ее там, пока Степан Сергеич думал.
Антонович. -- Это установил еще Ленин, в то время свежи в памяти были черные
списки...
скоро семья Шелагина переехала в двухкомнатную квартиру по соседству с
заводом, на Октябрьских полях. Кате хотелось радоваться (кому как не
москвичке знать, что такое свой угол!), и не радовалась она потому, что
никак не могла взять в толк -- за какие это заслуги получил ее Степка
квартиру?
стене ходила она в новой квартире, не находя себе места, смотрела из окна в
ту сторону, где осталась ее лачуга на улице Юннатов, и дважды порывалась
уйти туда с узелком. Часто подзывала к себе Колю и, как слепая, ощупывала
лицо его высушенными пальцами своими... Прожила жизнь, никому стараясь не
причинить хлопот, и умерла в ночь на пятницу, чтоб родные не отпрашивались
на похороны, -- снесли ее на кладбище в воскресенье. Колю устроили в школу с
продленным днем.
когда у Кати не было занятий. Ходил вокруг стола, восхищался истинным
коммунистом Баянниковым, превозносил волевого директора Труфанова,
принципиального парторга Молочкова. Катя слушала, терпеливо помалкивала, она
знала за мужем эту страсть -- выговариваться. Смерть тетки, приютившей их,
как-то странно повлияла на нее, освободила от каких-то обязательств. После
занятий в техникуме она не рвалась домой, бежала с подругами в кино,
смеялась в фойе, и эти минуты смеха и почти детских шалостей, когда спорили
из-за мороженого или места в зале, возвращали ее к годам, когда она девочкой
летала вприпрыжку по московским улицам и ссорилась на утренниках.
о человеке, которого то выгоняют с работы, то награждают квартирой?).
винила во всем Степана Сергеича -- это из-за него подавала она когда-то
тарелки с борщом в офицерской столовой, а ныне носится со шприцем и
градусником в медсанчасти. Академия по московским масштабам невдалеке от
нового дома, но Катя жаловалась на давку в автобусах, намекала мужу, что
надо ей искать другую работу. Люди с погонами ничего дурного сделать не
могут -- в это Степан Сергеич уверовал накрепко и сопротивлялся попыткам
Кати бросить медсанчасть. Катя же искала повод, чтоб разругаться с ним, чтоб
в пылу ругани высказать мужу все обиды на него. Несколько раз придиралась к
нему по пустякам -- Степан Сергеич отвечал удивленными взглядами.
его. Степан Сергеич, с терпеливостью вола тянувший домашнее хозяйство (щи
варил, с авоськой по магазинам бегал), выбрал иголку потолще, вдел нитку. Но
Катя не отдала туфлю, вырвала из рук мужа иголку.
Самец!
выпрямился, краснея в гневе:
пришло время выкладывать обиды, она не могла ничего припомнить. Ни разу не
обидел ее муж, ни разу -- это она поняла сейчас, -- но, боже, какой он
неудобный, нескладный, непутевый человек, жить с ним так нелегко!
которого за версту пахло химией. Сказала в отделе кадров, что учится в
техникуме на химика-аналитика.
научные темы, вздохнул.
Оформляйте старшей лаборанткой. -- Потрогал переносье, наложил руку на лоб,
подумал, очевидно, о тяжком пути эволюции. -- Нет. Просто лаборанткой.
кадров родственных НИИ и в одном из них прочел приказ об увольнении ведущего
инженера Игумнова В.А. Ага, попался барчонок, обрадовался Степан Сергеич.
Сообщил Кате новость.
что он не пьяница и не прогульщик! Узнай-ка все поподробнее.
Дважды приходил пьяным на работу! Вот к чему приводит
недисциплинированность!
следствие заняло две недели, конец его совпал с отменой характеристик.
извинений и ласк Степан Сергеич сдал свои принципиальные позиции, согласился
замолвить словечко за безработного Виталия. Сделал он это так грубо и
неловко, что Виктор Антонович пренебрежительно заулыбался, недоверчиво
посмотрев на инспектора.
предан родине и партии?
неуверенно объяснил он. -- Знаю я его давно. Что приписывают ему -- не
верю...
выражение, означающее набить морду, ходило по министерству. Он думал не о
том, принять или не принять на работу Игумнова. Он размышлял о
пересекаемости человеческих судеб во времени и пространстве. В просьбе
инспектора по кадрам он видел любопытный психологический казус, не больше.
его не нашел и до восьми вечера караулил у подъезда. Встреча произошла
сумбурно. Виталий Игумнов дыхнул на Шелагина свеженьким ароматом спиртного,
и Степан Сергеич разбушевался, как в былые времена. Это позор, кричал он в
подъезде, это немыслимо так опускаться, только слабые люди находят утешение
в пьянстве!
вас... Поговорим, попьем чайку...
Известно, что за чаи у пьяниц. -- Слушайте меня, Игумнов. Завтра с утра
побреетесь и придете к моему начальнику. Он вас примет, возможно, на работу.
Я поручился за вас. Характеристику захватите с собой.
место он и не пытался заходить. Слишком высоко. Все же он записал адрес и
работы и домашний Степана Сергеича, пригласил его заходить в любое время --
одному или с женой, а еще лучше с сыном.
привычка к физзарядке. Виталий потрудился с гантелями, приоделся -- уже
совсем тепло, можно переходить на плащ, галстучек, так и быть, несерьезный,
риска никакого, в НИИ-I союзного значения прогульщиков и пьяниц все равно не
берут. Он на такси подкатил к светлому в сплошных окнах зданию НИИ, беспечно
потолкался в отделанном мраморном холле, почитал объявления и, переложив
шляпу в левую руку, независимо вошел в кабинет Баянникова.
Игумнов, документики мои, мягко выражаясь, не того...
протягивая холеную руку. -- С документиков и начнем. Все остальное мне
известно.
достаточно, чтобы убедиться в лживости и противоречивости "документика", он
даже не подписан начальником отдела кадров, только начальником лаборатории.
Составляли его обдуманно, выверяя каждое слово, по стилю некоторых выражений
можно представить себе автора, человек он, безусловно, умный и настойчивый.
Отделы кадров так безапелляционно не пишут, их набор слов ограничен, они
никогда не констатируют отрицательные данные, а прибавляют "не" к
положительным. Получается мягко и бездоказательно. Распоследний негодяй
уходит с работы, официально обесчещенный весьма невинным качеством: "Не
принимал активного участия в общественной работе".
Эх, если б можно было так писать, не боясь ничего и никого! Сколько людей
вылетело бы с работы, людей ничтожных и мелких!.. Редкий документ, читать
его -- сплошное удовольствие.