Чтение 16–й страницы книги ~Тени в раю~

Посоветуйте вновь испеченному миллионеру купить Ренуара, и он поднимет вас
на смех. Для него что Ренуар, что велосипед - один черт. Но скажите ему, что
Ренуар придаст ему больший вес в обществе, и он тут же купит две его
картины. Вы меня поняли?

Я слушал Лоу с восхищением. Время от времени он давал мне бесплатные
уроки практической жизни. Обычно это происходило после обеденного перерыва,
когда наступало некоторое затишье, или по вечерам, перед тем как я
заканчивал свою работу в подвале. Сейчас было послеобеденное время.

- Знаете, почему я читаю вам курс лекций по высококвалифицированной
торговле картинами?

- Чтобы подготовить меня к ведению боевых операций на фронте
купли-продажи. Ибо с другими фронтами я уже знаком.

- Вы кое-как познакомились с первой в истории тотальной войной и думаете,
что она для всех - внове. Но мы, деловые люди, ведем тотальную войну с
сотворения мира. Фронт проходит у нас повсюду. - Лоу-старший гордо
выпрямился. - Точно так же, как и в семейной жизни.

- Вы женаты? - спросил я, чтобы перевести разговор на другую тему.

Мне не нравилось, когда слово "война" употребляли для нелепых сравнений.
Для меня война была ни с чем не сравнима, даже если сравнения и не были
нелепыми.

- Не женат! - ответил Лоу-старший, внезапно помрачнев. - Но мой брат
задумал жениться. Хорошенькая история! Трагедия! Хочет жениться на
американке! Полная катастрофа.

- На американке? [78]

- Да, на эдакой девице со взбитыми космами, вытравленными перекисью. С
глазами, как у селедки. И с оскаленной пастью, в которой торчат сорок восемь
зубов, нацеленных на наши добытые потом и кровью денежки. На наши доллары -
хочу я сказать. Словом, крашеная гиена с кривыми ногами. Обе ноги - правые!

Я задумался, пытаясь мысленно воссоздать этот образ. Но Лоу продолжал:

- Бедная моя мамочка! Хорошо, что она до этого не дожила. Если бы восемь
лет назад ее не сожгли, она перевернулась бы сейчас в гробу.

Я так и не разобрался в его сумбурной болтовне, но одно слово вдруг
заставило меня насторожиться, как звук сирены:

- Сожгли?

- Да. В крематории. Она родилась еще в Польше. А умерла здесь. Знаете...

- Знаю, - сказал я поспешно. - Но при чем тут ваш брат? Почему бы ему не
жениться?

- Не на американке же, - возмутился Лоу. - В Нью-Йорке достаточно
порядочных еврейских девушек. Разве он не может найти себе жену среди них?
Так нет же, должен настоять на своем.

Постепенно Лоу успокоился.

- Извините, - сказал он. - Иногда у человека просто лопается терпение. Но
мы говорили о другом. О паразитах. Вчера я беседовал с одним паразитом
насчет вас. Ему, возможно, понадобится помощник, который разбирается в
живописи, но не так уж хорошо, чтобы он мог подсмотреть его секреты, а потом
продать их конкурентам. Ему нужен человек вроде вас, предпочитающий
держаться в тени, а не мозолить всем глаза. Пойдите к нему и представьтесь.
Сегодня в шесть вечера. Я уже говорил с ним о вас. Идет?

- Большое спасибо, - сказал я, приятно пораженный. - Большое, большое
спасибо!

- Зарабатывать вы будете не так уж много. Но дело не в оплате, а в
шансах, говаривал когда-то мой отец. Здесь, - Лоу обвел рукой свою лавку, -
здесь у вас нет никаких шансов. [79]

- Все равно. Я благодарен за время, проведенное у вас. И за то, что вы
помогли мне. Почему, собственно?

- Никогда не следует спрашивать: "Почему?". - Лоу оглядел меня с ног до
головы. - Почему? Конечно, мы здесь не такие уж филантропы. Знаете почему?
Наверное, потому, что вы такой незащищенный.

- Что? - удивился я.

- Так оно и есть, - сам удивляясь, сказал Лоу. А ведь, глядя на вас,
этого никогда не скажешь. Но вы именно незащищенный. Эта мысль пришла в
голову моему брату, когда мы как-то заговорили о вас. Он считает, что вы
будете пользоваться успехом у женщин.

- Вот как! - Я был скорее возмущен.

- Только не принимайте моих слов близко к сердцу. Я ведь уже говорил вам,
что во всем этом мой брат разбирается не лучше носорога. Сходите к пирату.
Его фамилия Силверс. Сегодня вечером.

На дверях у Силверса не было таблички. Он жил в обычном жилом доме. Я
ожидал встретить нечто вроде двуногой акулы. Но ко мне вышел очень мягкий,
тщедушный и скорее застенчивый человек, он был прекрасно одет и вел себя
крайне сдержанно. Налив мне виски с содовой, он стал осторожно меня
выспрашивать. А немного погодя принес из соседней комнаты два рисунка и
поставил их на мольберт.

- Какой рисунок вам больше нравится?

Я показал на правый.

- Почему? - спросил Силверс.

- Разве обязательно должна быть причина?

- Да. Меня интересует причина. Вы знаете, чьи это рисунки?

- Оба рисунка Дега. По-моему, это каждому ясно.

- Не каждому, - возразил Силверс со странно смущенной улыбкой. -
Некоторым моим клиентам не ясно.

- Почему же они тогда покупают?

- Чтобы в доме висел Дега, - сказал Силверс печально.

Я вспомнил лекцию, прочитанную Лоу-старшим. Как видно, она
соответствовала действительности. Конечно, я только наполовину поверил Лоу,
он был склонен [80] к преувеличениям, особенно когда речь шла о материях,
ему не очень знакомых.

- Картины - такие же эмигранты, как и вы, - сказал Силверс. - Иногда они
попадают в самые неожиданные места. Хорошо ли они себя там чувствуют -
вопрос особый.

Он вынес из соседней комнаты две акварели.

- Знаете, чьи это акварели?

- Сезанна.

Силверс был поражен.

- А можете сказать, какая из них лучше?

- Все акварели Сезанна хороши, - ответил я. - Но левая пойдет по более
дорогой цене.

- Почему? Потому, что она больше по размеру?

- Нет. Не потому. Эта акварель принадлежит к поздним работам Сезанна,
здесь уже явственно чувствуется кубизм. Очень красивый пейзаж Прованса с
вершиной Сен-Виктуар. В Брюссельском музее висит похожий пейзаж.

Выражение лица Силверса вдруг изменилось. Он вскочил.

- Где вы раньше работали? - отрывисто спросил он.

Я вспомнил случай с Наташей Петровой.

- Нигде. В конкурирующих фирмах я не работал.

И не занимаюсь шпионажем. Просто провел некоторое время в Брюссельском
музее.

- Когда именно?

- Во время оккупации. Меня прятали в музее, а потом мне удалось бежать и
перейти границу. Вот источник моих скромных познаний.

Силверс снова сел.

- В нашей профессии необходима сугубая осторожность, - пробормотал он.

- Почему? - спросил я, обрадовавшись, что он не требует от меня
дальнейших разъяснений.

Секунду Силверс колебался.

- Картины - как живые существа. Как женщины. Не следует показывать их
каждому встречному и поперечному. Иначе они потеряют свое очарование. И свою
цену. [81]

- Но ведь они созданы для того, чтобы на них смотрели.

- Возможно. Хотя я в этом сомневаюсь. Торговцу важно, чтобы его картины
не были общеизвестны.

- Странно. Я думал, это как раз подымает цену.

- Далеко не всегда. Картины, которые слишком часто выставляли, на языке
специалистов зовутся "сгоревшими". Их антипод - "девственницы". Эти картины
всегда находились в одних руках, в одной частной коллекции, и их почти никто
не видел. За "девственниц" больше платят. И не потому, что они лучше, а
потому, что любой знаток и собиратель жаждет находок.

- И за это он выкладывает деньги?

Силверс кивнул.

- К сожалению, в наше время коллекционеров раз в десять больше, чем
знатоков. Эпоха истинных собирателей, которые были в то же время и
ценителями, кончилась после первой мировой войны, в восемнадцатом году.
Каждому политическому и экономическому перевороту сопутствует переворот
финансовый. И тогда состояния меняют своих владельцев. Одни все теряют,
другие богатеют. Старые собиратели вынуждены продавать свои коллекции, на их
место приходят новые. У этих новых есть деньги, но зачастую они ничего не
смыслят в искусстве. Чтобы стать истинным знатоком, требуется время,
терпение и любовь.

Я внимательно слушал. Казалось, в этой комнате с двумя мольбертами,
обитой серым бархатом, хранилась утерянная тишина мирных эпох. Силверс
поставил на один из мольбертов новый картон.

- Вы знаете, что это?

- Моне. Поле маков.

- Нравится?

- Необычайно. Какое спокойствие! И какое солнце! Солнце Франции.

- Ну что ж, давайте попытаемся, - сказал Силверс наконец. - Особых знаний
здесь не требуется. Мне нужен человек надежный и молчаливый. Это - главное.
Шесть долларов в день. Согласны? [82]

Я сразу встрепенулся.

- За какие часы? За утренние или за вечерние?