детишки понравились. Фиксем покачал головой и только хотел ответить, как
дверь отворилась и вошла леди - в лице ни кровинки, одни глаза красные,
видно пролила немало слез. Вошла она твердым шагом, впору мне самому так
входить в комнату, плотно прикрыла за собою дверь и села, а лицо совсем
спокойное, точно каменное. "Что такое, господа, - спрашивает, и голос ни
чуточки не дрожит, просто на удивление, - неужели арест имущества?" -
"Именно так, сударыня, - отвечает Фиксем. Леди посмотрела на него все так же
спокойно, будто и не поняла его слов. - "Именно так, сударыня, - повторил
Фиксем, - вот, сударыня, пожалуйте вам ордерок", - и протягивает ей бумагу
так учтиво, словно это газета, которую он обещал по прочтении передать
джентльмену за соседним столиком.
Фиксем начал было объяснять ей что к чему, но я-то видел, что она, бедняжка,
и не читает вовсе. "О господи!" - говорит она вдруг и, ударившись в слезы,
роняет ордер и закрывает лицо руками. - О господи! Что же с нами будет?" Тут
в комнату вошла девушка лет девятнадцати, - она, должно быть, все время
слушала за дверью. На руках у нее был маленький мальчик, и она, ни слова не
говоря, посадила его к матери на колени, а та прижала несчастного крошку к
груди и заплакала над ним так, что даже старый Фиксем надел свои синие очки,
чтобы скрыть две слезы, которые поползли у него по грязным щекам. "Дорогая
мама, - говорит девушка, - вы же до сих пор держались так стойко. Ради всех
нас, говорит, ради папы, прошу вас, не падайте духом". - "Нет, нет, конечно,
- говорит леди, торопливо утирая слезы, - как это глупо с моей стороны, но
мне уже лучше, гораздо лучше". И она заставила себя встать, ходила с нами из
комнаты в комнату, пока мы составляли опись, сама открывала все ящики,
разобрала детскую одежку, чтобы облегчить нам работу; и все это так спокойно
и невозмутимо, будто ничего и не случилось, только словно бы очень спешила.
Когда мы опять спустились в гостиную, она помялась немножко, а потом
говорит: "Господа, говорит, я перед вами виновата и боюсь, как бы у вас
из-за этого не было неприятностей. Я от вас утаила единственную
драгоценность, которая у меня осталась, - вот она. - И кладет на стол
миниатюру в золотой рамочке. - Это, говорит, портрет моего покойного отца.
Не думала я, что буду когда-нибудь благодарить бога за смерть того, с кого
эта миниатюра писана, а теперь благодарю, и уже сколько лет, денно и нощно.
Возьмите ее, сэр, говорит. Это лицо никогда не отвращалось от меня в болезни
или в горе, и трудно мне, трудно отвратиться от него сейчас, когда, видит
бог, того и другого ниспослано ив в избытком". Я слова не мог вымолвить,
только поднял голову от бумаги, в которую вносил все по описи, и посмотрел
на Фиксема; тот кивнул мне многозначительно, и я перечеркнул буквы М-и-н-и,
которые уже успел написать, и оставил миниатюру на столе.
этом доме; и хоть я человек неученый, а хозяин дома был и образованный и
умный, я увидел то, чего он не видел; теперь-то он отдал бы полмира (если бы
у него было полмира) за то, чтобы вернуть прошлое и быть повнимательнее. Я
увидел, сэр, что жена его чахнет от забот, на которые никогда не жалуется, и
обид, о которых никому не рассказывает. Я видел, что она умирает у него на
глазах; я знал, что одним усилием он мог бы спасти ее, но он ничего не
сделал. Я его не осуждаю; скорей всего, он просто неспособен был взять себя
в руки. Она так долго предупреждала каждое его желание и все за него решала,
что сам он уже ни на что не годился. Я, бывало, смотрю на нее, на бедное ее
платьишко - оно и на ней-то выглядело затрапезным, а на всякой другой было
бы вовсе неприлично, - и думаю, что, будь я джентльменом, - у меня бы сердце
кровью обливалось при виде женщины, которая была нарядной, веселой девушкой,
когда я ее сватал, а теперь так изменилась, через свою любовь ко мне. Погода
стояла холодная, сырая, но все три дня она в этом своем жиденьком платье и
стоптанных ботинках с утра до ночи где-то бегала, добывая деньги. Ну, что ж,
деньги добыли и долг выплатили. Когда деньги принесли, вся семья собралась в
той комнате, где я находился. Отец очень радовался, что недоразумение
улажено, как - об этом он, наверно, и не знал; детишки опять повеселели;
старшая дочка хлопотала по хозяйству, - в этот день они могли спокойно
пообедать в первый раз с тех пор, как мы явились к ним с ордером; и матери,
конечно, приятно было, что все так довольны. Но если я когда-нибудь видел
смерть на лице женщины, так это в тот вечер, и на ее лице.
лицу. - Дела семьи поправились, пришла и удача. Но было поздно. Детишки эти
растут теперь без матери, а отец отдал бы все, что с тех пор приобрел, -
дом, имущество, деньги, все, чем он владеет или будет когда-нибудь владеть,
- только бы вернуть жену, которой он лишился.
