Чтение 16–й страницы книги ~Кенгуру~

Третий звонок в фойе. Но пена бутылочного пива плотная, не такая, как у
разливного. Не садится пена, и все дела. У меня в горле пересохло, слюни
текут, конной толкает: пошли. Я говорю;

- Падла позорная, дай я из горлышка попью!

- Нет, подсудимый, не положено. Здеся у нас процесс будущего, а не
подворотня у "Хворума" . Идитя . Опосля приговора придетя.

- А если пиво выдохнется, - вежливо спрашиваю, - и станет теплым, как
моча верблюда в пустыне?

- Тогда я вам в будущем новую бутылку открою.

- Опять, значит, ждать будущего?

- Да, ждать. Я не виновата, что пиво с пеной выпускають. В будущем,
может, и без пены что-нибудь придумають.

- Хорошо. Дайте мне бутылку с собой и получите за эту.

- С собой не положено, - говорит конвой.

- Тогда дайте хоть бутербродик с колбаской, - тихо прошу я и чуть не
плачу.

- Бутерброды мы без пива не даем. С алкоголизмом боремся,говорит
гунявая Нюрка.

Вот как закрутили душу в муку!

Администратор Аркадий Семенович, маленький такой, юркий, уже семенит ко
мне и тоненько кричит:

- Фаи Фаныч, дорогой, ну, где же вы? Зал ждет! Люди топочут! - Пускай,
- говорю, - журнал без меня начинают.

- Нет! Нет! Без вас не можеы. Все-таки, это ваш процесс, а не наш! На
скамью, дорогой, на скамью!

Ты представляешь, Коля, я в некотором роде аристократ, я не могу перед
парчушками нервничать и злиться, не могу метать икру и качать права, но и ты
войди в мое положение: я от последнего слова отказался, для того, чтобы
побыстрей выпить перед этапом, перед Бог знает чем, может, последний раз в
жизни холодного пивка выпить и по жевать бутерброд с полтавской колбаской! А
эта сучка тухлая пытает меня! Эта мразь надо мной изгиляется перед
вынесением приговора! Так я и ушел, не пимши, не емши, его выслушивать.
Нюрка мне вслед прошипела:

- Баб надо было харить, а не какаду! Уродина!

И я, Коля, сеичас предлагаю выпить зато, чтобы всем животным в зоопарке
вовремя и вволю давали есть и пить!

Захожу в зал. Полутьма. Все уже на местах. Щелк: подключились магниты к
подошвам. Судейский стол и кресло с гербом во время перерыва отодвинули в
сторону и за ним, Коля, открылась прозрачная стена. Впервые, опять-таки, в
истории мы могли наблюдать, как судьи выносят приговор в своей совещательной
комнате. Председательша, мышка-бабенка, заплетала перед зеркалом тоненькую
косицу, держа в зубах шпильки, и слушала, что ей втолковывала старая
смрадная заседательница. Я тоже с интересом слушал. Оказывается, такие люди,
как я, убили во время коллективизации ее мужа только за то, что у него было
партийное чутье на кулацкие тайники с зерном и за то, что после конфискации
зерна в какой-то деревне Каменке умерли от голода все кулацкие дети, Партию
необходимо уговорить заменить мне тюремное заключение расстрелом. Тем более
я еще в юности плевал /смотри лист дела номер 10/ на энтузиазм двадцатых
годов, растлевал журавлей, цинично используя особенности их конституции, и
не остановился даже перед кошкой и мерином.

Не выпуская шпилек изо рта, мышка переспросила, о какой такой
журавлиной конституции идет речь, если всем известно, что в природе
существует только одна нефиктивная конституция - сталинская? Старую падаль
так и перекосило, но и ей было, смрадине, ясно, что о конституции лучше не
спорить. Тогда здоровенный детина в кирзе - заседатель - первый раз за весь
процесс вякнул:

- За журавля не надо бы расстреливать. Пускай в болоте журавль живет, а
не расхаживает по деревне. Сам виноват, что влупили ему! Старуха
презрительно отошла от кирзы и повела носом, как-будто он испортил воздух. -
Я - за расстрел, - продолжала она. - Поймите, этого ждут все борцы за мир,
все сочувствующие нам энтузиасты. Если мы проявим мягкотелость, то пример
Йорка может стать заразительныи. Взгляните на молодежь! Она уже страстно
жаждет разложения, она ловит забрасываемые к нам с запада миазмы распада!
Сегодня - кенгуру, завтра - лошадь Пржевальского, потом - н мы не должны
закрывать на это глаза - гиббоны, гориллы, одним словом, приматы. Что же
даль ше? Мы, люди?

- По мне расстреливать надо не Йорка, а сторожа зоопарка. Из-за таких,
как он, Чапаев погиб. Спать на посту не положено, - сказал заседатель. - А
мерину, может, приятно было такое человеческое отношение. За мерина
расстреливать не будем. Остается пегая кошка... Мышка-бабенка остановила
симпатичного мне Кирзу, воткнула в головку все шпильки и Просветила,
наконец, своих вонючих коллег:

- Не забывайте, товарищи, о том, что у нас в стране отменена смертная
казнь. У нас не хватает рабочих рук, а восстанавливать народное хозяйство
надо!

Я, Коля, первый ударил в ладоши. Уж очень было мне интересно и весело,
и всерьез о расстреле я думать не мог. Ведь Сталин дернул после войны всех
членов политбюро на заседание, выпили, закусили и говорит:

- Как ты думаешь, Вячеслав, куда я сейчас гну?

