Чтение 16–й страницы книги ~Свое время~

полтора года не живет с мужем, а считается его женой... А если бы дом
сдавали год назад, то я бы получил отдельную квартиру... Может, выйти,
не одеваясь, в мартовскую стужу и ждать до озноба, пока не полыхнет го-
рячка?..

Окстись, Валерий! Но как хотелось зажить с Наташей отдельным домом...

Жизнь показалась мне совсем бессмысленной, когда мимо меня прошлепал
Вова, наш издательский курьер, рослый дебил с вечно разинутым ртом и
расстегнутой ширинкой. Деловито перебирая какие-то пакеты и озабоченно
хмуря белесые бровки, он сердито бормотал себе под нос:

- Понабрали идиотов...

Глава девятнадцатая

--===Свое время===--

Глава девятнадцатая

Еще в старину отличали в белокаменной столице нашей, Москве-матушке, друг от
друга сорок сороков церквей - "Спас за золотой решеткой", "Иоан-Богослов, что
под вязами", "Никола на песках", так и угловой продовольственный магазин с
кафетерием живущие поблизости москвичи и сотрудники нашего издательства
называли "магазином на ступеньках". Я зашел в него после работы, отстоял мерно
двигающуюся очередь, перекусил за высоким столиком стаканом кофе с булочкой и
поехал к Наташе.

Далеко не все электропоезда останавливались на платформе, где распо-
лагался институт с клиникой, в которой лежала Наташа, поэтому по вечерам
мне из-за железнодорожного расписания приходилось выбирать: или я не ус-
певал забежать в кафетерий и оставался голодным, или я приезжал слишком
поздно, прямо перед Наташиным ужином, и мы успевали повидаться с ней
совсем ненадолго, или приходилось ехать в электричке "зайцем" три оста-
новки, поскольку не оставалось времени купить билет. Хотя, какая там сы-
тость от стакана магазинного кофе с булкой, но я предпочитал быть сытым
"зайцем", тем более, что сумма одного штрафа за безбилетный проезд сос-
тавляла как раз десять таких поездок, а ревизоры по вагонам чаще не хо-
дили.

Размышляя над этими дилеммами, я поймал себя на мысли, а, действи-
тельно, сколько же времени каждый из нас тратит на решение вот таких
проблем: что лучше, как выгоднее? И для чего? Наверное, чтобы выиграть
время.

Чтобы было время про запас.

И уже потом прожить это время, как хочется.

Как надо.

А как надо?..

Когда я приехал, Наташа уже сидела в вестибюле клиники на белой кра-
шеной деревянной скамейке - санитарки зовут их почему-то диванами - и,
похорошев от радости, поднялась мне навстречу.

Мне даже показалось, что она посвежела, поправилась, но что-то тре-
вожное мелькнуло в ее лице.

Я протянул Наташе веточку мимозы.

- Ой, какая прелесть, спасибо, Валерочка. Не забыть бы мне забежать
перед ужином в палату, в воду поставить.

- Ну, что новенького, рассказывай, - выжидательно посмотрела она на
меня.

Я взял Наташу за руки, вздохнул, сильно потер вдруг зачесавшуюся щеку
- не знал, как начать.

- Наташ, - собрался я с духом. - Как ты скажешь, так и будет. Я тебе
раньше не говорил, хотел подарок нам сделать, да не получается сюрприза.
Дело в том, что я стою в очереди на жилплощадь в нашем издательстве, и
скоро сдают дом.

- Ой, как здорово! - негромко рассмеялась Наташа. - И где же? Где-ни-
будь в Новых Черемушках?

- На проспекте Мира. В районе уголка Дурова будет у нас свой уголок.

- Правда?

- Да, маленький, - улыбнулся и я, - но... раньше мне обещали от-
дельную квартиру, а оказывается, полагается только комната. Если же мы
хотим получить квартиру, то тебе нужно как можно скорее развестись и
выйти за меня замуж.

- Ты делаешь мне официальное предложение? - лукаво спросила Наташа и
гордо выпрямилась.

Больничный халатик, тапочки... невеста моя.

- Делаю, - серьезно сказал я. - Предложение и руки, и сердца. Обещаю,
что эти руки мои будут и стирать, и гладить, и мыть посуду, и писать
стихи, и согревать тебя. А сердцем моим ты владеешь безраздельно уже
давно. Как и мыслями.

