Хомса замерз, сапожки у него промокли. Потеряв терпение, он сказал:
глубокую пропасть, и снова сомкнулись. Стеклянный шар Муми-папы открылся
для растерявшегося нумулита. Зверь из отряда Протозоя сделался маленьким
и вернулся назад в свою стихию.
нулся калачиком на рыболовной сети и сразу уснул.
мыслями. Кругом царил беспорядок: гирлянды растоптаны, стулья переверну-
ты, повсюду капли стеарина.
в помойное ведро. "Праздник удался на славу", -подумала она.
ме падающей с неба воды. Насекомые ушли.
рик, подержала ее в лапках, подождала. По-прежнему все было тихо. Фи-
лифьонка поднесла гармошку к губам, подула в нее и стала водить ее ту-
да-сюда, прислушиваясь к звукам. Она села за кухонный стол. Ну-ка как
там это: тидели-тидели... Это было непросто, она стала осторожно искать
нужные звуки, нашла первый, а второй нашелся сам собой. Мелодия то ус-
кользала от нее, то вновь возвращалась. Очевидно, нужно было точно
знать, а не искать. Тидели, тидели -- вот уже их целая стайка, -- каждый
звук точно на своем месте.
гармонике все уверенней и вдохновенней. Звуки сливались в мелодию, а ме-
лодия становилась музыкой. Забыв обо всем на свете, Филифьонка играла
песни Снусмумрика и свои собственные. Ей не было дела до того, слушает
ее кто-нибудь или нет. За окном в саду было тихо, все эти ползучки ис-
чезли, стояла обычная темна ночь, ветер крепчал.
Она проспала до самого утра, пока часы не пробили половину девятого;
тогда она проснулась, огляделась вокруг и сказала про себя: "Какой бес-
порядок! Сегодня будет генеральная уборка". -==19==-
ту, стали открываться окна -- одно за другим, матрацы, покрывала и одея-
ла водружались на подоконники, по дому, поднимая густые облака пыли, гу-
лял отличный сквозняк.
щетки, тряпки и тазы вылетали, пританцовывая, из шкафов, а балконные пе-
рила разукрасились коврами. Из всех генеральных уборок эта была самая
генеральная. Обитатели дома, стоя на пригорке, смотрели с удивлением на
Филифьонку, а она, повязав голову платком и обмотавшись три раза огром-
ным маминым передником, сновала из дома на балкон и обратно.
-- Я обращалась с ней очень осторожно.
метил Снусмумрик.
прячется пыль. Мягкая, серая, довольная собой пыль пряталась в уголках и
думала, что лежит в полной безопасности, ха-ха! Большая метла Филифьонки
перевернула все вверх дном, вымела личинки моли, пауков, сороконожек и
прочих ползучих, и прекрасные реки горячей воды с мыльной пеной унесли
все это. Немало пришлось побегать с ведрами, но до чего же было весело.
предупредили Филифьонку, чтобы она не трогала платяной шкаф предка?
прочие вещи. Нетронутым оставалось только зеркало на внутренней стороне
шкафа, и оно тускло светилось.
выколачивали ковры, натирали пол. Каждый взялся мыть по окну, а когда
все проголодались, то пошли в кладовку и съели остатки вечернего пир-
шества. Филифьонка ничего не стала есть, она ни с кем не разговаривала,
у нее не было на это времени и желания! Она то и дело насвистывала, лег-
кая и гибкая, она носилась как ветер, ей хотелось как бы наверстать упу-
щенное, восполнить то потерянное время, когда ею овладевали одиночество
и страх.
ли... С чего бы это?" Этого она никак не могла вспомнить.
счастью, дождя в этот день не было. Когда спустились сумерки, все уже
было расставлено по своим местам, все было чистым, блестящим, и дом
удивленно смотрел во все стороны только что вымытыми оконными стеклами.
Филифьонка сняла с головы платок и повесила на вешалку мамин передник.
себя порядок. Давно пора.
скорого расставания, скорых перемен удерживало их, не давало расхо-
диться.
могла поступить. И ты могла бы сделать то же самое. Я тебе говорю, Мюм-
ла.
будто все, что мы говорим и делаем, все, что с нами происходит, уже было
с нами когда-то, а? Вы понимаете, что я хочу сказать? Все на свете одно-
образно.
муль -- всегда хемуль, и с ним случается всегда одно и то же. А с мюмла-
ми иногда случается, что они быстренько уезжают, чтобы им не пришлось
делать уборку! -- Она громко засмеялась и похлопала себя по коленкам.
пытством.
уборки и от их пустой болтовни.
дом.
белили все вокруг. Сильно похолодало. Филифьонка и Мюмла простились с
остальными гостями на мосту. Онкельскрут еще не проснулся.
мы когда-нибудь соберемся вместе с семьей мумитроллей.
скажите, что фарфоровая ваза от меня. Кстати, какой марки эта губная
гармошка?
и что речку называет ручьем!
она. -- Хочет он того или нет. Сто лет -- не шуточки. Иногда можете уст-
раивать вечеринки.
ней Мюмла. Они исчезли в снежной завесе, окутанные печалью и облегчени-
ем, которые всегда сопровождают расставание.
лифьонки и Мюмлы, чисто вымытый дом наложили на этот день отпечаток не-
подвижности и задумчивости. Хемуль стоял и глядел на свое дерево, потом
отпилил дощечку, положил ее на землю. Потом просто стоял и смотрел по
сторонам. Несколько раз он входил в дом и постукивал по барометру.
нилось. Мюмла была права. Он вдруг обнаружил, что ручей это не ручей, а
извилистая, бурная река с заснеженными берегами. Он больше не хотел
удить рыбу. Он положил себе на голову бархатную подушку и стал вспоми-
нать о том веселом времени, когда в ручье водилось много рыбы, а ночи
были теплые и светлые и когда все время случалось что-нибудь интересное.
Приходилось бегать прямо-таки до ломоты в костях, чтобы успеть за всем
уследить, а спать и вовсе было некогда, разве что прикорнуть ненадолго,
а как весело он смеялся тогда... Онкельскрут встал, чтобы побеседовать с
предком.
это теперь нет ничего интересного, а только так, одни пустяки? Куда по-
девался мой ручей? -- Онкельскрут замолчал, ему надоело говорить с тем,
кто никогда не отвечает на вопросы.
теперь, когда пришла зима, ты еще больше состаришься. Зимой всегда ужас-
но стареешь, -- и Онкельскрут взглянул на своего друга и еще подождал.
комнаты, воздух был чист и свеж, уютного легкого беспорядка как не быва-
ло, ковры расположились строгими серьезными прямоугольниками, и на всем
лежал отпечаток холода и снежного зимнего света.