меня скоро рвать уже от работы начнет.
- А вы бы раньше бросали.
- А не могу. Очень интересно...
- Что интересно?
Вика сделала жалобное лицо.
- Сигизмунд... Можно, я еще на день останусь? Я не успела.
- Аська волноваться не будет?
- Я ей позвонила.
За ужином Вика принялась развивать новую гипотезу. Согласно этой гипотезе,
где-то сохранилось место, где до сих пор бытует весьма архаичная языковая среда.
Сигизмунд рассеянно слушал, размышляя попутно о том, что сейчас на Охте
собирается весьма теплая компания. Во-первых, конечно, знаменитый охтинский
изверг. Он председательствует. И, в принципе, заправляет. Во-вторых,
сумасшедшая, но гениальная лингвистка. Изнасилованная извергом. В ванной. И
в-третьих, разумеется, Хальвдан. С селедками, траулером. То есть, с сейнером. С
двумя сейнерами. И зятем по фамилии Карлссон. А вокруг языковая среда.
Архаичная-архаичная...
- Кстати, Виктория, - заговорил Сигизмунд, прерывая излияния Вики, - как бы вы
объяснили, с позиций вашей новой гипотезы, одну странность...
Он вспомнил тот день, когда возил Лантхильду заказывать ей очки. Вернее, не сам
эпизод в кабинете, а исключительно странную сцену в кафе. Пожилую супружескую
чету - обрусевшие представители какой-то малой северной народности - и
необъяснимый ужас Лантхильды перед ними.
- А вам не приходило в голову, Сигизмунд, что она могла просто никогда прежде не
видеть монголоидов?
- Это в какой же изоляции надо было жить?
Вика пожала плечами.
- Вот и думайте...
* * *
По большому счету, Сигизмунд больше ни о чем и не думал - на работе, по дороге
домой - привычно завязнув в пробке, дома - бесцельно пялясь в телевизор. Он
старался не анализировать, что именно приковало его мысли к Лантхильде -
привязанность ли к этой девушке или же связанная с ней тайна.
Ключ к этой тайне был где-то близко. Отчасти он лежал там же, где ответ на
вопрос о том, кем была Лантхильда. Но только отчасти. На самом деле это был
более частный вопрос, а общий заключался в другом, более сложном и, в принципе,
логически необъяснимом: каким образом она исчезла и, очевидно, появилась здесь.
На третий день выпроводив Вику (та исписала уже две общие тетради и заработала,
по ее словам, близорукость) Сигизмунд отправился иследовать гараж. Как и
следовало ожидать, ничего подозрительного там не обнаружил. Некоторое время
бесполезно бродил возле гаража и флигеля, к которому тот лепился.
Этот флигель был неотъемлемой частью многих детских мифов Сигизмунда и других
детей, выраставших в этом дворе. Сигизмунд не знал, является ли флигель объектом
внимания нынешнего юного поколения. Однако предполагал, что обитатели детского
садика также имеют ряд собственных предположений касательно этой нелепой
пристройки.
До войны на месте флигеля находился обычный дом на четыре квартиры. Во время
войны в этот дом, вроде бы, попала бомба. Во всяком случае, после войны его
разобрали. Одно время предполагалось, что на этом месте будет разбит цветник, но
затем - согласно чьему-то распоряжению - здесь в считаные недели был сооружен
вот этот уродливый флигель. Чуть ли не Жданов самолично приезжал руководить.
Основная странность постройки заключалась в том, что там не было предусмотрено
окон. Точнее, окна были - узкие подслеповатые окошки на уровне третьего этажа.
На сам двор флигель выходил слепой стеной, желтой, облупившейся. Вход тоже
имелся, но какой-то странный - серая, вечно заколоченная дверь. Решительно
непонятно, для чего этот монстр уродовал двор. Но времена были такие, что
задавать вопросы было не принято. Раз стоит, значит, так надо.
В принципе, это был, конечно, дом с привидениями. Подобраться ночью (желательно
в полночь) к заколоченной двери и послушать, о чем шепчутся призраки (а те
МНО-ОГО знали!) было подвигом, существенно поднимавшим рейтинг. Но Сигизмунд в
детстве так и не решился его совершить.
Позже, уже в конце 70-х, томимый гормонами, Сигизмунд на пару с дружком, с
которым вместе посещали альпинистскую секцию при Дворце Пионеров, ночью, тайно
совершили восхождение. Точнее, пробрались во флигель с крыши, выбив одно из
окон. Мероприятие было опасным и бессмысленным, что делало его притягательным
вдвойне.
Очутились в производственном помещении, давно заброшенном и очень грязном.
Никакого видимого прохода на первый этаж не обнаружили. В углу стоял древний
сверлильный станок, покрытый пылью. Под потолком висела закрепленная там мощная
лебедка. Археологические раскопки в горах мусора, разгребаемого ногами, выявили
также пару окаменевших рабочих рукавиц и пустую бутылку из-под "Солнцедара".
В полу имелась "дверь" на первый этаж. Поскольку "дверь" эта представляла собой
нечто вроде трюмного люка (его-то и должна была поднимать лебедка), то
проникнуть вниз двум любопытствующим дилетантам так и не удалось. Тем более, что
лебедка оказалась обесточенной - проверили путем бросания мелких металлических
предметов.
Хотелось подвигов. Ограничились тем, что написали на стене кирпичом "DEEP
PURPLE", на чем и успокоились.
