замерзнуть...
полке в сухом, легком, ровном жару и вздрагивал от подкожного холода.
снял валенок, поглядел на запяток. - Ишь, мать честная, вроде и подшивал-то
недавно. Париться-то будешь?
сделал пробу. Валуны отозвались коротким и мощным шумом.
веник, отчаянно взобрался на верхний полок и вмиг превратился в язычника:
все в мире перекувырнулось и все приобрело другое, более широкое значение.
противореча, вновь поддал на каменку и без остановки полез наверх снова. Я
сидел на полу без всяких мыслей. Вспомнил про транзистор, незаметно покрутил
колесико, и в бане, в моей старой бане произошло какое-то новое чудо. Голос
певца народился неизвестно откуда. В этих естественных, удивительно отрадных
звуках не было ничего лишнего, непонятного, как в хлебе или воде: они так
просто, без натуги, не чувствуя сопротивления, слились с окружающей,
казалось бы, совсем неподходящей обстановкой. И Олеша вовсе не удивился,
только перестал шуметь, затих и все клонил, клонил лысую голову, потом вдруг
встрепенулся, хотел что-то сказать и не сказал.
- Я тебе, Костя, прямо скажу, что особо в его не верю, в этого бога. Какой
тут, к бесу, бог, не видал я его и врать не буду. Только иной раз и
задумаешься. Вот живет человек, живет, а потом шасть - и умер. Как это,
спрашиваю, понимать? Ведь ежели вникнуть, так вроде чего-то и нехорошо
выходит: был человек, а вдруг тебя нету. Куда девался? Ну, ладно, это самое
тело иструхнет в земле, земля родила, земля и обратно взяла. С телом дело
ясное. Ну, а душа-то? Ум-то этот, ну, то есть который я-то сам и есть,
это-то куда девается? Был у меня этот самый ум, душа, что ли, ну то есть я
сам. Не тело, а вот я сам, ум-то. Был - и нет. Как так?
Умрешь, а я приеду в отпуск: приду париться. Так же вот думать буду, как ты
сейчас, и тебя буду вспоминать. Выходит, что ты во мне будешь сидеть, хоть
тебя и нет давно.
для Олеши. - Баня? А наши с тобой разговоры все? Ну, вот возьми твою Настю,
она вон у тебя кружева плетет. А не будет ее, а красота эта и после нее
останется. Это разве не душа?
может, двести годов нету, а душа-то в песне осталась, ты вот только что ее
чуял. И никуда этот человек не девался, разве не правильно говорю?
денешься без следа, останешься.
слова-разговоры забудешь. Вот и вся душа и весь мой ум, весь я кончился. Ну,
ты, может, и не забудешь, а другой забудет, люди-то разные.
19
принаряженный, пришел Олеша. Вешая на гвоздь его шапку и полупальто, я
неожиданно для себя спросил:
за самоваром, побежал за Козонковым. Словно избавляя от опасности еще раз
столкнуться с Анфеей, Авинер встретился мне на улице, он правился к
бригадиру играть в карты.
Авинеру фонариком.
добродушие.
мне покоя: старики, вероятно, сроду не пивали такого. Поспел самовар. Я
открыл консервы, нарезал хлеба и налил по полстакана.
глоточку.
меня выручил:
сунешь, в ней сухо будет. Теперь вон стаканами глушат, а что толку?
дружку возить. А бабы-то что делают!.. Иная... Иная, как вод... - Олеша
закашлялся.
крякнул, неторопливо взял кусочек консервов, то же сделал и Авинер.
годов, - сказал Олеша.
хорошая.
вспоминались плотницкие рассказы.
налил еще и приготовился говорить речь, речь об их жизни: мне казалось, что
надо наконец поставить точки над "и".
здоровались. Вы бы сели да и разобрались, кто прав, кто виноват. В открытую!
взывал к прогрессу и сыпал историческими примерами.
дисциплинки. Народ совсем осатанел, напряжение у нервов ослабло. Приказов не
слушают, только пекут белые пироги.
стакан вверх дном.
пулями, дисциплинка была, не в пример теперешне?! роли. Все бегали!
не ты, что ли? Колхоз колхозу, Козонков, большая разница. Я, к примеру, в
ТОЗ-от вступил без твоего нагана. А вы с Табаковым ТОЗ-от распустили, а
сделали из него артель.
коров пасти. А до этого, ежели овца забредет в озимь, так хозяев под суд за
это. Тебя хлебом не корми, подай директиву. Тебя и район укорачивал. Хорошо,
что не ты один был в ячейке-то, были и хорошие люди.
- Дело ясное.
по одну сторону бедняки, а по другую кулаки. А про меж них стоит середняк -
и ни рыба вроде, ни мясо. Три слоя. А слоев-то было не три, а все тридцать
три, ежели не больше. Чего говорить. Сапожников и тех прижали, смолокуров.
Мол, частная анициатива, свое дело.
вся волость без сапогов осенью набегалась, когда Мишу-то прищучили,