место, а роза есть роза, есть роза, есть роза...). Уф! "Beware of the
Jabberwocky my son"67.
знал, браться за дело сверху или снизу и надо ли выбиваться из сил или вести
себя, как сейчас, -- рассеянно, не сосредоточиваясь, глядеть на дождь за
окном, на зеленые свечи, на пепельное, точно у ягненка, лицо Маги и слушать
Ма Рэйни, которая поет "Jelly Beans Blues". Пожалуй, лучше так, лучше
рассеянно и не сосредотачиваюсь ни на чем в особенности впитывать все,
словно губка, потому что достаточно смотреть хорошенько и правильными
глазами -- все впитаешь, как губка. Он был не настолько пьян, чтобы не
чувствовать: его дом разлетелся вдребезги и в нем самом ничто не осталось на
своем месте, но в то же время -- это было так, чудесным образом так, -- на
полу, на потолке, под кроватью и даже в тазу плавали и сверкали звезды и
осколки вечности, стихи, подобные солнцам, и огромные лица женщин и котов,
горевшие яростью, присущей обоим этим родам; и все это -- вперемешку с
мусором и яшмовыми пластинками его собственного языка, где слова денно и
нощно яростно сражались и бились, как муравьи со сколопендрами, и где
богохульство сожительствовало с точным изложением сути вещей, а чистый образ
-- с отвратительным жаргоном. Беспорядок царил и растекался по комнатам, и
волосы обвисали грязными патлами, глаза поблескивали стеклом, на руках --
полно карт и ни одной комбинации, и повсюду -- куда ни глянь --
неподписанные записки, письма без начала и без конца, на столах --
остывающие тарелки с супом, а пол усеян трусиками, гнилыми яблоками,
грязными бинтами. Все это разрасталось, разрасталось и превращалось в
чудовищную музыку, еще более страшную, чем плюшевая тишина ухоженных квартир
его безупречных родственников, но посреди этого беспорядка, где прошлое не
способно было отыскать даже пуговицы от рубашки, а настоящее брилось
осколком стекла, поскольку бритва была погребена в одном из цветочных
горшков, посреди времени; готового закрутиться, подобно флюгеру под любым
ветром, человек дышал полной грудью и чувствовал, что живет до безумия
остро, созерцая беспорядок, его окружавший, и задавая себе вопрос, что из
всего этого имеет смысл. Сам по себе беспорядок имеет смысл, если человеку
хочется уйти от себя самого; через безумие, наверное, можно обрести
рассудок, если только это не тот рассудок, который все равно погибнет от
безумия. "Уйти от беспорядка к порядку, -- подумал Оливейра. -- Да, но есть
ли порядок, который не представлялся бы еще более гнусным, более страшным,
более неизлечимым, чем любой беспорядок? У богов порядком называется циклон
или лейкоцитоз, у поэтов -- антиматерия, жесткое пространство, лепестки
дрожащих губ, боже мой, как же я пьян, надо немедленно отправляться спать".
А Мага почему-то плачет, Ги исчез куда-то, Этьен -- за Перико, а
Грегоровиус, Вонг и Рональд не отрывают глаз от пластинки, что медленно
крутится, тридцать три с половиной оборота в минуту -- ни больше, ни меньше,
и на этих оборотах -- "Oscar's Blues", ну, разумеется, в исполнении самого
Оскара Питерсона, пианиста, у которого есть что-то тигриное и плюшевое
одновременно, в общем, человек за роялем и дождь за окном -- одним словом,
литература.
19
ищешь то, сам не знаешь что. И я -- тоже, я тоже не знаю, что это. Только
ищем мы разное. Помнишь, вчера говорили... Если ты скорее всего Мондриан, то
я -- Виейра да Силва.
начинаться Виейра да Силва?
Мондриана. Ты все время чего-то боишься и хочешь уверенности. А в чем -- не
знаю... Ты больше похож на врача, чем на поэта.
немного задыхаюсь. И когда ты начинаешь говорить, что надо обрести
целостность, то все очень красиво, но совсем мертвое, как засушенные цветы
или вроде этого.
Мага. -- Целостность, ну конечно, понимаю, что такое целостность. Ты хочешь
сказать, что все у тебя в жизни должно соединяться одно к одному, чтобы
потом ты мог все сразу увидеть в одно и то же время. Ведь так?
трудно тебе даются абстрактные понятия. Целостность, множественность... Ты
не можешь воспринимать их просто так, без того, чтобы приводить примеры. Ну
конечно, не можешь. Ну, давай посмотрим: твоя жизнь тебе представляется
целостной?
жизней.
зеленые камни. Кстати, о камнях: откуда у тебя это ожерелье?
которую им дал Рональд, чтобы было где спать Рокамадуру. Теперь от этой
постели, Рокамадура и ярости соседей просто некуда было деваться, все до
одной соседки убеждали Магу, что в детской больнице ребенка вылечат скорее.
Едва получили телеграмму от мадам Ирэн, пришлось, ничего не поделаешь, ехать
за город, заворачивать Рокамадура в тряпки и одеяла, втискивать в комнату
эту кроватку, топить печку и терпеть капризы и писк Рокамадура, когда
наступало время ставить ему свечи или кормить из соски: все вокруг пропахло
лекарствами. Оливейра снова потянул мате, искоса глянул на конверт "deutsche
Grammophon Gcsellschaft"68, давным-давно взятый у Рональда, который бог
весть как долго теперь не удастся послушать, пока тут пищит и вертится
Рокамадур. Его приводило в ужас и то, как неловко Мага запеленывала и
распеленывала Рокамадура, и какими чудовищными песнями развлекала его, и
какой запах время от времени шел из кроватки Рокамадура, и пеленки, и писк,
и дурацкая уверенность Маги, которая, похоже, считала, что все ничего, что
она делает для своего ребенка то, что должна делать, и не пройдет двух-трех
дней, как Рокамадур поправится. Ничего страшного. Да, но что он тут делает?
Еще месяц назад у каждого была своя комната, а потом они решили жить вместе.
Мага сказала, что так они станут тратить меньше, смогут покупать одну газету
на двоих, не будет оставаться недоеденного хлеба, она начнет обстирывать
Орасио, а сколько сэкономят на отоплении и электричестве... Оливейра почти
восхищался столь грубой атакой здравого смысла. И в конец концов согласился,
потому что старик Труй никак не мог выбраться из трудностей и задолжал ему
около тридцати тысяч франков, а самому Оливейре тогда было все равно, как
жить, -- одному или с Магой, он был упрям, но дурная привычка бесконечно
долго жевать-пережевывать всякую новую мысль приводила к тому, что он долго
все обдумывал, но потом непременно соглашался. И он действительно поверил,
что постоянное присутствие Маги избавит его от лишнего словопереживания, но,
разумеется, он и не подозревал, что случится с Рокамадуром. Однако даже в
этой обстановке ему иногда удавалось на короткие минуты остаться один на
один с собою, пока плач и визг Рокамадура целительно не возвращали его в
мрачное настроение. "Видно, меня ждет судьба персонажей Уолтера Патера, --
думал Оливейра. -- Один монолог кончаю, другой начинаю, просто порок.
Марий-эпикуреец -- это мой рок, не рок, а порок. Единственно, что спасает,
-- вонь от детских пеленок".
-- сказал Оливейра.
мате стоит пятьсот франков за килограмм, а в лавке у вокзала Сен-Лазар
продавали совершенно отвратительную траву с завлекательной рекомендацией:
"Mate sauvage, cueilli par les indiens"69 -- слабительное,
противовоспалительное средство, обладающее свойствами антибиотика. К
счастью, один адвокат из Росарио, который, между прочим, приходился Оливейре
братом, привез ему из-за моря пять кило этой травы фирмы "Мальтийский
крест", но от нее оставалось совсем немного. "Кончится трава, и мне --
конец, -- подумал Оливейра. -- Единственный настоящий диалог, на который я
способен, -- диалог с этим зеленым кувшинчиком". Он изучал необычайные
повадки мате: как пахуче начинает дышать трава, залитая кипятком, и как
потом, когда настой высосан, она оседает, теряет блеск и запах до тех пор,
пока снова струя воды не взбодрит ее, ни дать ни взять запасные легкие --
подарок родной Аргентины -- для тех, кто одинок и печален. Вот уже некоторое
время для Оливейры стали иметь значение вещи незначительные, и в том, что он
сосредоточил все внимание на зеленом кувшинчике, были свои преимущества: его
коварный ум никогда не пытался приложить к этому зеленому кувшинчику
омерзительные понятия, какие вызывают в мозгу горы, луна, горизонт,
начинающая созревать девочка, птица или лошадь. "Пожалуй, и этот кувшинчик с
мате мог бы мне помочь отыскать центр, -- думал Оливейра (и мысль о том, что
Мага -- с Осипом, становилась все более жиденькой и теряла свою осязаемость,
в эту минуту оказывался сильнее и заслонял все зеленый кувшинчик, маленький
резвый вулканчик с ценным кратером и хохолком пара, таявшим в стылом воздухе
комнаты, стылом, сколько ни топи печку, которую надо бы протопить часов в
девять). -- А этот центр, хоть я и не знаю, что это такое, этот центр не мог
бы топографически выразить целостность? Вот я хожу по огромной комнате с
плитчатым полом, и одна из плиток пола является единственно правильной
точкой, где надо встать, чтобы перспектива упорядочилась. Правильная точка