Сигизмунд впоследствии рассказывал своей первой девушке, что видел во флигеле
скелет, прикованный к станку цепями. В черепе скелета застрял иззубренный
осколок. Второй девушке Сигизмунд тоже пытался это рассказывать, но почему-то у
второй девушки рассказ успеха не имел. Возможно, потому, что первой было
восемнадцать, как и Сигизмунду, а второй - двадцать один.
Постепенно все эти приключения отошли на второй план. Во всяком случае, для
Сигизмунда. Проникнуть в помыслы обитателей детсада ему было не дано. Из общения
с Ярополком Сигизмунд знал, что у детей бывают подчас самые неожиданные
фантазии. Так, Ярополк на полном серьезе считал воплощением злой колдуньи
Бастинды одну вполне безобидную повариху из их детского сада.
Желтая стена флигеля, давно уже не представлявшего для Сигизмунда никакого
интереса, была исписана различными изречениями. Поверх старых, любительских
надписей кирпичом и мелом (преимущественно сакрального характера) появились уже
новые, профессиональные, маркером. Наиболее примечательные из них гласили: "МЫ
ВМЕСТЕ", "SUN OF ACID" (этот девиз иллюстрировался изображениями грибочков с
идиотскими ухмылочками), "ЛЮДИ, УЛЫБАЙТЕСЬ!" (без иллюстраций), "WARLOK, SUN OF
SATHANA", "INGRIA" (готическими буквами - творение юных неофашистов), а также
взятое в замысловатую извилистую рамочку "ВИТЯ ЦОЙ". Все это свидетельствовало
по большей части лишь о том, что гормональное развитие подрастающего поколения
идет вполне нормально.
Ни гараж, ни флигель, ни надписи на нем не дали Сигизмунду ответа. Мусорный бак
наличествовал, но безмолвствовал. Сидящий на нем кот - тоже.
Дома Сигизмунд зачем-то начертил схему своего двора и долго сидел над ней,
постукивая карандашом. Размышлял. Ни к чему не пришел.
Из бесплодных раздумий его вывел телефонный звонок. Звонила мать. Просила
съездить с ней к тете Ане - забрать картошку.
- Какую картошку?
Сигизмунду не хотелось отрываться от схемы. Пунктиром он прочертил место, где
был "ведьмин круг".
Мать охотно объяснила, что тетя Аня с кем-то договорилась и привезла с дачи
мешок картошки. Своей. Обещала поделиться. Не тащить же матери тяжелые сумки,
когда у сына своя машина...
Ехать Сигизмунд не рвался. Вся эта картофельная эпопея представлялась ему
совершенно бессмысленной. Но отказать он тоже не мог. И потому нехотя
договорился с матерью на завтра.
* * *
У тети Ани имелся участок. Она свято верила в мифическую программу, согласно
которой каждый горожанин, имеющий участок, вполне в состоянии прокормить себя
сам. По мнению Сигизмунда, вся эта бурная сельскохозйственная деятельность
оборачивалась чистым убытком. Каждую весну тетя Аня закупала семена. Сортовые и
невероятно приспособленные к гнилому питерскому климату. Согласно аннотациям на
красивых разноцветных пакетиках, картошка будет колоситься, как сумасшедшая, а
морковь вырастет размером с тыкву.
Целое лето тетя Аня ковырялась на своих шести сотках в людском муравейнике,
обсевшем станцию "Мшинская". Половину урожая обычно теряла еще в земле: то не
было дождей, то дожди наоборот лили непрерывно. В доме у тети Ани постоянно
стояли коробочки из-под кефира, в которых что-то проклевывалось.
Сигизмунд однажды подсчитал, что купить картошку на рынке, даже по завышенной
цене, обходится все равно дешевле, нежели выращивать ее на собственном огороде.
Если учитывать транспортные расходы. Но тетя Аня не желала учитывать
транспортные расходы. Огород давал ей ощущение осмысленности бытия: она не
сомневалась в том, что кормится сама и кормит балбеса-Генку.
- Тебе что, так нужна эта картошка? - спросил Сигизмунд у матери, когда та с
деловым видом забралась на переднее сиденье и, суетливо дергая ремень, принялась
пристегиваться.
- Анна звала, - сказала она. - Что же, отказываться? Ты, Гоша, тоже - думал бы,
прежде чем обижать людей. А то наорешь, нахамишь, а потом, как ни в чем не
бывало...
- Да я почти ничего не помню. Я что, сильно нахамил тебе тогда?
- Да уж. - Мать поджала губы.
- Ну извини.
Сигизмунд потянулся к матери и чмокнул ее в щеку. Она оттолкнула его локтем.
- Да ладно тебе, - проворчала она. - Плохо вот, что ты пьешь.
- Я на дне рождения был.
Мать помолчала. Потом заговорила о другом. Спросила, как дела у Натальи.
- Наталья замуж собралась, - поведал Сигизмунд злорадно.
- Оно и понятно. Она ведь никогда тебя, Гоша, по-настоящему не любила. Я-то
видела... А как нашла кого получше-побогаче, так и...
- Мы же с ней давно в разводе...
- А ты много знаешь, что она вытворяла, пока вы с ней жили... Ты целыми днями
работал. Жену без пригляда...
- Ну хватит, мать!
Контровский Владимир
Василенко Иван
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Вронский Константин