

В милиции я, может, и правда держался, как надо, но
сейчас чувствовал себя "подкидышем". Кожаный-то сбежал. А ведь
это мы сказали капитану, кто играет в лото. Я-то особо не
болтал, кроме "еще бы", слова не сказал, но и в этом "еще бы"
был некоторый смысл. Капитан спросил: "И ты видел монахов?" -
"Еще бы", - ответил я.

- Да не волнуйся ты, - сказал Крендель. - Догонят они
его. Они же на мотоцикле. Сейчас поедем домой. Только давай на
капитанский мостик слазим. А то чепуха получается: были в
Карманове, а на мостик не залезли.

И мы полезли наверх, на кармановский капитанский мостик.

Ступеньки заскрипели у нас под ногами, запели на разные
лады.

Снизу, с земли, мостик не казался таким уж высоким, но
когда мы забрались на самый верх, встали на капитанское место,
я понял, что никогда так высоко не поднимался.

Здесь, наверху, дул свежий ветер, мостик скрипел, как
старый корабль, и лужа, лежащая внизу, добавляла морских
впечатлений. Но я и не глядел на лужу, слишком мелка,
незначительна была она и становилась все меньше, зато шире
разворачивался город Карманов, с его переулками, красными и
серыми крышами, рынком, вокзалом, башнями бывшего монастыря.

А ведь Карманов был, оказывается, красивый город. Во всех
садах его цвела черемуха, по кривым переулкам ездили дети на
велосипедах, на лавочках у ворот и калиток сидели старушки,
лаяли собаки, серые козы бродили на пустырях. В лучах
заходящего солнца Карманов казался тихим, спокойным городом, в
котором хотелось жить.

Ветер задул сильней, и капитанский мостик поплыл, качаясь
по волнам над городом Кармановом, который стал отчего-то
уменьшаться, и все шире открывался горизонт. Я увидел за
городом озимые поля, речку Кармашку с вековыми ивами,
склонившимися над водой, синие далекие леса, а сразу за лесами
близко, совсем близко показалась Москва, будто из-под земли
выросла Останкинская башня и высотное здание у Красных ворот.

Оказывается, с кармановского мостика видно было очень
далеко, и чем дольше стоял на нем человек, тем дальше, тем
шире видел он. Скоро видели мы не только Москву, а совсем уж
далекие южные степи и горы, которые синели над ними. Ясно была
видна двуглавая снежная вершина - Эльбрус.

- Смотри-ка, смотри! - закричал Крендель и больно схватил
меня за локоть. - Сюда смотри, ближе, ближе.

Я перевел взгляд с Эльбруса на черноземные степи, миновал
Москву, вплотную приблизился к городу Карманову и вдруг ясно
увидел внизу, под нами, сразу за городом, зеленое озимое поле,
которое точно посередине разрезала проселочная дорога.

По дороге мчалась лошадь, запряженная в телегу, а за нею
с коляской мотоцикл.

Погоня

Мотоцикл ревел.

Отсюда, с мостика, слышен был этот рев, перекрывающий
мирные кармановские звуки.

- Наддай! Наддай! - кричал из коляски капитан.

Вася наддавал. Выкручивал рукоятку газа, изо всех сил
прижимался к баку с бензином.

- Вот-вот! - волновался Крендель. - Сейчас накроют.

Но накрыть Кожаного Вася и капитан никак не могли, хоть и
мчались изо всех сил. В этом было что-то загадочное, ведь
телега с Моней на борту была недалеко, от силы метров
тридцать.

- Да что такое? - горячился Крендель, переживая. - Что
он, заколдованный, что ли?

Но Кожаный не был заколдован. Заколдована была дорога.
Много лет подряд колдовали над нею бульдозеры и коровьи стада.
Они-то наколдовали столько колдобин, что превратили дорогу во
что-то, не похожее ни на что. Только сбоку, в профиль, имела
она сходство с гребнем гребенчатого тритона. Но если
гребенчатый тритон сам живет в воде, то здесь вода находилась
в колдобинах, куда ранней весной и приползали нереститься
гребенчатые тритоны из кармановского пруда. В иных колдобинах
водились и караси.

Мотоцикл, вгрызаясь в дорогу, порой скрывался из глаз, а
вместо него бил фонтан, будто на этом месте открылась нефтяная
скважина.

Лошадь была умней мотоцикла, даже и милицейского. Она
знала колдобины наизусть, чувствовала, куда надо шагнуть.
Впрочем, телега иногда подскакивала на всех четырех колесах, а
то и плавала, подобно барже.

- Поберегись! - крикнул Кожаный и метнул бидон. С
реактивным свистом бидон пролетел над головой капитана.

- Наддай же! Наддай! - просил капитан, но Вася и так
работал на предельных оборотах.

Надо было что-то придумать, и капитан рискнул. На полном