пришли ко мне и Маме на следующей неделе".
поплотнее обернул успокоитель вокруг головы и еще выше подтянул
колени.- Нет.
видимому, он причинил ей боль.- Неужели то, что ты говоришь мне,
должно означать, что я не имею права заботиться о тебе?
выражения.- Очень хорошо, прекрасно, спасибо.
того, о чем обычно не думают, заявляя, что муж и жена - одно
целое, некое чудовище, патетически странное и беспомощное, как
сиамские близнецы.
просто не способны,- говорила она.- Мы замечаем важные вещи,
которые мужчины пропускают. Кронеру сегодня вечером хотелось,
чтобы ты сломал лед в вопросе о Питсбурге, а ты просто...
А теперь давай, пожалуйста, спать.
Честное слово! Сколько еще он собирается у нас пробыть?
ему осточертевает.
слоняться по всей стране и оскорблять старых друзей.
остался. Но он так решил.
интерес, совершенно прогнала сон. Когда Анита без конца
тараторила о Питсбурге, Пол сжимался в комок, натягивая на
голову одеяло. Теперь же он почувствовал облегчение, и ему
захотелось выпрямиться, как и подобает мужчине. "Финнерти" опять
стало волшебным именем: чувства Пола по отношению к нему
совершили полный круг. Бодрое настроение и уверенность в себе,
которых Пол не испытывал уже целые годы, чем бы он ни
занимался,- эти чувства как бы вдохнул в него Финнерти во время
забавного посрамления Шашиста Чарли. Более того, мысли Пола
пробудились, словно освеженные прохладным ветерком - было что-то
чарующее в том, что сделал Финнерти, он ушел - вещь почти столь
же непостижимая и прекрасно простая, как самоубийство.
управляющим в Питсбурге. Если бы только он был жив, ничто не
принесло бы ему большей радости, чем весть о том, что ты на этом
посту.
женитьбы раскопала в каком-то чемодане портрет его отца,
увеличила его, поместила в рамку и преподнесла мужу в качестве
подарка на день рождения. Портрет стоял сейчас там, где она
поставила его - на письменном столе Пола. Это была первая вещь,
которую Пол видел, вставая утром, и последняя, которую он видел,
отправляясь спать. Анита никогда не встречалась с отцом Пола, и
он сам мало рассказывал ей об отце; и все же она создала нечто
вроде мифа об этом человеке, мифа, который позволял ей со
знанием дела болтать целыми часами. Миф сей гласил, что отец
Пола в молодые годы был таким же легкомысленным, как Пол, что
сила, возведшая его на самую вершину, пришла к нему в среднем
возрасте - пришла именно в те годы, в которые только теперь
вступал Пол.
ожидать: он пойдет по стопам своего отца. Эта вера Кронера
помогла в свое время Полу стать управляющим Айлиума; и теперь
эта вера может дать ему руководство Питсбургом. Когда Пол
задумывался над своим столь легко доставшимся возвышением по
иерархической лестнице, он иногда, вот в такие именно моменты,
чувствовал себя неловко, словно какой-то шарлатан. Он справлялся
со своими обязанностями - тут уж ничего не скажешь, однако у
него не было того, что было у его отца, у Кронера, у Шеферда и
многих других: искренней веры в значимость того, что они делают;
способности принять душой - почти так, как это делает влюблен-
ный, - корпорационную личность, всемогущую и всеведущую. Короче
говоря. Полу не хватало того, что делало его отца воинствующим и
великим: способности всерьез воспринимать все это.
дней перемахнет через головы всех.
она еще несколько минут вертелась, устраиваясь поудобней.
каким-то определенным углом, он очень на кого-то походит. И до
сегодняшнего вечера я никак не могла понять, на кого именно.
что он точная копия твоего отца.
шаху Братпура, доктору Юингу Холъярду из госдепартамента,
Хашдрахру Миазма - их переводчику, генералу армии Милфроду
Бромли, начальнику лагеря генералу Уильяму Корбетту, командиру
дивизии генерал-майору Ирлу Пруитту и их свите.
отделения второго взвода второй роты первого батальона 427-го
полка 107-й пехотной дивизии девятого корпуса двенадцатой армии,
и он, оставаясь в строю, опускал свою левую ногу каждый раз,
когда барабан издавал басовый грохот.
двести пятьдесят шесть голосов.
глаза шаха Братпура, духовного вождя шести миллионов человек в
каких-то далеких краях.
не намерен был делать каких-нибудь неположенных вещей черт бы их
всех побрал ему оставалось всего каких-то двадцать три года
тянуть эту лямку и тогда все будет покончено с армией и
провались она в тартарары и через эти двадцать три года, если
какой-нибудь сучий потрох полковник или лейтенант или генерал
подойдет к нему и скажет: "Отдать честь" или "Наплечо!" или
"Почистьте свои ботинки" или что-нибудь вроде этого он ему
скажет "Поцелуйте меня в задницу, сынок" и вытащит справку об
увольнении в запас и плюнет ему в морду и пойдет себе надрывая
живот от хохота потому его двадцать пять лет закончены и все что
ему нужно делать это посиживать со старыми дружками у Хукера в
Эвансилле и если чего дожидаться то только чека на получение
заслуженной пенсии и катись-ка ты дружок потому что теперь я не
намерен терпеть нагоняи от кого бы то ни было, потому что я с
этим покончил и...
рядового первого класса Хэккетса, который был огромным
здоровенным детиной.
"Сумклиша".