накануне, а также потому, что эти звуки больше всего походили на то, что
можно записать в подражание её сонному писку.
прямо в уши, и я не решался позволить себе спать слишком крепко, чтобы не
раздавить Чахалу, удобно устроившуюся у меня под мышкой. Как и все выдры
она была с самого начала приучена к "туалету", а я облегчал ей эту задачу,
раскладывая спальный мешок у самой стены мудхифа с тем, чтобы она сразу же
могла выйти на земляную площадку между стойками тростника. Она и
проделывала это время от времени в течение ночи, забиваясь в самый дальний
угол, и с выражением безграничной сосредоточенности выделяла палочку
помёта, похожую на гусеницу. Исследовав его с явным удовлетворением хорошо
выполненного дела, она взбиралась мне на плечо и начинала потихонечку
скулить, требуя свою бутылку. Она предпочитала пить лёжа на спине и держа
бутылку между лапами так, как это делают медвежата, а кончив сосать,
крепко засыпала с соской во рту и блаженным видом на своей детской
мордочке.
первый раз заснула у меня за пазухой, и ни разу не выказала никакого
страха перед кем-либо или чем-нибудь, но именно с этой ролью я и не
справился, поскольку у меня не было ни знаний, ни инстинкта её матери, и
погибла она из-за моего невежества.
омрачала её короткой жизни, и через несколько дней она стала откликаться
на зов по имени, начала играть совсем как котёнок и увязывалась за мной,
когда мне удавалось найти сухое место для прогулки, так как она терпеть не
могла мочить ноги.
ноги, пока я не присаживался на корточки с тем, чтобы она могла нырнуть в
спасительную темноту моего пуловера, где сразу же заспала в положении
головой вниз, а её остренький хвостик торчал при этом из-за пазухи. Арабы
называли её моей доченькой и обычно осведомлялись, давно ли я давал ей
пососать.
Находясь по обыкновению у меня за пазухой, она придавала мне вид
беременного человека, и вся деревня собиралась вокруг меня, как только я
выходил из дверей. Кроме того я не мог больше носить, как обычно, на шее
фотоаппарат, по тому что при ходьбе он стукался об неё.
соски. Мы оба полагали, что она уже достаточно выросла, чтобы есть более
существенную пищу, а я считал, что её хрупкий организм лишь выиграл бы,
если бы она питалась не только буйволиным молоком. Однако я недооценил
силу инстинкта и думал, что она не сможет распознать съедобность мяса и
крови, что её нужно приучать к этому постепенно. Я решил, что лучше всего
сделать это, добавив несколько капель крови в молоко, чтобы привить ей
этот вкус. Это предложение оказалось наивным, ибо, пока я держал двух
обезглавленных воробьёв, пытаясь накапать ей крови в бутылку, она вдруг
учуяла запах сырого мяса и хищно бросилась на него. Если бы я не остановил
её, то она наверное размолола бы их целиком вместе с костями своими
острыми как иглы зубами. Мы сочли это за свидетельство того, что мать уже
знакомила её с пищей взрослых. К её неописуемой ярости я отобрал у неё
воробьёв, и когда дал ей мелко нарезанные кусочки грудинки, она волком
набросилась на них и стала требовать ещё.
подкрепляя свои слова, - кончайте, кончайте, она уже теперь взрослая.
застрелили для неё белую цаплю, и она с жадностью сожрала мелко нарезанное
мясо. С тех пор она больше ничего не ела.
была прореха, сквозь которую были видны незатуманенные звёзды, а тихий
ветерок, холодный, как позвякивание сосулек, шуршал тростником у подножья
стены, и спал я неспокойно. Чахала тревожилась и поминутно ворочалась в
спальном мешке, а я не знал, что она умирает, и сердился на неё. Поутру я
отнёс её на клочок сухой травы прогуляться и только тогда понял, что она
очень больна. Она не двигалась, а только жалобно смотрела вверх на меня, и
когда я поднял её, сразу же устремилась в тёплую темноту пуловера за
пазухой.
остановились у одного селения на большом острове. Когда мы высадились, мне
стало ясно, что Чахала умирает. Она была слаба, беспокойна, в доме
забивалась в тёмные углы между тростниковыми стойками и циновками стен.
Она лежала на животе, часто дышала, и, очевидно, ей было очень плохо.
Может быть, что-нибудь в нашей огромной аптечке могло бы спасти её, но мы
не нашли ничего лучше касторового масла, поскольку всё, что она съела
накануне, всё ещё было у неё в животе.
сосала из бутылки, признаков жизни почти не подавала. В отчаянье я
просидел рядом с ней около двух часов, когда Тезинджер вернулся с приёма
больных.
так тошно сидеть здесь всё время, к тому же ты не можешь ей ничем помочь.
Эта болотная деревня у нас - последняя, и тебе, может быть, не доведётся
увидеть другой.
но всё время откладывал. Затем оказалось, что затвор в фотоаппарате
сломан, и я вернулся домой.
пазухой, я вдруг ощутил надежду, что она будет жить, но она не стала
сидеть там. Она выбралась наружу, приложив при этом изумившую меня силу, и
растянулась, подрагивая, на дне каноэ, а я держал у себя между колен
платок, чтобы её маленькое бившееся в лихорадке тельце было в тени. Вдруг
она слабо вскрикнула тем самым отчаянным визгом, как это бывало во сне, а
несколько секунд спустя я увидел, как по телу у неё пробежала судорога. Я
положил на неё руку и почувствовал то странное оцепенение, которое
наступает сразу же после смерти, и затем она обмякла у меня под рукой.
грести.
крошечная меховая мантия.
ковёр из белых и золотистых цветов и осталось на плаву, с морщинистыми
лапками по сторонам, как она, бывало, спала ещё живой.
двигаясь, поглядывая то на меня, то на маленький трупик, и поехали только
тогда, когда Тезинджер рассердился на них. Амара постоянно оглядывался,
пока, наконец, мы не обогнули купину тростника, и она скрылась из виду.
нами, а орлы кружили в вышине голубого неба, но всё это стало так
нереально со смертью Чахалы. Я говорил себе, что это лишь одна из тысяч
подобных ей в этих болотах, где их гарпунят пятизубой острогой,
отстреливают или подбирают щенками, и они умирают медленной смертью в
гораздо более жестоких условиях. Но она погибла, и я был безутешен.
впервые подобрал дикого щенка, прижавшегося к телу мёртвой матери. И я
задавался вопросом, неужели в его полудиком мозгу возникали те же мотивы,
которые во мне были сознательны.
что именно выдра нужна мне в качестве питомца в Камусфеарне, я понял, что
у меня была такая возможность, а я упустил её. И лишь много времени спустя
до меня дошла возможная причина её смерти. Болотные арабы морят рыбу
наперстянкой, скрытой в наживке на креветок, и если для человеческого
организма или взрослой цапли эта доза ничтожна, то для такого юного
создания как Чахала она могла оказаться роковой.
были провести несколько дней в Басре, прежде чем отправиться к пастушеским
племенам, где надо было прожить начало лета. И смерть Чахалы, которая
показалась мне концом, на самом дела стала лишь началом.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЖИЗНЬ С ВЫДРАМИ
Глава 7
В ту ночь, когда умерла Чахала, мы добрались до Эль-Азаира, гробницы Эзры
на берегу Тигра. Оттуда мы с Уилфредом Тезинджером направлялись в Басру,
чтобы получить почту из Европы и ответить на неё, прежде чем снова ехать
дальше. В Генеральном консульстве в Басре выяснилось, что почта Уилфреда
прибыла, а моя - нет.
позвонить.
только в течение одного часа, к тому же тогда, когда из-за разницы во
времени вряд ли можно было застать кого-либо в Лондоне. В первый день
линия оказалась неисправной, на второй день переговорный пункт был закрыт
по случаю какого-то религиозного праздника, на третий день опять была
какая-то накладка. Мы договорились с Тезинджером встретиться через неделю
в мудхифе у Абдель Неби, и он уехал.
Шломо Вульф
Ильин Андрей
Корнев Павел
Панов Вадим
Перумов Ник
Мороз Александра