Чтение 16–й страницы книги ~Чудовище Южных Окраин~

завернулся в свой плащ, хотя уже становилось довольно жарко.

- Ну, как там Исангард? - спросил Гримнир. - Спит еще?

Я отмолчался. Имлах слезла с чурбачка, потерла затекшую ногу и
устроилась в траве. Все трое, включая зеленого гнома, опять склонились над
чем-то, что их так восхищало. Я не выдержал и заглянул в их тесный кружок,
подсунув голову под локоть Гримнира. Но ничего толком разглядеть не успел,
потому что Гримнир немедленно ущемил меня своими ручищами и загоготал,
помирая от удовольствия.

- Идиот! - придушенно заверещал я. - Пусти! Клянусь ладонью Алат,
Гримнир, тебе не поздоровится!

Великан хрюкнул и сдавил меня еще сильнее. В глазах у меня потемнело.

- Отпусти его, Один, - произнес тихий, печальный голос. - Не сходи с
ума. Ты же не тролль.

Меня выпустили. Я сел, плохо соображая, и потер помятое ухо. Зеленое
существо смотрело прямо на меня, причем смотрело участливо.

- Он вас не поранил? - спросило оно.

Я покачал головой.

- Вы должны его извинить, - произнесло существо и с оттенком легкого
превосходства покосилось на Гримнира. - Когда Один переодевается
великаном, он становится невыносим.

- Какой еще Один? - не понял я.

- Я Один, - заявил одноглазый. - Я верховный бог этого края.

Вот заврался, подумал я, разглядывая его разбойничью рожу.

- Ничего я не заврался, - обиделся Гримнир. - Нечего всякие гадости
про меня думать. Ну, переоделся я великаном. Я верховный бог, что хочу, то
и делаю. Надоедает же одну и ту же морду в зеркале по утрам видеть.

- Один так Один, - сказал я. - Я же не спорю.

- А это наш травяной, - сказал Гримнир, указывая на зеленое создание.
- Великий борец за права травушки-муравушки. У него это нечто вроде
навязчивой фобии.

- Я преданно служу идее, - возразил травяной, и я удивился тому, что
он не обиделся. Привык, должно быть, к насмешкам. - Бессердечный ты
все-таки тип, Один.

- Я бог, сколько можно говорить, - буркнул Гримнир. - Где ты видел,
чтобы боги были сердечными, скажи?

- Доннар не в пример добрее, - вставила Имлах.

Гримнир скривил рот.

- Вот только о рыжем не надо, - сказал он с тихой яростью в голосе. -
Вам что, грозы тут не хватает? По мне так, без него тоже неплохо.

Вдали громыхнул гром.

- Накликали, - тяжко произнес Гримнир и покосился на избушку. -
Крыша-то течет...

- Ты бы починил ее, что ли, - сказал травяной.

Гримнир посмотрел на него сверху вниз.

- Расскажи лучше нашему другу о своем семинаре.

Я так понял, что "другом" он называл меня. Травяной перевел на меня
свои коричневые глаза, и я увидел в них тихое, несгибаемое упорство.

- Дело в том, - начал травяной спокойно, словно продолжая старый
разговор, - что по траве все время ходят ногами. Вы все думаете, что это
так, ерунда. На самом деле это грозит нам катастрофой. Я создал семинар,
который условно называется "Трава - локоны земли". Мы ведем большую работу
по предотвращению хождения по траве ногами.

Я только глазами хлопал. В первый раз встречаю такого интересного
гнома.

- Вы знаете, - вежливо произнес я, - я понимаю еще, как можно не
ходить ногами, скажем, по какбатулу. Один кустик на много миль в Певучих
Песках. Его и обойти нетрудно. А как вы здесь...

- О, есть множество способов, - оживился травяной. - Множество
направлений борьбы. Так, к Ночи Цветения Папоротника мы распространили
призыв ко всем жителям леса - беречь это замечательное растение. Кстати,
мне жаль, что так мало народу собралось на наш диспут. Мы провели его под
девизом "Папоротник - сын тысячелетий".

Поскольку я не мог сейчас припомнить, что такого особенного в
папоротнике и вообще смутно представлял себе, как он выглядит, то сказал
из вежливости только:

- Очень интересно.

Травяной кивнул.

- Было безумно интересно, уверяю вас. Мы дискутировали на тему:
считать ли папоротник травой или же, признавая его заслуги в минувшие
эпохи, сохранить за ним статус дерева.

- Ну и как? - спросил я. Никогда не задумывался над подобными вещами.

- Все не так просто, - заявил травяной, приметно разволновавшись. -
Конечно, мне было бы лестно взять под свое покровительство такое
замечательное растение. Но когда речь идет о спасении травы, нельзя
выдвигать на первый план свои личные амбиции. Я считаю, что такова должна
быть позиция ученого.

Я снова подумал о пророке Фари. Вот бы их познакомить с травяным.

- Но какое значение имеет, чем считать этот ваш...

- Папоротник? - подсказал травяной и с некоторым вызовом ответил: -
Вы напрасно улыбаетесь! Совершенно напрасно. Потому что растение,
получившее статус дерева, автоматически выводится из-под угрозы быть
вытоптанным! Вы видели хотя бы одно дерево, по которому ходят ногами?

- Нет, - честно сказал я.

- Вот! - торжествующе воскликнул травяной. - И никто не видел.
Поэтому декларация нашего диспута - это выдающийся шаг на пути
предотвращения хождения по траве ногами. - Он помолчал немного и добавил:
- У нас на очереди - предотвращение вытаптывания водорослей...

- Ну, поехал, - тоскливо перебил его Гримнир. - Он теперь до ночи
завелся.

Травяной посмотрел на Гримнира снизу вверх своими печальными и
бесстрашными глазами подвижника.

- На последнем семинаре ты вел себя ужасно, - сказал он. - Если так
будет продолжаться, Один, то в следующий раз мы выставим тебя с треском.

Гримнир насмешливо присвистнул.

И кто-то свистнул ему в ответ. Я вспомнил, что именно этот звук и
разбудил меня.

- Кто это там свистит? - спросил я, и вдруг меня осенила догадка. -
Уж не Густа ли?

- Она самая! - ответил Гримнир, с любопытством ползая по мне
взглядом. - А ты уже и с Густой знаком?

- Я видел ее на болоте, - сказал я. - Зачем вы ее поймали?

- Это подарок герою, - сказал травяной своим унылым голосом. - От
благодарных Южных Окраин, избавленных им от Чудовища.

Густа засвистала марш шахбинских ветеранов. У нее это здорово
получалось. