Чтение 16–й страницы книги ~Повелитель мух~

Ральф не выдержал:

- Да ты что? Кто говорит про зверя?

- Сам же недавно говорил. Сказал, снится им что-то, они кричат. А
теперь распустили языки, и не одни малыши, но бывает, даже мои, охотники -
болтают про черное что-то, про зверя какого-то, я сам слышал. А, так ты не
знал, да? Тогда послушай. На таких маленьких островах не бывает больших
зверей. Исключительно свиньи. Львы и тигры водятся только в больших странах,
в Африке, например, или в Индии...

- Или в зоопарке...

- У меня рог! И я не про страх говорю. А я про зверя говорю. Хочется
вам пугаться - пожалуйста! Но насчет зверя...

Джек помолчал, качая рог, как ребенка, потом повернулся к своим
охотникам в грязных черных шапочках:

- Настоящий я охотник или нет?

Они только закивали в ответ. Да, охотник он настоящий. Тут кто же мог
сомневаться?

- Ну так вот, я прочесал весь остров. Сам. Один. Если б тут был зверь,
я бы его увидел. Можете бояться, раз вы трусы такие, но зверя в лесу
никакого нет.

Джек отдал рог и сел. Все облегченно захлопали. Рог взял Хрюша.

- Вообще-то я с Джеком не согласен. Но кое-чего он верно сказал. Зверя
в лесу нету. И не может быть. Чего бы он кушал?

- Свиней!

- Вот мы же едим свиней!

- Хрюшек он кушает!

- У меня рог, - возмутился Хрюша. - Ральф, скажи им, ну чего они, а
Ральф? Эй вы, малыши, тихо! Я говорю, насчет страха это я не согласен с
Джеком. В лесу вам бояться нечего. Да я тоже там был. Вы еще духов выдумаете
и привидения разные. Что есть - то и есть, и всегда понятно что к чему, а
если чего не так, на все люди есть, чтоб разобраться.

Сразу, как будто выключили свет, зашло солнце. Хрюша снял очки и мигая
посмотрел на малышей.

Потом он продолжал свои разъяснения:

- Когда у тебя болит, к примеру, живот, все равно, большой он там у
тебя или маленький...

- Ну, у тебя-то большой!

- Ладно, вы кончайте смеяться, а тогда мы, может, продолжим собрание. И
если малыши полезут обратно на кувыркалку, они сразу ведь свалятся. Так что
лучше уж сразу садитесь на землю и слушайте. Ну вот. Для всего свои доктора
есть, даже для мозгов. Неужели ж вы думаете, так и можно все время
неизвестно чего бояться? В жизни, - сказал убежденно Хрюша, - в жизни - все
научно, вот. Года через два, как кончится война, можно будет летать на Марс,
туда и сюда. Я знаю - нету тут никакого зверя, ну, с когтями и вообще - но я
и про страх тоже знаю, что нету его.

Хрюша помолчал.

- Если только...

Ральф вздрогнул:

- Если - что?

- Если только друг дружку не пугать.

Кругом раздались неприязненные смешки. Хрюша втянул голову в плечи и
заключил скороговоркой:

- Ну давайте выслушаем малыша, который про зверя говорил, и, может,
объясним ему, что все это глупость одна.

Малыши затараторили все разом, и один выступил вперед.

- Как тебя зовут?

- Фил.

Для малыша он держался уверенно, покачал рогом в точности, как Ральф, и
так же точно, как Ральф, оглядел всех, призывая к вниманию.

- Вчера мне приснился сон, страшный сон, как будто бы я дерусь. Как
будто я около шалаша, один, и я отбиваюсь от этих, от крученых, какие висят
по деревьям.

Он умолк, и в нервном хихиканье малышей был призвук ужаса и сочувствия.

- Я испугался и проснулся. Проснулся и вижу - я один около шалаша, а
этих черных и крученых уже нет.

Они затихли, воочию, с трепетом представив себе все это. Опять из-за
рога запищал детский голосок:

- Я испугался и стал Ральфа звать и вдруг вижу: под деревьями идет
что-то, большое и страшное.

Он смолк, обмирая от воспоминания, но не без гордости, что сумел
напугать и других.

- Это у него был кошмар, - сказал Ральф, - он ходил во сне.

Собрание сдержанным гулом одобрило мудрость Ральфа.

Малыш упрямо затряс головой.

- Нет, когда те, крученые, со мной дрались, это я спал, а когда они
пропали, я уже не спал, и я видел, как что-то большое и страшное идет под
деревьями.

Ральф потянулся за рогом, малыш сел.

- Нет, ты спал. Никого там не было. Ну, кому охота ночью по лесу
бродить? Кому? Выходил кто-нибудь ночью?

Все долго молчали, усмехаясь дикому предположению, что кто-то мог
выходить в темноте. Но вот встал Саймон. Ральф глядел на него во все глаза.

- Ты? Тебе-то зачем в темноте по лесу шататься?

Саймон судорожно вцепился в рог.

- Я хотел... я хотел к одному месту пройти.

- Какому еще месту?

- Ну, есть одно место. В джунглях.

Он замялся.

Джек снял напряжение; только он умел говорить так презрительно, так
насмешливо и твердо:

- Все ясно! Ему живот схватило.

Ральфу стало обидно и стыдно за Саймона, и, строго глядя ему в лицо, он
отобрал у него рог.

- Ладно. Ты больше не надо. Понял? Ночью туда не ходи. И так глупости
всякие болтают про зверя, а тут еще ты на глазах у малышей будешь красться,
как какой-то...

В издевательских смешках остался призвук страха, и еще в них было
осуждение. Саймон открыл рот, но рог был уже у Ральфа, и он сел на свое
место.

Когда все угомонились, Ральф повернулся к Хрюше:

- Что у тебя, Хрюша?

- Да тут вон еще один. Этот.

Малыши вытолкали Персиваля на середину треугольника. Он стоял по колено
в высокой траве, смотрел на свои увязнувшие в траве ноги и силился
вообразить, что никто не видит его, что он в укрытии. Ральфу представилось,
как точно так же стоял другой карапуз, и он поскорей отогнал эту картинку.
Он старался больше ее не видеть, вытравил ее, загнал далеко, глубоко, и
только от прямого напоминанья, как сейчас, и могла она выплыть. Малышей так
и не созывали на перекличку, отчасти потому, что по крайней мере на один из
вопросов, которые задавал тогда на горе Хрюша, Ральф знал ответ твердо. Были
вокруг малыши светлые, темные, были веснушчатые, и все до единого грязные,
но на всех лицах - и тут никуда уж не денешься - была кожа как кожа. Никто
никогда больше не видел той багровой отметины. Но зачем только Хрюша тогда,
замазывая свою вину, так орал и надсаживался? Без слов давая понять, что он
все помнит, Ральф кивнул Хрюше:

- Ну ладно. Сам спрашивай.

Хрюша стал на колени, держа перед малышом рог.

- Хорошо. Как тебя звать?

Малыш отпрянул в свое укрытие. Хрюша растерянно повернулся к Ральфу,
тот спросил жестко:

- Как тебя зовут?

Тот опять промолчал. Не выдержав этого запирательства, собрание грянуло
хором:

- Как тебя зовут? Как тебя зовут?

- Тихо вы!

Ральф в сумерках разглядывал малыша.

- Ну скажи нам. Как тебя зовут?

- Персиваль Уимз Медисон, дом священника, Хакет Сент-Энтони, Гемпшир,
телефон, телефон, теле...

И словно только этот адрес заграждал потоки скорби, малыш расплакался.
Личико скривилось, из глаз брызнули слезы, рот чернел квадратной дырой.
Сначала он постоял немым воплощением скорби; потом плач хлынул, густой и
крепкий, как звуки рога.

- Хватит тебе! Умолкни!

Но Персиваль Уимз Медисон умолкнуть не мог. Потоки прорвало так, что не
остановить никакой властью, ни даже угрозами. Рыданья сотрясали грудь
Персиваля, и он не мог от них вырваться, будто его накрепко пригвоздило к
вою.

- Замолчишь ты или нет?!

И других малышей проняло. Каждый вспомнил о своем горе; а возможно, они
осознали свое соучастие в горе вселенском. Они расплакались, и двое почти
так же громко, как Персиваль.

Спас положение Морис. Он крикнул:

- Эй, поглядите-ка на меня!

Он нарочно упал. Потер крестец, уселся на кувыркалку, плюхнулся. Клоун
из Мориса вышел плохой. Но Персиваль и другие малыши отвлеклись, хлюпнули
носами, захохотали. И вот они уже зашлись в таком несуразном хохоте, что
заразили больших.

Джек и в общем шуме заставил к себе прислушаться. Рога у него не было,
он нарушал правила, но этого никто не заметил.

- Ну, так как же насчет зверя?