это был ужас - кем-то рассерженный птеродон, летающий ящер, бросился на
землю поблизости от меня. Я едва успел отскочить в сторону, спрятаться за
непробиваемое стекло своей Машины. Отсюда я смог подробнее рассмотреть
чудовище. У него были клинообразные зеленовато-коричневые крылья, каждое
метра три-четыре длиной. Плоская голова с усеянной крепкими зубами пастью
была похожа на невероятных размеров раскрытый медицинский пинцет. Голова
заканчивалась заостренным рогом. тоже плоским, словно расплющенным. Зло
уставились на меня красные немигающие глаза. Две тонкие лапы с пальцами без
перепонок были нелепо скрючены под животом.
такой птеродон к паршивому ресторанчику "Крит", поднимает его за крышу и
швыряет прочь в тартарары... Однако же досадил мне сей субъект, хозяин
ресторана, что я его даже сейчас припомнил.
еще непробованный прячется от него. Стал он клювом долбить стекло. Вижу-дело
плохо. Силища-то у него какая! Нажал я на рычаги, а Машина-то моя мертва. Ну
ни с места. Тут-то у меня засосало под ложечкой. Все, думаю, Николай свет
Тимофеевич, тут тебе и смерть пришла. И с такой силой от отчаяния нажал я на
рукоять, что потерял сознание... А когда пришел в себя-оказался в своем
мраморном доме над рекой Кынгыргой:
где-нибудь среди прошлых веков, как и лифте между этажами.
возьмите вдвое больше, только отвяжитесь.
спокойная работа все искупит, все. Да, взял он деньги и говорит:
меня, клиенты меня уважать перестали, не ходят теперь в ресторан Скоро по
миру пойду.
желанию своему бифштексом попотчевал, отбоя у него нет от клиентов И все
поближе к ночи собираются, авось фокус-то повторится. Он и намекнул мне,
дескать, повтори историю-то и отстану от тебя.
сказывала. Жалеет она меня. Пришлось уничтожить ключ к отправлению и ключ к
возвращению, зашифровать. Видит бог, первый раз в жизни стихи пришлось
написать. Зато теперь надежно.
Другие ни в бога, ни в черта не верят, а туда же - болтают что ни попало.
Уже возле мраморной моей лаборатории - пронюхали-таки - вертелся какой-то
весьма подозрительный тип. Вырядился в охотничьи доспехи, но видно, что за
птица. Ох, чует мое сердце: быть беде.
одно - не найдут другого. На днях привезу все расчеты свои и тоже
припрячу..."
Кольки стояли развороченные взрывом мраморные стены, засыпанные землей залы,
березка, растущая на камне,
каркас пленка. Ремни для крепления к плечам. Золотистый обруч, который
надевается на голову, соединен с крыльями почти невидимыми сверхпрочными
про-водничками. Вот и все. Но если вскрыть яркую пленку и заглянуть внутрь -
увидишь устройство необыкновенной сложности: преобразователь, получающий
приказ и преобразующий его в движение - основной узел конструкции.
Достаточно только подумать, и мысль будет воспринята аппаратом, превратится
в нем в электрический ток, который в свою очередь оживит двигательную
систему. Тогда крылья взмахнут, и ты легко поднимешься в воздух. И станешь
парить, как птица. Но сперва нужно научиться сосредоточивать волю свою на
чем-нибудь одном. Очень трудная задача. Особенно для Кольки Спиридонова.
Конфуз, произошедший на уроке труда, он помнил крепко.
магазином: бери, что хочешь, денег платить не нужно, каждый берет только то,
что ему действительно нужно. Людей, ничего не производящих, в стране нет.
Колька выбрал себе крылья побольше-надежнее как-то.
смей думать ни о чем, кроме полета. Нужно тебе вверх - думай: "Хочу вверх",
нужно тебе вниз - думай: "Хочу вниз!" Понял?
обруч.
взмахнули, и мгновенно Колька очутился где-то под облаками. И так как он не
отдал команды "прямо", "влево", "остановка", "парение", то крылья поднимали
его все выше и выше. На высоте двухсот метров покачивалась привязанная к
цветным шарам табличка: "Подниматься выше запрещено. Опасно!!!" Однако
остановиться Колька уже не мог. Он пролетел запретную линию, пулей проскочил
мимо контрольного небодорожного поста. От страха все в нем остановилось, и
мысли словно навсегда покинули голову.
Облака остались где-то внизу. Казалось, белоснежная равнина, устланная
легчайшим пухом, тянется до горизонта. Иногда она разрывалась голубыми
провалами воздушных озер с такой прозрачной водой, что на невероятно далеком
дне видна была щетинка леса. А какие переменчивые горы вырастали из облаков
- то они были похожи на замерзших диких зверей, на гигантского роста ящеров,
на полярных медведей. То прозрачные башни небывалых замков выплывали ему
навстречу. То клубились ослепительные вершины вулканов, извергающих белый
пар и белую лаву. Но все это сказочное великолепие оставалось внизу, а
Колька летел бог весть куда, пробивая головой облака - слой за слоем.
так-сивертолет,-захватил с поста дежурного регулировщика, уже не раз
спасавшего зарвавшихся летальщиков, и они, набрав приличную скорость,
догнали Спиридонова в тот самый момент, когда он проходил очередной слой
облаков. Там был порядочный мороз, и промокший насквозь Колька был похож на
летящую сосульку. Он видел, как мельчайшие капельки воды в облаках
превращаются в снежинки, как начинают они тихо кружиться в воздухе и падают
вниз, чтобы растаять и долететь до земли дождем.
упадешь!
вдруг стремглав полетел вниз: крылья выполнили приказание.
навстречу Спиридонову летела земля, но он вконец растерялся. Крылья были
великоваты - ведь он выбрал их не по размеру, - поэтому снижался наш герой
не плавно, а выделывая такие сальто-мортале, кувыркаясь и переворачиваясь
через голову, точно готовился выступать в цирке. Вот уже лес из щетинок
превратился в высоченные деревья, как пики, устремленные вверх. И каждая из
этих пик была направлена на Кольку Спиридонова, так бесславно заканчивающего
свою жизнь.
опять свалился, опять легонько стукнулся и снова взлетел, но уже пониже. Так
подпрыгивая, он вдруг понял, что путь к земле ему преградила тончайшая,
эластичная, почти невидимая сетка.
устанавливал рекорд высоты на крыльях этого типа и еще по затяжному падению!
Даже Виль с дежурным небодорожником удивились: вот это умелец!
ним сетка. Ее убрали, а крылья уже слушались Спиридонова. Он летел с Вилем и
даже мог позволить себе шутить и рассказывать, как он сейчас был на седьмом
небе. Удивительно: крылья были послушны! Ура! Ура!
наверное, ставил рекорд. Ведь хватило же у него смелости из двадцатого века
махнуть в каменный, а из каменного-к нам!" Все было бы хорошо, и на земле
Кольку наверняка ждали бы и лавры чемпиона и неудовольствие органов
небодорож-ной инспекции, если бы не одна история.
походил на города, которые видывал Колька в своем двадцатом веке из
Володихин Дмитрий
Нортон Андрэ
Маккарти Кормак
Березин Федор
Никитин Юрий
Шилова Юлия