скрылось злого умысла. В любом случае соредактор Уолша была и остается вне
всяких подозрений.
пригласил меня пообедать с ним в самом лучшем и дорогом ресторане в районе
бульвара Сен-Мишель, и после устриц -- дорогих плоских marennes с
коричневатым отливом вместо привычных выпуклых и дешевых portugaises,-- а
также после бутылки "пуйи фюизе" он искусно перевел разговор на эту
тему. Он словно обрабатывал меня, как обрабатывал этих девиц из шулерской
шайки на пароходе,-- разумеется, если они были из шулерской шайки и если он
их обрабатывал,-- и когда он спросил, не хочу ли я съесть еще дюжину плоских
устриц, как он их назвал, я с удовольствием согласился. При мне он не следил
за тем, чтобы печать смерти лежала на его лице, и я почувствовал облегчение.
Он знал, что мне было известно, что у него чахотка, и не воображаемая, а
самая настоящая, от которой тогда умирали, и в какой она стадии; поэтому он
обошелся без припадка кашля здесь, за столиком, и я был благодарен ему за
это. Я подумал, не глотает ли он эти плоские устрицы по той же причине, по
какой проститутки Канзас-Сити, отмеченные печатью смерти и туберкулезом,
глотают всякую гадость, но не спросил его об этом. Я принялся за вторую
дюжину плоских устриц; брал их с размельченного льда на серебряном блюде, а
потом смотрел на то, как их невероятно нежные коричневатые края вздрагивали
и съеживались, когда я выжимал на них лимон, а потом отделял от раковины и
долго, тщательно жевал.
своими темными глазами поэта.
нет. Ему, как и мне, marennes были не по карману.
"Улисса" и еще не начал работать над тем, что долгое время называлось
"Работа в развитии". Я думал о Джойсе и припомнил очень многое.
беседу.
его появилась печать смерти.
удержавшись.
большой буквы.
беарнским соусом. Я подумал, что масло будет ему полезно.
погуляю по набережным, и хмель у меня выветрится. А он пусть проспится или
еще что-нибудь придумает. Я найду, куда себя деть",-- подумал я.
две трети опустошили бутылку "шатонеф дю пап", которое днем не пьют.
премию получите вы?
а я перестал слушать.
на его лицо с печатью смерти и думал: "Хочешь одурачить меня своей чахоткой,
шулер. Я видел батальон на пыльной дороге, и каждый третий был обречен на
смерть или на то, что хуже смерти, и не было на их лицах никаких печатей, а
только пыль. Слышишь, ты, со своей печатью, ты, шулер, наживающийся на своей
смерти. А сейчас ты хочешь меня одурачить. Не одурачивай, да не одурачен
будешь". Только смерть его не дурачила. Она действительно была близка.
называя его своим именем, которое я ненавидел.-- Кроме того, Эрнест, это
было бы неэтично.
Вам ясно, что я имею в виду, не так ли, Эрнест? (2)
обаянием.
кровохарканье и он уехал из Парижа, попросив меня проследить за набором
журнала в типографии, где не умели читать по-английски, я выполнил его
просьбу. Один раз я присутствовал при его кровохарканье; тут не было никакой
фальши, и я понял, что он действительно скоро умрет, и в то трудное в моей
жизни время мне доставляло удовольствие быть с ним особенно милым, как
доставляло удовольствие называть его Эрнестом. Кроме того, я восхищался его
соредакто-ром и уважал ее. Она не обещала мне никаких премий. Она хотела
только создать хороший журнал и как следует платить своим авторам.
Сен-Жермен после утреннего спектакля. Он любил слушать актеров, хотя и не
видел их. Он пригласил меня выпить, и мы зашли в "Де-Маго" и заказали сухого
хереса, хотя те, кто пишет о Джойсе, утверждают, что он не пил ничего, кроме
белых швейцарских вин.
обещал ее Паунду?
Уолша в студии Эзры с двумя девицами в длинных меховых манто, и эта история
доставила ему большое удовольствие.
означающему: убежденный, честный.
Тургенева, все вещи Гоголя, переведенные на английский, Толстого в переводе
Констанс Гарнетт и английские издания Чехова. В Торонто, еще до нашей
поездки в Париж, мне говорили, что Кэтрин Мэнсфилд пишет хорошие рассказы,
даже очень хорошие рассказы, но читать ее после Чехова -- все равно что
слушать старательно придуманные истории еще молодой старой девы после
рассказа умного знающего врача, к тому же хорошего и простого писателя.
Мэнсфилд была как разбавленное пиво. Тогда уж лучше пить воду. Но у Чехова
от воды была только прозрачность. Кое-какие его рассказы отдавали
репортерством. Но некоторые были изумительны.
такие правдивые, что, читая их, чувствуешь, как меняешься сам,-- слабость и
безумие, порок и святость, одержимость азарта становились реальностью, как
становились реальностью пейзажи и дороги Тургенева и передвижение войск,
театр военных действий, офицеры, солдаты и сражения у Толстого. По сравнению
с Толстым описание нашей Гражданской войны у Стивена Крейна казалось
блестящей выдумкой больного мальчика, который никогда не видел войны, а лишь
читал рассказы о битвах и подвигах и разглядывал фотографии Брэди, как я в
свое время в доме деда. Пока я не прочитал "Chartreuse de Parme" (1)
Стендаля, я ни у кого, кроме Толстого, не встречал такого изображения войны;
к тому же чудесное изображение Ватерлоо у Стендаля выглядит чужеродным в
этом довольно скучном романе. Открыть весь этот новый мир книг, имея время
для чтения в таком городе, как Париж, где можно прекрасно жить и работать,
как бы беден ты ни был, все равно что найти бесценное сокровище. Это
сокровище можно брать с собой в путешествие, и в городах Швейцарии и Италии,
куда мы ездили, пока не открыли Шрунс в Австрии, в одной из высокогорных
долин Форарльберга, тоже всегда были книги, так что ты жил в найденном тобой
новом мире: днем снег, леса и ледники с их зимними загадками и твое
пристанище в деревенской гостинице "Таубе" высоко в горах, а ночью -- другой
чудесный мир, который дарили тебе русские писатели. Сначала русские, а потом
и все остальные. Но долгое время только русские.
тенниса и Эзра предложил зайти к нему выпить, я спросил, какого он мнения о
Достоевском.
русских.
со мной, но мне стало больно, потому что это был человек, которого я любил и
на чье мнение как критика полагался тогда почти безусловно, человек,
веривший в mot juste -- единственное верное слово,-- человек, научивший меня
не доверять прилагательным, как позднее мне предстояло научиться не доверять
некоторым людям в некоторых ситуациях; и мне хотелось узнать его мнение о
человеке, который почти никогда не находил mot juste и все же порой умел
делать своих персонажей такими живыми, какими они не были ни у кого.