уже не существует в моей жизни, но должен быть порядок.
что, Валя? Я видел вашего кавалера. -- Какого это кавалера?
конфетами.
оживленным и милым.-- Он пьяница, все его угощают, бедного, и
он шатается каждый день. А ему пить нельзя. Здоровье не
позволяет. Недавно два ребра сломал, влезал через форточку в
свою комнату, ключ потерял. Мм его в больницу возили. Вообще он
сирота, один живет, как собака бездомная. Я его жалею, дурачка,
а он и вправду подумал...
вечером, от переутомления. Но ведь сегодня я не работал.--
Жениться предлагает?
кто тебя обидит, ты мне скажи, я его бить буду. Умора!
вздохнуть.-- А вы что же... не согласны?
наконец успокоился и вздохнул, сказала тихо:
вы говорите. По-моему, я сама могу себя защитить.
тащить меня в соседний домик, где товарищ Мергенов и работники
ресторана отмечали канун торжественного события -- открытия
сезона в ресторане "Чинар". Да я-то при чем? Все хотят меня
видеть. Немедленно доставить живого или мертвого. Товарищ
Мергенов приказал. Мансур был заметно пьян, хлопал меня по
плечу и кричал: "Мой повелитель! Кто вы и кто я?" Он делал
страшную гримасу, зажмуривал глаза, кривил рот и показывал,
какое он ничтожество: держал перед носом двумя пальцами
невидимого комара. Обычное юродство, к нему я тоже привык. И
все-таки, если будет нужно, он меня выручит. В том-то и дело:
он добрый малый, несмотря ни на что. Я знаю его сто лет, это
точно. Да господи, он лучше многих, гораздо лучше, о чем
говорить! Там все были навеселе: товарищ Мергенов, два пожилых
лысых человека, похожих, как братья, директор ресторана, и его
заместитель, и три официантки, которые заливались хохотом,
когда я вошел, и муж одной из официанток, капитан с погонами
войск связи. Перегнувшись ко мне, капитан прохрипел в ухо:
"Тринадцать лет среди этих милых лиц..." По-видимому, тут было
окончание долгого обеда. Вдруг пришел Назар. Все восклицали:
"Ура, Назарчик!" Коротышка каждый год летом работал
швейцаром-вышибалой в ресторане "Чинар", и это были лучшие
месяцы его жизни.
зовет, шампанское есть, кролик есть...
-- не хочет! Скажи, Мансур Гельдыевич заболел, сердечный
приступ, помогать нужно. И -- падал на кровать так, что все
тряслось, и, махая на себя полотенцем, кричал:
пели, я выпил рюмку коньяку, потом еще одну и вышел на улицу.
Было совсем темно. Я чувствовал себя прекрасно, дышалось легко,
но радости не было. Вчера ночью была неясная, ночная радость, а
сегодня -- ничего, пусто. Мог бы сейчас же все бросить и уехать
куда-нибудь. Перевалить через горы на север. Там, за горами,
были пустыни, степи, леса, прохлада. Я болен. Если 6 я был
здоров, мне бы хотелось жить дальше. Не знал, куда себя деть.
Ходил туда-сюда по ночному саду, добрел до виноградника, оттуда
дорожкой вернулся мимо персидских домиков и пришел в свою
комнату. Не раздеваясь, лег в постель. Пение и крики были
слышны минут двадцать, потом затихло. Я услышал легкие шаги
бега под окном, дверь отворилась, в комнату бесшумно скользнула
Валя. Спросила шепотом:
без всякого смущения, возбужденно, как заговорщица. -- Я
спрячусь тут? -- Валяйте. От кого это вы?
прощенья просить, а сегодня себя не помнит. А Назарка его убить
грозится, тоже дурачок...
кричат во время драки или скандала. Прислушались, но понять
было нельзя.
Можно, я свет погашу? А то увидят и прибегут. -- Да не бойтесь
вы. Ну, погасите. -- Я потом зажгу.