- К локальной и глобальной конфронтации с империализмом, - отвечает
Молотов. Рыло у него такое плоское, Коля, словно папенька брал Славика в
детстве за ноги и колотил головой об стенку. Чуял, во что превратится
сынуля.

- А ты как думаешь, Лазарь, куда я гну?

- Ты, Иосиф, всегда гнешь одно: генеральную нашу линию: Москва -
коммунизм. Ха-ха-ха!

- А что скажет Жоржик Маленков? Куда я сейчас гну?

- Извините, Иосиф Виссарионович, я простой, смертный, партийный
работник, но куда бы вы ни гнули, задание будет выполнено.

- Хороший ответ. Догадался, Анастас, куда я все-таки гну?

- Не буду кривить душой, Иосиф, не знаю, куда ты гнешь. Чувствую:
намекаешь на пищевую промышленность. Заверяю партию: народ будет скоро
хорошо питаться.

- Двадцать пять лет я от тебя это слышу. Но я не слышу из никого от
вас, куда я гну?

- Может быть, имеете, Иосиф Виссарионович, проникновение в Африку?
Поближе к антилопе-гну.

- Ты, Никита, всегда был дураком, но делаешь большие успехи и,
следовательно, становишься идиотом /бурный хохот/. Думать надо не об
антилопах, а об антисоветских анекдотах, которые гуляют по руководимому
тобой объекту, по Москве, Клим, куда я гну?

- Водородная бомба, Иосиф, будет к твоему семидесятилетию.

- Посмотрим, посмотрим. А ты, Шверник, почему губы поджал? Давно
орденов никому не вручал? Скучно стало? Я тебе подыщу другую работу! В
министерство мелиорации пойдешь! В твоей приемной - бардак! Плачут женщины и
дети! А для тебя их слезы - вода? Вот и займешься мелиорацией. Президент
сраный! /Бурный хохот/. Скажи им, Лаврентий, куда я гну. По пенсне вижу, что
знаешь. Скажи, не бойся. - По-моему, ты гнешь к тому, чтобы отменить
смертную казнь,сказал Берия. - Верно. Гну. Пляши, Никита, от радости. А мы
похлопаем в ладоши. Шире круг!

Сплясал Никита, а сам про себя думает: "Ведь зверь, а не человек!
Чистый зверь, и рожа дробью помята! Ну, погоди!" Сталин же пояснил, что он
лично никогда не забывает о людях, и пора перестать их расстреливать.

- Расстрелять кого-либо вообще никогда не поздно. Но временно надо зто
дело прекратить, потому что советские люди первыми в мире строят коммунизм и
с непривычки не хотят работать. Опаздывают. Прогуливают. Воруют на всех
участках всенародной стройки. Зачем же расстреливать рабочую силу? Разве у
нас мало бывших военнопленных и предателей с оккупированных территорий.
Вместо того, чтобы посылать в урановые рудники Стаханова, - сказал Сталин, -
давайте, пошлем туда врага. Хватит крови. Давайте превратим кровь в труд.
Потому что коммунизм - наше общее кровное дело! А урановая руда, новые ГЭС,
заводы, шахты и бомбардировщики - это щит коммунизма. Пусть его куют наши
враги. Хватит расстрелов. Нужно работать. Но не нужно путать расстрел и ...
пиф-паф. Ты меня понял, Лаврентий? Данайтв мечтать, товарищи, о тех
временах, когда мы пересажаем всех врагов и начнем сажать деревья.

В общем, Коля, чего мне было беспокоиться, когда старая падла, член с
1905 года, требовала у мышки-судьи моего расстрела? Отменил Сталин расстрел
- и все дела. Но эта ехидна возьми и заяви судье с некоторой даже угрозой:

- По-моему, вы запамятовали, что у нас процесс будущего. Партия,
несомненно, рассматривает недавнюю отмену смертной казни как временную меру.
В будущем, когда мы выполним народно-хозяйственные планы, расстрел
непременно восстановят в правах. Ну что вы, Владлена Феликсовна! И не
сомневайтесь, голубушка! На вас прямо лица нет. Давайте его расстреляем!
Будущее надо делать сегодня!

- Раз такое колесо, можно и расстрелять. Это нас не лимитирует, -
соглашается кирзовая харя.

В зале, Коля, мертвая тишина. Да и сам я, между нами, ни жив, ни мертв.
Только частушка одна, от кулака в Казахстане я ее слышал, мельтешит и
мельтешит в мозге не ко времени:

Ты не плачь, милая, Не рыдай, Дурочка. На расстрел меня ведет
Диктатурочка.

Вот, значит, какой оборот ты мне устроил, товарищ Кидалла! Ваша берет.
Молчу. Не вертухаюсь. Ваша берет. Надеяться мне не на что. Не войдет в этот
зал добрый доктор в белой шапочке и не скажет: Ну-с, больные, а теперь
извольте разойтись по своим палатам, Харитон Устинович Йорк, он же Фан
Фаныч, пожалте, на выписку. Хватит, батенька, играть в массовый психоз!"

Вот, значит, какой оборот, вот, значит, как кончается на глазах
омерзительной шоблы моя жизнь. Кто бы думал, Коля, кто бы думал... А мышка
бегает по совещательной комнате, переговаривается с кирзой и старухой. О чем
- не слышно, потому что зал хлопает в ладоши и, не переставая, скандирует: