-- Берут, даже поставили несколько...
-- Чего ж перестал? -- волновался Воропаев.
-- Страшно! -- выдохнул Доктор. -- Боюсь.
-- Чего ж-то теперь бояться? -- удивился майор федеральной безопасности.
-- Себя боюсь. Ведь слово, как бы не говорили, что искусство, мол, само по
себе, а жизнь сама по себе, слово обладает грандиозной силой подспудного
действия. Понимаешь, не прямого, очевидного, а подспудного! И чем
талантливее оно, тем страшнее. Я не о себе, я в общем, -поправился доктор,
-- Да и что он значит -- талант? Ты вдумайся, определи. Нет, не талантом
меряется литература, а подспудными последствиями.
Знаешь, я как-то подумал, откуда это во мне. Люди как люди, живут себе и
помалкивают, а я такой расхороший, бумагу мараю. Как будто мне есть чего
другим сказать хорошего? А что я могу я им сказать, сам посуди, ведь и я
выхода не вижу, чего ж других пугать буду и тоску разводить. -Доктор
приумолк, -- А так ради хохмы или из-за денег, противно, мы же в России
живем, а здесь к слову еще есть уважение и участвовать в духовном разврате,
не хочу, страшно! -- Доктор махнул категорически рукой, будто кто-то с ним
спорил, -- Хотя обрати внимание, как раз кто пишет? Сплошные неудачники,
которые себя нигде не проявили, поэтому, кстати и писательство свое
профессией называют, мол, вот ведь и я чего-то умею... И начинают
выкаблучиваться, каждый себе нору роет, жанры, формы изобретают, один
словечками играет, то так повернет, то эдак, у другого просто понос
больного сознания. Ни хрена это не профессия, слово оно есть результат!
-- Результат чего? -- удивился Воропаев.
-- Да ничего, -- Доктор сам с удивлением осмысливал свои слова, -Ну вот
скажи полковник, что для тебя самое главное в жизни? Воропаев наморщил лоб
и принялся обыскивать свою плешь.
-- Да она жизнь и есть самое главное, то есть жена, ребеночек, ну работа,
конечно...
-- Ага, работа, и для писателя главное работа, а о чем писатель пишет, о
самом для него главном -- о писании писания, понимаешь, он пишет о том, как
он пишет, то есть, конечно все это не прямо, через героев, занятых вроде бы
конкретным делом, а получается, что он думает не о жизни, а о том, как он
думает об этой самой жизни...
-- Что-то ты, Михаил Антонович, зарапортовался.
-- Это не я зарапортовался, это чистый писатель запутывается.
Доктор махнул рукой и изрек:
-- А вообще литература -- это всегда есть крик души о помощи под видом
желания спасти человечество.
Воропаев вспомнил отца Серафима и спросил:
-- Ты в Бога веришь?
Доктор устало потянулся.
-- Пора бы вроде по возрасту, а никак не могу. Знаешь, что меня во всех
религиях раздражает? -- и не дожидаясь реакции продолжил, -- Претензия.
Претензия на последнюю истину. Вот появись такая, скромная что ли, вера,
чтобы не заявлял, мол, я пророк, следуй за мной и только, хочешь следуй, а
не хочешь, отдохни посиди, мол, я и сам не ведаю, куда иду, а так
сомневаюсь, на мир гляжу и тихо радуюсь...
-- Но как же те самые проклятые вопросы?
-- Не знаю, -- искренне сказал доктор и, не спрашивая, налил еще по одной:
-- Ну давай, -- И выпив, добавил,
-- Я тебе в серафимовой палате постелю, а сам пойду в ординаторскую. Ничего?
-- Нормально, -- ответил Воропаев, и покорно отправился спать.
Там он сразу же уснул, и снилась ему всякая дрянь, от которой у него только
и осталось впечатление неудобства и запах нечистых носок. А утром пришел
доктор, протянул стакан с водой и огорошил.
-- Я тебя, Вениамин Семеныч вчера тоже пожалел, не стал говорить, а то ведь
и не уснул бы.
-- О чем ты? -- жадно выпив воды, спросил Воропаев.
-- Я ведь в палате был, когда отец бредил. Он только в сознании Апоклипсис
речетатировал, а бредил он вполне по-светски. Воропаев весь напрягся.
-- В общем, резюмируя, скажу так, тот Новый Человек изобрел адское оружие
массового возмездия и в электричке его пробовал.
-- Возмездие кому?
-- Богу, -- доктор пожал плечами и уточнил, -- в лице его образа и подобия
-- человечеству.
-- Какое оружие?
-- Не сказал, и потом не говорил, когда я спрашивал, видно, не помнил
ничего в сознании. А может и помнил, да ему некогда -- молитва знаешь
сколько времени отнимает? Вот какая штука, господин полковник.
15
Еще теплился на сетчатке вспыхивающий звездами экран дисплея, еще помахивал
ободранный собачий хвост, а он был уже далеко, за пределами старой
московской квартиры. Он сидел в мягком плюшевом кресле шинкансана, устало
глядел, как за окнами со скоростью двести пятьдесят километров в час
убегали назад кочкообразные японские горы. Япония ему казалась гектаром
болота, увеличенным до размеров страны. Причем, и влажность, и температура,
масштабировались соответственно. Его окружали аккуратно одетые с белыми
воротничками раскосые лица. На электронном табло пробегали сообщения о
маршруте следования поезда. Носили чай-кофе, и всякую сладкую дребедень.
Вдали на горизонте неподвижно стояла Фудзияма.
"Отчего здесь люди маленькие, а насекомые большие?", вертелся риторический
вопрос. Он повернулся, и ему показалось, что он уже не в Японии, большой
человек, а мелкое насекомое в горшке с комнатными цветами. Вокруг теперь
сидели русские люди, двоих он узнал сразу -- это был отец Серафим и
манекенщица Катерина, и еще узнал Андрея, а вот коренастого Вениамина
Семеновича он видел в первый раз. Странно, что он не видит себя среди всей
честной компании. Он оглянулся, позади сидели нищенка с мальчиком, мальчик
хитро подмигнул и показал язык. А этих он узнал, но ему кажется, что еще
кого-то не хватает.
-- Куда едем, господа, -- услышал он свой голос.
-- В Шунью, -- раздался сзади голос Петьки Щеглова
-- Куда? -- удивился Воропаев.
-- Шунья -- это по- русски Чермашня, в которую Иван Карамазов ездил, пока
Смердяков папеньку пестиком... -- начал разъяснять Петька
-- Он шутит, -- перебила Даша,
-- Мы едем медитировать в сад камней в буддийском темпле.
-- А кто же оплачивает такую дорогостоящую прогулку? -- заволновался
Воропаев.
-- ЦРУ, -- опять влез мальчонка.
-- Ну, тогда ладно. Братцы, вы потише, я посплю до Камакуры, а то всю ночь
в самолете стюардессы: чего изволите, чего изволите, Абрау Дюрсо...
Послышался могучий воропаевский храп.
-- А я совсем не устала, -- сказала Катерина, и вызывающе положила ногу на
Василенко Иван
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Верещагин Олег
Орлов Алекс
Сертаков Виталий