Чтение 16–й страницы книги ~Привычное дело~

какой разбойник. Ворона на ветке лапами переменится или сучок треснет --
оглядывайся, того и жди, выйдет бригадир, либо председатель, либо
уполномоченный. "А что вы,--скажут,--товарищ Дрынов, в лесу делаете? А где,
товарищ Дрынов, ваша колхозная совесть, с которой мы вперед идем?" Возьмут
субчика под белы руки и поведут в сельсовет. Дело привычное. Ну, правда, не
он один по ночам косит, все бегают.

Для коровы на зиму надо три стога минимум. С процентами да и с
приусадебным участком три стога, не меньше, без этих трех стогов крышка.

Иван Африканович шел вчера мимо гумна. В гумне мат грозовой и крик,
навалился председатель на бригадира. Из-за косилки, что второй день
простаивала. "Пустил механизм?" -- спрашивает. "Где же я его пустил, ежели
ножи точить не на чем", -- бригадир отвечает. "А я тебе говорю, через два
часа если не пустишь косилку, пеняй на себя, сниму с должности". --"А иди ты
к е... матери с твоей должностью!"--это бригадир. А председатель как даст
ему по уху... Чем кончилось, Иван Африканович не узнал, поскорее прошел
мимо, потому что, когда начальство бригадира колотит, лучше не ввязываться,
от обоих и попадет.

И вот Иван Африканович косил по ночам. Обшаркал косой все кустики на
небольшой пустовине, на добрый стожок уже скопилось травы на Левоновых
стожьях. В лесу, километрах в семи от деревни. Конечно, бригадир знал, что
Иван Африканович косил по ночам. Знал и Иван Африканович, что бригадир знал,
только оба притворялись ма-

лыми ребятами и в глаза друг дружке старались не глядеть. Нынче днем
встретил Иван Африканович бригадира в поле на колхозном покосе. Сметали
только что стожище. Большой, ядреный стожище, что твоя колокольня. "Что,
Иван Африканович, центнеров десять будет, пожалуй?"-- сказал бригадир.
"Центнеров десять, пожалуй, будет",-- сказал Иван Африканович. "Ну, а ежли
будет, дак и давай шпарь, Иван Африканович".--"Ладно, буду шпарить,-- сказал
Иван Африканович, -- только пошто это шерсть-то у единоличных коров не в ту
сторону растет?"

Захохотал бригадир и говорит, что это еще ничего, когда в другую
сторону шерсть у коров, а вот когда у людей не в ту...

И пошел, а Иван Африканович обтеребил стог и начал новый закладывать,
еще шире, еще матерее.

А потом, ночью, отмахал семь верст в лес тихонько, чтобы не услышал
кто, наставил косу, обкосил кустиков с полдесятка и опять семь верст
обратно, еле успел к бригадирову звону позавтракать. Хорошо! Третью ночь
спал Иван Африканович всего часа по два, дело привычное. Зато после каждой
ночи на душе легче, -- как-никак, а корову прокормит зиму. На четвертую ночь
сметал первый, хоть и небольшой, но все же стожок; на шестую еще один
добавил, тоже небольшой, и утром опять ушел на колхозный покос. Вечером взял
с собой в лес Гришку. Хоть и невелик еще парень, а все же подмога. Гришка
нес грабли, отец косу, да топор, да оселок. Пришли в лес. Гришка ртом
хамкает, от комаров отмахивается, ему очень захотелось спать.

-- Пап, мы тут будем ночевать?

-- Не ночевать, а косить будем, -- сказал Иван Африканович.

-- Пошто в лесу-то? -- спросил Гришка. -- Ты ведь с мамой в поле косил,
а теперь в лесу. Что, разве там травы больше нету?

-- Нету.

-- Ну, папка, ты и врун!

-- Поговори у меня! -- Иван Африканович взял косу. -- Бери грабли да
зацапывай! А я тут рядом буду...

Отец ушел косить, а Гришка оглянулся, взял грабли. Тихо было и
темновато, небо за березами краснело еле-еле. Мошка с комарами ела Гришку
почем зря, а ему надо было зацапывать сено, и он не понимал, почему ночью
надо переться в лес, да еще в такую даль. Гришка нагреб

две маленьких, под свой рост, копенки, устал и сел на одну копешку.
Комары и мошка совсем его закусали, лезли прямо в штаны и под рубаху.
Холодно стало, пала уже роса, и Гришка сидя задремал. Потом незаметно
заснул, склонился на копешку. Иван Африканович пришел, не стал его будить,
накрыл фуфайкой:

-- Спит, работник...

Вставало солнышко; они шли домой коровьими тропами. Иван Африканович
послал Гришку вперед одного:

-- Беги, да ежели встретишь кого, скажи, что в поскотину теленка гонял.

-- Какого теленка, пап?

-- Ну, своего теленка...

-- Никакого я теленка не гонял, -- сказал Гришка.

-- Поговори у меня!

Иван Африканович крадучись вышел прямо в поле на покос и косил весь
день, до вечера колхозное сено.

