read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



подрался, когда мешок чуть было не выпотрошили. Они вроде цветастую рубаху
хотели с меня содрать, но когда часики увидали, стали руку выкручивать. И
мне еще повезло, что ремешок жалели порвать, и потому долго возились,
отцепляли его, а я трудней им делал и норовил вырваться.
Спугнул чеченов дежурный офицер, они разбежались. А я спрятал часики
понадежней.
Утром нас сопровождали по полку человек десять прапорщиков. В столовке
они отгораживали наш стол от солдатни - сотня, а то и больше, жрали, давясь
сырым хлебом. Ко мне исхитрились подослать узбека, шестерку. Он разносил
чайники, а с одним подскочил к нашему столу, прапорщики его пропускали.
Пригнулся - и вдруг шепнул мне, чтобы отдал часики.
Его опять подослали, когда нас разбродом погнали на плац. А только я
послал его. Потом выдали полотенце, повели в баню. В парной-то меня словили.
И были это не чеченцы, а из хозвзводовской шайки, которые таскали в баню для
новобранцев амуницию. Говорят, где часы, куда подевал? А я говорю, нету, уж
отобрали. Поставили меня под кран, хотели горяченькой окатить, а вода
кончилась, из котельной подавать перестали.
И темнил я с того дня в полку, что часики у меня отобрали; что точно не
помню, кто и когда это сделал. Полковые не поверили и грозились повесить,
если не сознаюсь. Чечены ножиками пугали. Мне бы сдаться, поберечься, а не
могу. Разве я не равный со всеми, и почему отдавать должен, что своим горбом
нажил?
И еще присяги не принимал, как назначили в кухонный наряд. Котлы к
обеду таскал, а наливал мне поваренок, из русских. Я поверил, что
повстречался человек. Иван, Ванька - морда веселая, щекастая, одному
здоровья не расхлебать. Ему и открылся, что поперек горла полковые повадки.
Если убивать станут, сам крови напущу. Я, говорю, человек, и гадом под ними
ползать не буду. А Ваня мне нашептывать принялся, будто юшку не испечешь и
не похаваешь. Что умом надо брать, пролезть так, чтоб всех позади оставить.
И жрать надо котлеты, а не вареный жир. И спать на чистом, чтоб тебе же еще
постилали. Двигай, говорит, в сержанты или в учебку напросись. Обучишься на
телефониста, они тебя на руках станут носить, чтобы только дозволил
позвонить или нацедил спирту из техзапаса. И пообещал подкармливать меня -
гуляш, борщец, халва. А потом ни с того ни с сего про часики спросил, чтобы
ему отдал. Я бы и отдал, если бы на взятку не походило. Думаю, на что мне
такая родня, которая подличает. Нет, говорю, Ваня, их отобрали. А он притих
- и до ужина отмалчивался, точно я прозрачным сделался. Видать, про себя-то
злился. И вот понукать стал - сделай то, отнеси туда. Или крикнул, как
собаке. Я ему говорю, ты сам собака! А он злится, но боится с кулаками
кинуться, я же крепче, сильнее. Только нажаловался старшему повару, и тот
меня по щекам отхлестал за борзость. Стали ужин накрывать: он наливает из
бака, а я с котлом дожидаюсь, друг на друга волками глядим, и вдруг Ванятка
опрокинул на меня ковш с лапшой, только что вскипяченной, будто не удержал в
руках.
От жару я памяти лишился, и когда разлеживался на полу, зашедший в
поварскую начальник столовой пнул сапогом: вставай-ка. А как я встану, если
ноги еще дымятся? Закричал начальник со страху благим матом, стащил с меня
портки - обварился, кричит, козлище тебя растяпай! А я шепчу, что это Ванька
меня, падаль, обварил.
И вот лежу в госпитале, и является ко мне дознаватель, крысак. Я
подумал, что Ваньку засуживают. Этот спрашивает, как здоровье. Я отвечаю,
что хорошо, заживляется. Крысак говорит, тогда рассказывай, как дело было. А
зачем мне правду докладывать, прокуроров кормить, если ославят потом
стукачом и в параше искупают? Говорю, а какое тут дело, крутился у Ивана под
рукой и сам же ковш опрокинул - вот лапша на ноги и выплеснулась. Крысак
отчего-то заерзал на стуле и похихикивать стал - значит сам, говоришь.
Интересненько получается. Дал в показаниях расписаться, запрятал листок.
Говорит, а вот с этим что будем делать - и гладкую такую бумагу протягивает.
Читаю, и помутнение в голове происходит: Ванька доносит, что, обещая в
награду часики, я подговаривал обварить себя лапшой. Что от службы хотел
уклониться, мечтал о белом билете. И когда он в обмане участвовать
отказался, то я прыгнул под ковш, а свалил вину на него, на Ваню. Я закричал
дознавателю, что наврал поваренок, что я выгородить его в своих показаниях
хотел, но теперь-то расскажу всю правду. А крысак хихикает и еще кулак
показал - ты у меня вот где, сколько ни вертись, а будешь под трибуналом,
как за самострел. Ишь, ноги обварил - в сапогах надоело, босиком хочется?!
Говорит, сознавайся-ка, в дисбате короче сидеть, а за вранье упеку в лагерь.
И очень рассердился, когда я от старых показаний наотрез отказался и заявил
на Ваньку. Человек он казенный, и как ни упрямился, обязан был занести в
дело.
И так шастал в госпиталь что ни день. С врачами шушукался, есть ли
такое средство, чтобы я правду рассказал. И разок вкололи мне дурь, чтобы от
него отвязаться, но, видать, и в бреду я про Ваньку выкрикивал, что это он
виноват.
А госпиталь тогда от вояк задыхался, их грузовиками свозили. Мало, что
злые, столько жизней в глину бухнулось, но и израненные - какая им теперь
радость, пускай и развезут по домам? Я ходить не мог и лежал в самом тяжелом
отделении, где безногие, безрукие и каких только нет. Крысак распустил слух,
будто дымом меня из норы выкуривает, что я дезертир - и госпиталь загудел.
Ко мне и на костылях подскакивали, чтобы костылем по голове ударить. И
ослепших ко мне подводили, чтоб в мои глаза плевать. И землю с госпитального
двора в койку сыпали, чтобы я заживо сгнил. Жрать не позволяли, и что мне
как лежачему полагалось по госпитальной пайке, в отходы вываливали. Пожую,
если только санитарка хлеба или яблок подложит. Да и то, по ночам жевал. А
молодые девки мне и посудины не подносили - все под себя, если не стерплю.
Старушек ждал. Они мне только и помогали. Но бывало, не дождусь, и вояки
меня перетащат в отхожее место - там и лежу. Говорят, сам говно, пускай с
говном и лежит.
Я скоро и ненавидеть их перестал. Но того простить не мог, что правде
моей не верят. И даже старухи мне верить отказывались, когда рассказывал про
лапшу. По-ихнему выходило, что Ванька доносил правду. Говорили что нет
выгоды у поваренка, а у меня была.
И в тот день, когда я на костыли взобрался, то хотя бы выбор получил.
Лежачий, я мог только оговорить себя или терпеть. А теперь, думаю, не хочу
себя оговаривать, нет силы терпеть - повешусь. Так и решил. Ждал ночи, как
облегчения. Когда госпиталь затих, приковылял я в отхожее место, подымил
окурками, поплакал и поясок на трубе запетлил. И тут Ваня мне привиделся...
Стало быть, я над парашей кончусь, а он еще жить останется, есть и пить -
то, что мне бы полагалось?! И понимаю, что нет, родимый ты мой, погоди, -
вот она для чего мне нужна, эта жизнь треклятая. Все буду терпеть до поры,
пока Ваняту своим судом не раздавлю. Жить с его жизнью рядом не согласен. И
погибать без его смерти не хочу.
Я наказанья не боялся - столько повидал, будто без суда и следствия
тыщу раз к смерти приговаривали. И еще разок не страшно, только бы за
мучения свои сполна расплатиться.
В госпитале-то ждали, что повешусь. Говорили, вешайся, а то сами
порешим. И было, что задавливали подушкой - дождутся, когда дрыгаться
перестану, дадут передохнуть. Пугали, игрались... Сами не хотели мараться.
Хотя если бы не увертывался, как мог, то одного слепого удара хватило бы,
чтоб покалечить или жизни лишить. А сколько их было, ведь прикладывались по
мою душу каждый божий день. Удивляются, живучий гадина, все терпит, разве
что под дурака не косит. И опять бьют, но боль-то копится во мне, я даже
мечтать стал. Вижу сытую Ванину рожу - и будто плюю в нее, топчу, режу, рву,
жгу, расстреливаю, а когда бурая каша замесится, вроде грязи, то тогда снова
все начинается, и так по кругу, изо дня в день.
Ноги окрепли, но от врачей не слышал про выписку. И как-то является ко
мне крысак. Говорит, собирайся, воронок дожидается - отбываешь в
следственную тюрьму. Думал меня сразить. А только я молча засобирался.
Тюрьма так тюрьма, выживу, но Ванятку и по затоптанным следам достану.
Дознаватель разволновался. Покрикивает, как же ты не поймешь, что решается
твоя судьба. Я еще удивился, откуда в нем заботливость взялась. Может, этот
крысак не такой уж бездушный человек и у него под мундиром сердчишко
имеется. Я даже раскис, подумалось, что и с Ваняткой хорошо бы хоть на год
раньше повстречаться. Но потом опамятовался, нет, пусть нераскаянного судят,
пусть отсижу за свою правду. А когда ему сказал, что мне все равно -
казарма, госпиталь или тюрьма, - крысак куда-то запропал. Просидел в палате
до самого обеда, его дожидаясь, а мне врачи говорят - какой к лешему
воронок, выписали тебя!
В полдень за мной приехали из полка. Говорят, дело давно закрыли. Про
дознавателя спросил, сказали, что был из ротного разжалован за пьянку, потом
пристроился в особом отделе - вот и выслуживается, чтобы капитанские погоны
вернули. Без моего признания дело у него растеклось. Да во всем полку оно
одному крысаку и было важным, по своей и Ваниной подлости делал. Но по
белому меня не списали. Оставили и такого ковылять, объявили, что пошлют
вышкарем в Заравшан, на зону, и дали на долечиванье неделю. В полковом
лазарете выспрашивал про поваренка из русских. Боялся, что его услали. За
пожевкой из лазарета ходили в столовую старшины, а то солдатня воровала по
дороге из бачков. И я одного страшину упросил, что в столовке у меня человек
роднее брата, повидаться бы с ним. А он из литовцев был, сам земляков в
полку караулил, и отдал мне свой наряд. Я стащил ложку, обломал и заточил
черенок об камень. Спрятал заточку за пазухой и утром пошагал на заветную
встречу с Ваней. И было пострашнее, чем в мечтах. И все боялся, что заточка
из-под живота выскользнет и все догадаются, схватят, в карцер уволокут.
Порог переступаю, задыхаюсь... И вижу то ли во сне, то ли наяву: в
столовке пусто и светло, на столах скамейки задраны козлами, а один
расставлен, и за ним чурки чифирят. А мой Ваня - он это, падаль! - у них под
ногами ползает с тряпкой и тазиком. Они его матерят и объедками из мисок
швыряются. Подобрал, опять накидали. Ухо у него растопыренное, черное от
битья. И сам в изношенном исподнем белье, хотя такой же раскормленный, каким
был.



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 [ 16 ] 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.