ются в окоп, забрызганные грязью, дрожащие. Один из них молча ложится в
угол и начинает есть; другой, вновь призванный резервист, судорожно
всхлипывает; его дважды перебрасывало взрывной волной через бруствер, но
он отделался только нервным шоком.
другим, нам нужно быть начеку, кое у кого из них уже начинают подраги-
вать губы. Хорошо, что ночь прошла; быть может, атака начнется в первой
половине дня.
взглянешь, повсюду взлетают фонтаны грязи и металла. Противник обстрели-
вает очень широкую полосу.
нем. Теперь уже почти все молчат. Все равно никто не может понять друг
друга.
бина достигает всего лишь какихнибудь полметра, он весь скрылся под яма-
ми, воронками и грудами земли. Прямо перед нашим убежищем разрывается
снаряд. Тотчас же вокруг становится темно. Наше убежище засыпало, и нам
приходится откапывать себя. Через час мы снова освободили вход, и нам
стало спокойнее, потому что мы были заняты делом.
ны два блиндажа. При виде его новобранцы успокаиваются. Он говорит, что
сегодня вечером будет сделана попытка доставить нам еду. Это утеши-
тельная новость. Никто об этом и не думал, кроме Тьядена. Это уже ка-
кая-то ниточка, протянувшаяся к нам из внешнего мира; если вспомнили о
еде, значит, дело не так уж плохо, думают новобранцы. Мы их не разубеж-
даем, намто известно, что еда - это так же важно, как боеприпасы, и
только поэтому ее во что бы то ни стало надо доставить.
тоже приходится повернуть назад. Наконец подносчиков возглавляет Кат, но
и он возвращается с пустыми руками. Под этим огнем никто не проскочит, -
он так плотен, что через него и мышь не прошмыгнет.
хлеба втрое дольше обыкновенного. И все же его не хватает; у нас животы
подвело от голода. Один ломтик у меня еще остался про запас; мякиш я
съедаю, а корку оставляю в мешочке; время от времени я принимаюсь ее со-
сать.
собой осоловелыми глазами и дремлем. Тьядену жалко тех обглоданных ку-
сочков хлеба, которые мы извели на приманку для крыс; их надо было бы
просто припрятать. Сейчас любой из нас съел бы их. Воды нам тоже не хва-
тает, но это пока еще терпимо.
спасающихся бегством крыс врывается через входную дверь и начинает быст-
ро карабкаться по стенам. Карманные фонарики освещают отчаянно мечущихся
животных. Все кричат, ругаются и бьют крыс чем попало. Это взрыв ярости
и отчаяния, которые в течение долгих часов не находили себе разрядки.
Лица искажены злобой, руки наносят удары, крысы пищат. Все так разош-
лись, что уже трудно угомониться, - еще немного, и мы набросимся друг на
друга.
ждать. Просто чудо, что в нашем блиндаже все еще нет потерь. Это одно из
немногих глубоких убежищ, которые до сих пор уцелели.
хлеба; ночью троим из наших все же удалось проскочить под огнем и при-
нести кое-что поесть. Они рассказали, что полоса обстрела тянется до са-
мых артиллерийских позиций и огонь там такой же плотный. Просто удиви-
тельно, откуда у них на той стороне столько пушек!
чего я ожидал. У одного из новобранцев - припадок. Я давно уже наблюдал
за ним. Он беспокойно двигал челюстями и то сжимал, то разжимал кулаки.
Мы не раз видели такие вот затравленные, вылезающие из орбит глаза. За
последние часы он только с виду присмирел. Сейчас он весь внутренне
осел, как подгнившее дерево.
ется и затем подкатывается к выходу. Я переворачиваюсь на другой бок:
них снова появляется мутный блеск, как у бешеной собаки. Он молча отпи-
хивает меня.
меня, он хватает его за руку, и мы крепко держим его.
шать, брыкается и дерется, с его покрытых пеной губ непрестанно срывают-
ся слова, нечленораздельные, бессмысленные. Это приступ особого страха,
когда человек боится остаться в блиндаже, - ему кажется, что он здесь
задохнется, и он весь во власти одного только стремления - выбраться на-
ружу. Если бы мы отпустили его, он побежал бы куда глаза глядят, поза-
быв, что надо укрыться. Он не первый.
чтобы он образумился, - ничего другого не остается. Мы проделываем это
быстро и безжалостно, и нам удается добиться того, что он пока что сидит
смирно. Увидев эту сцену, остальные новобранцы побледнели; будем наде-
яться, что это их припугнет. Сегодняшний ураганный огонь - слишком тяже-
лое испытание для этих несчастных парней, - с полевого пересыльного
пункта они сразу же попали в такую переделку, от которой даже и бывалому
человеку впору поседеть.
Мы сидим в собственной могиле и ждем только того, чтобы нас засыпало.
угодившего в него снаряда, к счастью, легкого, так что бетонная кладка
выдержала удар. Слышится звон металла и еще какой-то страшный скрежет,
стены ходят ходуном, винтовки, каски, земля, грязь и пыль взлетают к по-
толку. Снаружи проникает густой, пахнущий серой дым. Если бы мы сидели
не в прочном убежище, а в одном из тех балаганчиков, что стали строить в
последнее время, никто из нас не остался бы в живых.
нец снова разбушевался, и его примеру последовали еще двое. Один из них
вырывается и убегает. Мы возимся с двумя другими. Я бросаюсь вслед за
беглецом и уже подумываю, не выстрелить ли ему в ноги, но тут что-то со
свистом несется на меня. Я распластываюсь на земле, а когда поднимаюсь,
стенка окопа уже облеплена горячими осколками, кусками мяса и обрывками
обмундирования. Я снова залезаю в блиндаж.
его отпускаем, он пригибает голову, как козел, и бьется лбом о стену.
Ночью надо будет попытаться отправить его в тыл. Пока что мы связываем
его, но с таким расчетом, чтобы можно было сразу же освободить, если
начнется атака.
быть, от этого нам станет легче. Но игра не клеится, - мы прислушиваемся
к каждому снаряду, рвущемуся поближе к нам, и сбиваемся при подсчете
взяток или же сбрасываем не ту масть. Нам приходится отказаться от этой
затеи. Мы сидим словно в оглушительно грохочущем котле, по которому со
всех сторон стучат палками.
ное напряжение, когда кажется, что тебе царапают спинной мозг зазубрен-
ным ножом. Ноги отказываются служить, руки дрожат, тело стало тоненькой
пленкой, под которой прячется с трудом загнанное внутрь безумие, таится
каждую минуту готовый вырваться наружу безудержный, бесконечный вопль.
Мы стали бесплотными, у нас больше нет мускулов, мы уже караемся не
смотреть друг на друга, опасаясь, что сейчас произойдет что-то непредви-
денное и страшное. Мы плотно сжимаем губы. Это пройдет... Это пройдет...
Быть может, мы еще уцелеем.
но теперь он перенесен назад, наша позиция вышла из-под обстрела. Мы
хватаем гранаты, забрасываем ими подход к блиндажу и выскакиваем наружу.
Ураганный огонь прекратился, но зато по местности позади нас ведется ин-
тенсивный заградительный огонь. Сейчас будет атака.
быть люди, но сейчас из окопов повсюду выглядывают стальные каски, а в
пятидесяти метрах от нас уже установлен пулемет, который тотчас же начи-
нает строчить.
на некоторое время задержать противника. Мы видим, как приближаются ата-
кующие. Наша артиллерия дает огоньку. Стучат пулеметы, потрескивают ру-
жейные выстрелы. Атакующие подбираются все ближе. Хайе и Кропп начинают
метать гранаты. Они стараются бросать как можно чаще, мы заранее оттяги-
ваем для них рукоятки. Хайе бросает на шестьдесят метров, Кропп - на
пятьдесят, это уже испробовано, а такие вещи важно знать точно. На бегу
солдаты противника почти ничего не смогут сделать, сначала им надо по-
дойти к нам метров на тридцать.
рались до остатков проволочных заграждений и уже понесли заметные на
глаз потери. Одну из их цепей скашивает стоящий рядом с нами пулемет;
затем он начинает давать задержки при заряжании, и французы подходят
ближе.