Гришка спал на повети до обеда, а в обед пришел с председателем
районный начальник и сел на бревнах. Они позвали Гришку:

-- Мальчик, а ну принеси ковшик воды! Гришка сбегал за водой.

-- Что, нет отца дома? -- спросил начальник.

-- Не-е!--сказал Гришка.--Мы с папой из лесу вместе шли, а потом я
убежал. Мы ночью косить ходили.

-- Что-что? Ну-ка иди, мальчик, поближе. Куда, говоришь, ходили?

-- Косить.

-- В лес?

-- Ыгы.

-- Так, так. А ты нам покажешь, где это место? Мы тебя на лошади
прокатим.

Гришка с великим удовольствием залез на лошадь, уселся поудобнее,
держась за вельветовую толстовку незнакомого начальника. Председатель хмуро
ехал рядом.

-- Это по Левоновской дороге, что ли? -- спросил он. Гришка
чистосердечно рассказал дорогу, они отпустили его и поехали в лес, а он,
ободренный и радостный, побежал домой.

Вечером Ивана Африкановича через Мишку Петрова, который ходил
выписывать запчасти, вызвали в контору. В кабинет председателя Иван
Африканович вошел, будто кот-блудня, спокойно, но с внутренним сознанием
своей вины.

-- Дрынов? -- спросил районный начальник.

-- Так точно, он самый.--У Ивана Африкановича екнуло сердце.

-- Вы косите в лесу по ночам для личных нужд. Вы понимаете, товарищ
Дрынов, что это прокурором пахнет? Вы же депутат сельсовета!

Иван Африканович покраснел как маков цвет, он был и правда депутат.

Он чуть не плакал от стыда, виновато мигал и чуял, как розовели горячие
уши.

-- Чего уж... виноват, значит, дело привычное. Баба смутила, думаю,
корова... Виноват, в общем, замарался, не будет больше такого.

Уполномоченный ударил кулаком по заляпанной чернильными пятнами
столешнице:

-- На правленье яснее поговорим. А сейчас марш! Чтоб духу твоего не
было. "Виноват"!

Иван Африканович понуро, боком вылез из кабинета. Забыл надеть шапку и
с великим стыдом, качая головой, вышел на крыльцо. Ему было до того неловко,
совестно, что уши долго еще горели. Словно ошпаренные самоварным кипятком. И
все-таки после этого разговора ему стало не то чтобы легче, а так как-то
приятнее, будто кончилась тайная опасность, которая все это время стояла за
плечами.

Вот только что с коровой делать? Без сена коровы не будет у Ивана
Африкановича, а без коровы и молока не будет, а без молока не будет и денег
на хлеб-сахар, уж не говоря о том, что с такой семьей без молока никакой
приварок не поможет. Не напасешься никаких щей. А шут с ней, утро вечера
мудренее.

Иван Африканович пошел в огород, сел отбивать косу. И вот уж чего он
никак не ожидал, так это одного дела. Он отбивал косу, плевал на кончик
молотка и тюкал по бабке, плющил тонкое лезвие, стараясь не делать на нем
трещин. Тюкал долго, размеренно, и уже совсем все встало на свое место, он
успокоился от этого тюканья, как вдруг опять появился тот уполномоченный. Он
по-свойски открыл отводок загороды и зашумел макинтошем.

-- Так, так, товарищ Дрынов. Как вас, Иван?

-- Африканович, -- не сразу добавил Иван Африканович.

-- Я к вам, Иван Африканович, на одну минутку. За-

куривайте,--он протянул только что початую пачку "Беломора".

-- У меня есть, только этот мелкослой, "Байкал",-- отказался Иван
Африканович.

-- Держите, держите!

И хотя Ивану Африкановичу не хотелось "Беломору" (у него всегда
поднимался кашель от переменного курева), хотя он и привык к "Байкалу", но,
чтобы не обидеть человека, взял "беломорину".

-- Так, так, -- сказал уполномоченный.--Погодка-то, а?

-- Погода хорошая, -- сказал Иван Африканович. А уполномоченный взял
косу, потрогал, каково она насажена на косьевище. Будто и в самом деле умел
насаживать косы и будто ему на самом деле было важно, хорошо ли насажена
коса у Ивана Африкановича.

-- Так, так...

"Неужто опять? -- подумал Иван Африканович. -- Вот ведь беда какая,
провались это и сено".

А уполномоченный перестал такать и говорит:

-- Вы, товарищ Дрынов, наш актив и опора. На кого же нам в руководстве
и опереться, как не на вас? Правильно я говорю?

-- Оно конешно...

-- Вот и я говорю, что вы депутат. Партия и правительство все силы
бросили на решение Пленума. А у вас в колхозе люди, видать, этого
недопонимают, им свои частнособственнические интересы дороже общественных. Я
не про вас говорю, вы свою ошибку поняли. Кто у вас еще по ночам сено в лесу
косит? Вы как депутат должны нам подсказать. Вы мне перепишите всех на