звезды в окне. Что делать в потемках? Стали разговаривать о том
о сем. Она рассказывала про своего отца, про то, что три года
назад нашлась настоящая мать, живет в селе Григоровка
Черниговской области, Валя туда ездила, и мать очень просила
остаться и жить с ней -- там очень чудесно, большая река, и
живут хорошо, муж матери, не отец Валин, а отчим, работают
ветеринаром, своя машина "Победа", а мать больная, ноги
опухают, работать по хозяйству почти не может -- надо бы
остаться и помогать, да сил не было бросить родных здесь, в
Тохире. Мама Язгуль очень плакала, когда узнала, что нашлась
родная мать. Та приехала тайком. Валю отыскала тайком и потом
деньги прислала до востребования, чтобы Валя приехала в
Григоровку. Наверно, она хорошая женщина. Только ведь жизнь
прошла без нее. Родные люди -- кто добро делает. А уж сколько
папа и мама Язгуль добра сделали Вале! Школу окончила, каждое
лето в пионерлагере, потом на курсы медсестер, потом свадьбу с
Мишкой устроили в "Чинаре" на сорок пять человек. Всегда с
Мишкой мирили. Что ж делать, если так вышло... И я стал
рассказывать про свою жизнь. Она знала многое от отца: я успел
что-то наговорить.
вас еще девушки будут влюбляться. ~ Старый, потому что...
Понимаете, Валя, вот ваш отец садовник, отчим ветеринар, вы
медсестра. А я всю жизнь куда-то карабкался, карабкался.
Старость оттого, что устаешь карабкаться. Какая-то мура,
понимаете? Понять было невозможно. Но она поняла. Я
почувствовал, как ее пальцы нашли мою руку и несильно сжали.
Такое скромное, тимуровское пожатье: так пионеры ободряют
одиноких стариков, навещая их вечерами, после уроков.
все будет хорошо. Ну, гипертония, ну, ничего. -- Да я не так уж
огорчаюсь.
Куда они без вас? Никуда ведь не денешься. Вот мы с Мишкой
расстались, а знаете... Хорошо, что темнота. Мне было не по
себе. -- Что? -- спросил я.
к нему прибегу, правда же?
Что-то она шептала, я потянул ее за руку, она села на кровать,
потом сбросила туфли, потом легла рядом, голову положила на мою
руку, я обнял ее. Кто-то кричал вдали: "Ва-ля!" Еще что-то
кричали по-туркменски. Она всхлипнула едва слышно или
засмеялась. Я обнял ее крепче. Она гладила мою голову. Такое
доброе, шелковое, родное. Добро имеет губы, шею, его можно
обнимать. Ну вот, и незаметно лодка ударилась носом в песчаный
берег, ее стало сносить течением, но я успел выпрыгнуть,
коленями и руками вжался в травяной склон, напрягся,
выпрямился, встал на ноги, железная цепь была у меня в руке, и
я, повернувшись, легко втащил лодку на берег. Рита перешагнула
через скамейку, встала на нос, я подал ей руку, и она сошла на
землю.
пепельно-серым. Мы плыли сюда, в бухту, издалека, это было наше
место, нигде лучше нет купания на всей реке, но этого никто не
знал, кроме нас. Мы с Ритой открыли эту бухту, держали ее в
секрете. Вода здесь была чистой и теплой, всегда градуса на два
теплее, чем в реке. Наверное, тут был где-то теплый ключ. Рите
уже запрещали помногу плавать. Но когда она шла в воду,
осторожно ступая своими длинными ногами, никто бы ничего не
заметил. Был ветер, и небольшая волна все время нас
похлестывала, когда мы смотрели в сторону противоположного
берега, следя за тучей, поэтому мы повернулись туда затылками и
упустили минуту, когда туча вдруг быстро надвинулась и настали
сумерки. Вода была замечательно теплая. Когда ливень ударил,
воздух сразу похолодал, но вода оставалась теплой, и мы,
держась за руки, отталкиваясь от песчаного дна, выпрыгивали из
этой теплой воды навстречу стегавшим водяным струям и хохотали,
как. безумные, а все кругом было скрыто падающей стеной воды,
Володихин Дмитрий
Каменистый Артем
Афанасьев Роман
Контровский Владимир
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия