все смотрели на нее, подавленные несчастьями, свалившимися на миролюбивую
Германию, со всех сторон охваченную врагами, предаваемую друзьями. Италия
выходит из войны, самолеты союзников тучами висят над небом Родины, русские
обезумели и беспощадно взламывают фронты, бастионы и валы.
слова: гений Вождя неистощим, фронт выровняется, подойдут резервы, кара
обрушится и на азиатские орды, и на американо-жидовские полчища. Затем
буднично оповестил о делегации из Франкфурта и какая нужда погнала ее сюда.
В ней - крупный народнохозяйственный организатор Отто Майснер, отец не так
давно убитого солдата. Сведения эти передали по телефону из Ганцевичей, где
приземлился самолет с делегацией, и посему немедленно навели справки: кто
такой солдат Майснер, где служил.
не принимала.
за разные проделки едва не попал под военно-полевой суд, и если
просуммировать все его самоволки, то они потянут на дезертирство, о чем
пьяница и бабник Майснер знал, потому, оттягивая расплату, и вызвался
добровольцем выкуривать партизан из леса. ("Бандитов!" - строго поправил
Ламла.)
На лейтенанта дружно, в несколько глоток заорали: "Немедленно уничтожить!
Заведите другую! Чтоб одни поощрения!"
перечислить ратные подвиги солдата Майснера. Еще раз рявкнули - и командир
роты охраны написал рапорт о желательном награждении бывшего подчиненного
Железным крестом "за мужество и отвагу, проявленную им в...". Стали
подгонять под делегацию и остальные документы - в не очень благоприятной
обстановке, потому что приперся начальник местной госбезопасности, молодой
человек, переброшенный сюда из Кенигсберга, где он занимался бытовыми
убийствами. Военных реалий, к счастью, он не знал, поэтому особо при нем не
церемонились, тем более что без разрешения командира части допрашивать
кого-либо нельзя. "Вызвать шписа!" - последовал громовой приказ Ламлы, и
командир батальона, умевший угадывать мысли руководства, тут же доложил:
старший фельдфебель Гоземан здесь. "Шписа" молодой человек проглотил, не
ведая о том, что "шпис" - это старшина роты на армейском жаргоне. А тот,
пройдоха по морде и по традиции, прибыл во всеоружии, со всеми бумагами. Да,
доложил он, могила действительно у деревни Костеровичи, захоронение
произведено 21 августа, воинские почести отданы...
внимательно прочитал телефонограмму из Ганцевичей, долго рассматривал
продувную физиономию Гоземана, а затем мягко поинтересовался, когда же
все-таки погиб солдат Майснер - 20 или 21 августа? Гоземан, - чего от него
никто не ожидал, - замялся. Рыкнул Ламла - и старший фельдфебель выдавил:
солдат Майснер погиб 20 августа, а не 21-го. Всего рота понесла следующие
потери: 21 августа - девять убитых и четырнадцать раненых, 20 августа -
всего один убитый, то есть этот солдат Майснер. Но по разным причинам решено
было считать его погибшим 21 августа.
понимали, с чего это вдруг Майснер оказался в списке убитых 21 августа.
Знали все - но посвящать госбезопасность в домашние секреты Вооруженных сил
никто не желал. Штабы завалены отчетностью, чаще всего липовой, подожгут
грузовой автомобиль - пишут: "уничтожен танк". 21 августа был бой, а на бой
все списывается. На отдельно же погибшего солдата, да еще в день, когда,
кажется, рота еще до леса не дошла, надо писать разные докладные, и в
результате виновными окажутся командир подразделения и старшина роты.
пушинку с лацкана. Спросил:
похоронном извещении - двадцатого. Кто его писал?
голосом заявил, что действительно извещение собственноручно написано им.
извещение.
точнее Пульманна знал, когда пуля сразила сынка высокопоставленного
руководителя. Первая мысль была: уж не у партизан ли обретался 20 августа
капитан? Сомнительно, очень сомнительно, поскольку шпионы такого
долгосрочного действия ни с какими лесными отрядами связываться не будут.
уточнений. Из Риги, доложил Пульманн, из штаба государственного комиссариата
Остлянд, здесь же - в командировке, отметился в день прибытия, то есть
именно в тот день, когда помогал ему, Пульманну, писать похоронку, то есть
24 августа.
подчиненному несколько вопросов. И задал, ответы показались ему
неубедительными, и с прежней учтивостью он настоял: откуда какой-то слыхом
не слыхавший о деревне Костеровичи капитан Клемм знал точно дату гибели
вообще неизвестного ему солдата Майснера. Ведь сам Пульманн пребывал в том
же неведении.
погиб двадцатого августа, и мог об этом сказать господину капитану!
Пульманн привел решающий довод:
обнаружили более чем тесное знакомство госбезопасности с канцелярской
круговертью армейских штабов, заодно и признано, что пронырливость старшины
роты выше всех похвал: во избежание возможных неприятностей Гоземан снял
солдата Майснера со всех видов довольствия уже с вечера 20 августа, то есть
с момента гибели его.
на бархатистость.
экземпляре, не вам адресован и является документом строгой секретности. О
разглашении его и речи быть не могло!
Пульманн, и, поскольку Ламла от бешенства онемел, командиру батальона ничего
не оставалось, как авторитетно предположить:
раньше нас!
о судьбах агентов - и тех и других, - которые проваливаются на сущих
пустяках. Нельзя, дорогой товарищ, забываться, утрата бдительности чревата
тяжелейшими последствиями. Понимаю, все понимаю: только что появились там,
где уже бывали, терзают сомнения, хочется знать, наследил ли в предыдущий
приезд, а тут вовремя подворачивается дурачок Пульманн, выкладывает новости,
весьма для шпиона благоприятные, и в радостном возбуждении от успехов
свободнее становится речь, смелее жесты, раскованнее поступки, - вот так и
вылетела невзначай дата: 20 августа. Все понимаю, все: приказ, как это ни
обидно, выполнять надо. Глупый приказ, я с вами согласен, товарищ Клемм.
Обжили Германию (в Аугсбурге, обмолвился Бахольц, повстречался ему впервые
Клемм, еще до войны), имеете планы на будущее, отступать намерены вместе с
нами, немцами, и никакого резона заниматься убийством Вислени у вас нет, да
и опасно, смертельно опасно. Но придется. Сегодня 11 сентября, два дня до
покушения, и у него, Скаруты, нет уже времени на Фурчаны. Если что-либо
заложат в тайник, пусть сам портной (пропуск ему сделан) доставляет в город
послание из леса. Начальству же доложено: явка русскими проверена,
благонадежность ее подозрений у них не вызывает, в ближайшее время
"Грыцуняк" должен заложить в тайник шифровку для агента, личность которого
пока не установлена.
партийный значок еще можно объяснить принадлежностью к верхам государства,
то штурмовой, коим награждали окопников только после трех русских атак, был
Майснеру по знакомству прилеплен к кителю ("по блату!") - что поделаешь,
крупный руководитель, которому многое позволено. В частности, руководитель
решил с отцовским почтением преклонить колени перед мужеством павшего
сына-героя и возложить на могилу венок от имени парторганизации. От такого
намерения его отговорили, привезенные же им подарки тружеников тыла решено
было торжественно вручить солдатам батальона этим же вечером.
18
Балтийское побережье, где наплодилась за войну уйма госпиталей. Раненых и
увечных не введешь строем в зал и не обратишься к ним проникновенно:
"Товарищи!.." Зная, как грызутся между собою немцы в черном и такие же немцы
в серо-зеленом, он навещал покалеченных в нейтральной форме военного
чиновника высокого ранга, но и та скрывалась под белым халатом. От имени
Вождя и по заранее согласованному списку он жаловал солдат и офицеров
Железными крестами 2-й и - реже - 1-й степени. Впрочем, однажды он положил
на тумбочку у кровати умиравшего танкиста Рыцарский крест. Ассистентам его
уже не приходилось гуськом шествовать по проходу в партере, сумка с письмами
сталинградцев и коробка с крестами и медалями хранились в багажнике