осыпать им руководителя. Кузьма Никитич решил, что полетели белые мухи, и
начал ежиться. Залубко накинул ему на плечи купленную в Исландии греческую
дубленку и дал знак своим начинать.
головы разноцветными шапочками, выстроились по науке и начали всяческие
передвижения внутри строя. Кузьма Никитич с помоста наблюдал, как с
помощью разных цветов и негромких команд перед ним являются нетленные
лозунги и непреходящего значения образы. Наиболее искусной была
композиция, в ходе которой возникло лицо самого Гегемонова и стало
улыбаться, а потом в левом верхнем углу живой картины появилась птица
голубь, слетела изображенному на плечо, начала шептать в ухо что-то очень
заветное, и улыбка стала шире.
ввел сионистскую либо масонскую символику. Никто не мог понять этого по
неискушенности, но Агрессор все равно был доволен идеологической
диверсией.
Кузьмой Никитичем песен, что так удачно завершали почти всякое его
выступление.
"Девушки из Четвертой женской вспомогательной армии одна за другой
героически гибнут во время исторического штурма горы Вэйхушань". Девушек
всем стало очень жалко.
собственного сочинения басню, в ней же действующими лицами были царь
зверей Лев и мерзкие Гниды, поселившиеся в его гриве. Аллегория получилась
настолько прозрачной, что даже санитарам сделалось неловко.
недавно для ради праздничка. Солист Васичкин запел мужественным, как
тысяча чертей, голосом:
родственников и сподвижников, во славу передовых идей и бескомпромиссных
решений. Да как спето! Кабы я сам был тем часом на праздничном дворе,
неволею спросил бы: откуда эти мерзавцы, навыкшие всякий день топтать и
попирать достоинство ближнего своего, поменявшие все положенные человеку
чувства на пайку, держащие в голове при помощи двух извилин всего-то две
мысли: стратегическую (жить вечно) и тактическую (хоть день, да мой),
откуда эти поганцы, вызыватели на ковер, вкладыватели ума, показыватели
кузькиной матери и зимовки раков, умыватели кровавыми слезами, сгибатели в
бараний рог, выпускатели кишок и промыватели мозгов, вечные вешатели лапши
и людей, стиратели в порошок, выбиватели дури вместе с зубами - откуда
получили они мощь и широту голоса, распевность его и глубину, слаженность,
задушевность и гармонию?
сменилась кантатой "По прочтении материалов ХХХII отчетно-кустовой
конференции". Один за одним хрипли и замолкали певцы, и вот уже старался
один только Павел Янович, тоненьким голосом доносивший частушку:
что сверху на него загодя надели специальное устройство, применяемое в
нежном возрасте и зовомое "ходунком". Да впору было хоть всем такие
приспособить - дело шло к вечеру, верхний квадратик потемнел, не худо было
и перекусить. В животах началось брожение, гулкое урчание слилось в единый
звук морского прибоя. В ответ на утробные пожелания трудящихся Кузьма
Никитич отворил один глаз и хрипло сказал:
королева Умайра...
душу. Тем более к кирзе подали мясо. Мясо было, правда, старое, зато
заслуженное, все в синих медалях от санэпидемстанции за выслугу лет. Для
привередных же во всю стену столовой висел плакат: "Ворон падалью
питается, да зато триста лет живет! Народная мудрость".
истории Заведения. А все дядя Саня! Он со всей свойственной ему
безответственностью писал-писал покойному другу, да и дописался!
Прилетела, можно сказать, первая ласточка!
(вполне простительному после гулянки) на целые сутки вышел из строя
правовой механизм Закона о свободе переписки. Закон же, как мы помним, был
довольно-таки суров: письма из Заведения попадали в мусоросжигатель,
послания же, адресованные обитателям, невидимый вахтер Иннокентий Блатных,
гнушаясь перлюстрацией, сыпал туда же. И в этот же день дядя Саня
ухитрился, наконец, отправить с утра свое письмо, а к вечеру уже получил
ответ!
Саню долго и неуклюже плясать, после чего вручил, наконец, послание.
распишешься. Недостает бумаги и чернил; а сколько пришлось ожидать, когда
залетит к нам отбившийся от стаи гусь!
сочинять и ответ. Увы, он не будет пространным - в очередь за мною
выстроились несколько тысяч душ (употребляя слово это в первозданном его
значении).
все есть, хотя и не в таком виде, как трактуют нам св. отцы. Более того,
друг мой, сильно сомневаюсь, чтобы вертоград сей имел хотя бы малое
отношение к христианству.
более по мелочи, живется здесь, в общем, не худо; но горе зато
любоначальствующим - воистину мрак и скрежет зубовный! Устроителям
заведения сего, видимо, кажется, что праведникам должно доставлять
величайшее удовольствие видеть, как страдают мучившие и гнавшие их при
жизни. Прогуливаясь по особым мосткам, висящим над разверзшеюся панорамою
тутошнего инферно, увидел я как-то и начальника своего департамента.
Бедняга осужден вечно перебелять одну и ту же весьма важную
государственную бумагу. Не скрою, в первые мгновения во мне шевельнулось
нечто вроде злорадства; после же, искренно раскаявшись и припомнив
собственную горькую судьбу ничтожного делопроизводителя, случилось уронить
мне вниз непрошеную слезу. Сего было достаточно, чтобы начальнику моему
подали кроме обычных воды и хлеба изрядный кусок шпика и бокал пуншику с
лимоном.
количество, и обречены они на вечное отсечение жизненно важных членов),
спешу написать о жестокой доле Государя Императора Николая Павловича.
Всякий день бедный Монарх подвергается участи несчастнейших из своих
подданных. В него палят картечью из пушки, прогоняют сквозь строй, меняют
на свору борзых собак, отдают в солдаты и посылают на Кавказ под пули
немирных чеченцев; временами Государя забивают в кандалы и вручают ему
каторжное кайло, а через миг он уже на виселице! Веревка обыкновенно
обрывается, и Монарх замечает, что здесь, как и в России, и повесить как
следует не могут; в довершение всех мук Его Императорскому Величеству
доставляют пашквильный диплом рогоносца и заезжий французский шаматон
Флинт Эрик
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Маккарти Кормак
Контровский Владимир
Муркок Майкл