дело только в ритуале нечастой близости, если именно это спасет душу
человеческую, то, пожалуй, стихи Чесса должны подождать.
мейдхенциммер.
с удовольствием в него забрался. Он хотел было спросить у Верочки, чья это
одежка, но вовремя вспомнил про пятнадцатилетнего братика.
на сей раз он не был голоден, и стало ему бездумно-хорошо. Верочка
толковала о театральных новостях. Вальку озадачила мысль - а о чем бы
толковала в такой ситуации Татьяна? С подругами и родителями она говорила
о косметике, колготках и детских болезнях. Как-то так вышло, что с другими
мужчинами Татьяна при нем почитай что и не разговаривала. Но ведь есть у
нее какой-то аварийный словесный запас для таких случаев?
так...
- призналась она. - Мы встретились в одной компании. Там все ребята были
такие высокие, спортивные, и Чесс - как кузнечик, нет, действительно, у
него локти торчали, как у кузнечика. Все такие крупные, с плечищами, - и
Чесс. Ну, поддали ребята, закурили, я на него даже не смотрела, и тут он
сел в середине комнаты и ему дали гитару. Когда он запел, я стояла к нему
спиной, и мне вдруг стало очень неприятно, даже неловко за него - как он
может петь перед людьми таким голосом?..
самом деле интересно только мне одной.
даже не представляю.
Если бы такой голос был у здорового дяди, это было бы просто смешно... а
Чесс никогда не был смешным. В нем была гармония. Понимаешь? И такой
голос, и эти локти в стороны, и это лицо, тонкое и открытое
одновременно... не понимаешь?
смотреть снизу вверх. Когда я поняла это, мне стало страшно. И я уже не
могла сдерживать себя. Он так пел, что все подобрались к нему поближе и
смотрели на него одинаковыми глазами, сумасшедшими и покорными...
понимаешь?
был краешек... вот я и села, и слушала, как он поет, прижавшись к его
спине, прямо ухом - к спине... и ничего не понимала, только чувствовала
эту спину, и каждое движение рук, но мне даже не пришло в голову, что я
могу его обнять.
ему не мешала, и он пел дальше. А потом уже, когда он начинал петь, я даже
выходила в другую комнату или коридор, я просто боялась потерять сознание.
Я не думала, что можно так полюбить человека.
ничего не понял, - со вздохом сказал Валька.
пришла к нему. Я весь день чувствовала, что ему плохо и он зовет на
помощь. А у нас был вечером коллоквиум перед зачетом, и я была тогда такая
дура, что осталась на этот коллоквиум, представляешь? Но я чувствовала,
что должна бежать к нему... С тобой бывало такое - чувствуешь, что сейчас
должно случиться?
основном это и бывало.
не уйду оттуда, что там теперь мой дом. Я была готова, чтобы уже никогда
не вернуться сюда, к своим, понимаешь? Конечно, сейчас это звучит глупо...
Мы провели вместе остаток вечера, а потом встали у окна. Чесс жил на
шестом этаже в старом доме. Это было французское окно, знаешь, от самого
пола, оно открывалось в комнату и там еще был маленький парапет, вроде
балкона. Мне сразу стало холодно, я прижалась к нему, он обнял меня и стал
рассказывать про звезды, про Кастора и Поллукса, это звезды-близнецы. Он
очень интересно рассказывал, но я ничего не понимала, так мне было холодно
и так я чувствовала его руку... Потом мы вернулись в комнату и я села на
кровать с ногами. У него была такая смешная, скрипучая, проваленная
кровать...
коленях, целовала руки и чувствовала, что схожу с ума. Мне казалось, что я
так и умру сейчас с этими руками у губ. А он молчал и позволял мне делать
все, что я хотела. Потом он так же молча лег рядом со мной. Теперь я
понимаю, что просто сама не оставила ему другого выхода - был третий час
ночи, не выгонять же меня! А больше лечь ему было некуда.
отчаянием.
локте и увидела, что он закрыл глаза и закинул голову, но он не спал.
Наверно, он воображал, что рядом с ним не я, а совсем другая женщина, и
что это она его целует. Я знала, кто эта женщина, просто мне тогда было не
до правды. Я так любила, что мне было не до правды! И мне было все равно,
молчит он или говорит, смотрит на меня или не смотрит. Я слишком любила
его, я непростительно слишком любила...
лет назад. И обнаружил, что вспомнить толком не может, что ту первую ночь,
когда все было нелепо и впопыхах, заслонили другие ночи, с их уверенностью
и раскованностью. А главное - Татьяна никогда не целовала ему рук, и он
даже не мог бы этого представить.
себе остывший чай. Вся она сникла. Как будто выговорилась - и ни слов, ни
дыхания не осталось.
и поместил на подоконник, к кактусам.
Ну, кто я такая? Студенточка, дурочка, бегала за ним по улицам и караулила
возле мастерской Изабо - нет, правда, провожала его туда и ждала, пока он
там сидел с Изабо, чтобы потом проводить к трамваю и ехать в другом конце
вагона, да, все это я проделывала, и Изабо видела меня в окно... Он,
скорее всего, просто терпел меня. Ведь вокруг него всегда было много
девчонок, вечно он поил кого-то кофе и таскал кому-то цветы, даже когда
начал ездить к Изабо...
кухню - зажечь газ под чайником.
что-то вроде "рассказывай, я слушаю".
Верочка. - Уже после всего. Он ни слова не сказал, но это была такая
нежность, слов и не нужно было вообще, они бы только все испортили... Он
встал и, как был, вышел на балкончик. Я закуталась в одеяло и ждала его,
даже позвать боялась. Он вернулся, сел, и я втащила его под одеяло. Он
замерз на ветру, я прижалась к нему, чтобы отогреть. И тогда он сказал:
"Наверно, я когда-нибудь сделаю этот третий шаг". Окно открывалось в
комнату, чтобы встать у парапета, нужно было сделать как раз два шага. Он
сказал про них, когда мы еще смотрели на звезды. "Третий шаг", - сказал
Чесс. Я посмотрела ему в лицо и не поняла, шутит он так, или нет. Тогда с
него уже сошел крымский загар и он больше не был похож на сиамского кота.
Но его волосы показались мне седыми. Такие они в темноте были светлые. Я
попросила его, чтобы он больше так не говорил. Он спросил - а думать
можно? Я поняла, что каждый раз у окна эта глупость приходит ему в голову.
Я спросила, не случилась ли с ним неприятность. Он ответил, что он сам -
одна большая неприятность. И среди людей без неприятностей ему, похоже, не
место. Потом оказалось, что все это были мелочи, главные проблемы его
ждали зимой. Он встал, оделся и сел за стол - писать. Он писал при свече и
проработал так три часа, не обращая на меня внимания. Может быть, он
думал, что я уснула. Но я не могла уснуть. Потом я услышала первый
троллейбус и стала одеваться. Он не обернулся. Я совсем оделась, он встал,
провел меня по коридору и выпустил Ни слова о том, что мы еще когда-нибудь
встретимся, он не сказал. И я побежала на остановку.
конспектами, я как раз успевала заехать за ней домой и - на лекции, на
первую пару. Глупо, да?
Валька.
Мацумото Сэйте
Корнев Павел
Березин Федор
Куликов Роман
Андреев Николай
Флинт Эрик