- Стирать да мыть этим рукам необязательно, для этого у меня тоже
есть руки, а поскольку я теперь владею всем, то и распоряжусь по-своему:
твои пусть больше пишут и чаще согревают.

- Так оно и будет.

- А насчет остального сделаем так, как ты считаешь нужным, - прижа-
лась ко мне Наташа.

И вдруг посмотрела на меня снизу со страхом:

- Лишь бы ты не передумал, не бросил меня...

- О чем ты, маленький?

- А мне два дня назад томограмму сделали, Валера, - сказала она мед-
ленно и умолкла.

- Ну и... - не выдержал я молчания.

- Обнаружили туберкулому, - опустив глаза, сказала Наташа. - Предла-
гают операцию.

- Когда?

- Недели через три-четыре. Здесь режут по вторникам и четвергам. Та-
кое расписание.

- А ты что сказала?

- Ничего. Тебя ждала.

До чего же резкий, бездушный, безжизненный этот дневной свет из вечно
зудящих молочных трубок... Белые стены... Белый кафель... Белые скамей-
ки-диваны... Что значат мелкие расчеты - ехать зайцем или нет, когда
идет другая игра, где ставка - жизнь, а проигрыш - смерть... Вот если
выиграем, тогда заживем... Не знаю, в комнате или в квартире, не в этом
дело.

- Валера, вот что я подумала, - ласково, успокаивающе сказала Наташа,
- ты бы сходил, с моим лечащим врачом посоветовался- поговорил бы.

- Он что, дежурит сегодня?

- Нет, просто он - аспирант, Воробьев его фамилия, и живет он в обще-
житии, здесь неподалеку. Я вот и адрес узнала. Хочешь, сходи к нему пря-
мо сейчас, пока я на ужине.

Я рассмеялся, несмотря на всю напряженность ситуации:

- Помнишь Бомарше? Фигаро только придумал, что надо написать записку,
а у Розины она уже готова.

- А я и есть Розина. Только ты тоже будь, как Фигаро - не задерживай-
ся, ждать тебя буду.

Я поплутал среди четырех одинаковых жилых корпусов, стоящих поодаль
от института, прежде чем отыскал нужный мне. Дверь открыл розовощекий
парень с синими глазами:

- Здравствуйте! - сказал я и запнулся.

Как представиться?

- Я - муж больной Кузнецовой... Впрочем, не муж пока, скорее жених...
Извините, я займу у вас пять минут, мне очень надо посоветоваться с ва-
ми.

- Проходите, - пригласил Воробьев.

Маленькая комната в общежитии: одно окно, кровать, двухстворчатый
шкаф, пара стульев, книжная полка, на столе сковорода с остатками яични-
цы с вермишелью - быт аспиранта.

- Минутку, - Воробьев унес сковородку в коридор и сразу вернулся.

Мы сели на стулья.

Я сбивчиво объяснил ситуацию.

- Понятно, - кивнул головой Воробьев. - Что касается развода и
свадьбы, то тут я пас.

Разве медики тоже гоняют в преферанс, подумал я, вспомнив свои сту-
денческие годы.

- По поводу состояния больной Кузнецовой могу дать не совет, а инфор-
мацию. Вы, очевидно, знаете, что институт наш - специализированный, исс-
ледовательский, клиника - экспериментальная. Кузнецова поступила на обс-
ледование в связи с тем, что на стадии полного выздоровления, когда для
нее были показаны, то есть эффективны, препараты химиотерапии, у нее
наступило резкое изменение в худшую сторону всей картины заболевания.
Нам удалось стабилизировать процесс, приостановить его развитие, но, к
сожалению, зашел он слишком далеко, образовалась туберкулома, и требует-
ся оперативное вмешательство.

- Операцию будете делать вы?

- Нет. Я - терапевт, собираю практический материал для диссертации.
Случай Кузнецовой доказывает связь и активное влияние лимфатической сис-
темы на течение процесса, что и является темой моей диссертации.

Тема, случай, связь... все-таки мы все для медиков только материал,
подопытные кролики, а не живые люди. Знал бы этот спокойный, уверенный в
себе парень, что Наташа не выздоровела от того, что затосковала, перес-
тала радоваться жизни, и при чем здесь лимфатическая система? Или именно
в ней затаилась душа?

Тогда я сделал открытие мирового значения...

- Так кто же будет делать операцию?

- Не знаю. Это уже не моя епархия. Теперь Кузнецову должны перевести