когда промочить ноги не редкость и простуда тоже обычное дело, у нас имеются
дамское общество для раздачи супа, дамское общество для распределения угля и
дамское общество для раздачи одеял; летом, когда много фруктов и не меньше
желудочных заболеваний, - у нас имеются дамская аптека и дамский комитет для
поседения больных; и круглый год у нас существуют дамское общество детских
экзаменов, дамское общество по распространению библий и молитвенников и
дамское общество по снабжению новорожденных приданым на первый месяц жизни.
Два последних общества несомненно важнее всех прочих; больше ли они приносят
пользы, чем остальные, этого мы сказать не можем, зато берем на себя
смелость утверждать самым решительным образом, что шуму и суеты они
производят больше, чем все остальные вместе взятые.
общество раздачи библий и молитвенников менее популярно, нежели общество по
снабжению новорожденных; однако за последние год или два значение общества
библий и молитвенников сильно возросло, совершенно неожиданно получив
поддержку от оппозиции общества детских экзаменов, причем оппозиция эта
выразилась в следующем: в то самое время, когда младший священник завоевал
общие симпатии и все девицы нашего прихода вдруг прониклись необыкновенной
серьезностью, дети неимущих прихожан сделались предметом усиленных забот и
особенных попечений. Все три мисс Браун (восторженные поклонницы младшего
священника) обучали, проверяли и перепроверяли несчастных детей до тех пор,
пока мальчики не побледнели, а девочки не зачахли от зубрежки и
переутомления. Три сестры Браун перенесли все это весьма стойко, потому что
сменяли одна другую; зато дети, которых никто не сменял, выказывали все
признаки усталости и тоски. Легкомысленные прихожане только посмеивались; но
более вдумчивые остерегались выразить свое мнение, пока не будет случая
выяснить, что об этом думает младший священник.
благотворительной целью проповедь для бесплатной школы и в этой
благотворительной проповеди распространялся в самых теплых выражениях насчет
весьма похвальной и неутомимой деятельности некоторых почтенных личностей.
Вдруг с той скамьи, где сидели три сестры Браун, послышались рыдания; все
заметили, что старушка прислужница побежала по среднему проходу к ризнице и
сейчас же возвратилась со стаканом воды. Засим послышался тихий стон; еще
две старушки бросились на помощь и вывели из церкви всех трех мисс Браун, а
минут через пять ввели обратно, причем все три утирали глаза белыми
платочками, словно возвращаясь с похорон. Если у прихожан оставались еще
сомнения насчет того, к кому может относиться намек священника, то теперь
эти сомнения рассеялись. Решительно всех обуяло желание экзаменовать
приходских детей, и все в один голос упрашивали трех мисс Браун разделить
школу на классы, а каждый класс препоручить ведению двух молодых девиц.
опаснее; три сестры Браун назначили в учительницы одних только старых дев, а
молодых старательно оттерли. Девствующие тетушки торжествовали, любящие
маменьки погрузились в бездну отчаяния, и трудно сказать, в какой бурной
форме проявилось бы негодование общества, если бы не подвернулся случай,
явно ниспосланный свыше и произведший полный поворот в общественном мнении.
Миссис Джонсон Паркер, мать семерых прелестных дочерей - при этом
незамужних, - поспешила сообщить мамашам других незамужних дочек, что пять
стариков, шесть старух и несметное множество детей, сидящих на бесплатных
местах рядом с ее скамьей, имеют обыкновение являться по воскресеньям в
церковь без библии и даже без молитвенника. Разве это можно терпеть в
цивилизованной стране? Разве это можно допускать в христианском государстве?
Ни в коем случае! Немедленно образовалось дамское общество раздачи библий и
молитвенников: председатель - миссис Джонсон Паркер, казначеи, ревизоры и
секретарь - девицы Джонсон Паркер; собрали взносы, накупили книжек и роздали
всем сидящим на бесплатных местах; и вот в следующее после этих событий
воскресенье, во время чтения евангелия, поднялось такое шуршание страниц и
такой шум от роняемых на пол книжек, что в течение пяти минут при всем
желании невозможно было расслышать ни одного слова из службы.
попытались предотвратить ее насмешками и колкостями. "Хотя старикам и
старухам роздали теперь книги, но читать они все-таки не умеют", - говорили
все три мисс Браун. "Ничего, они научатся", - возражала миссис Джонсон
Паркер. "Дети тоже не умеют читать", - язвили три сестры Браун. "Не беда, их
можно научить", - отвечала миссис Джонсон Паркер. Коса нашла на камень.
Девицы Браун устраивали детям публичный экзамен - симпатии прихожан
склонялись к обществу экзаменов. Девицы Джонсон Паркер публично раздавали
библии - настроение изменялось в пользу раздачи библий. Перышко могло бы
поколебать чашу весов, и перышко ее поколебало. Из Вест-Индии возвратился
один миссионер: после женитьбы на богатой вдове его должны были принять в
Диссидентское общество миссионеров. Джонсон-Паркеры начали делать авансы
диссидентам. Цель у обоих обществ одна и та же, почему бы им не устроить
объединенное собрание? Предложение было принято. О собрании оповестили всех,
как полагается, и народу набилось столько, что можно было задохнуться.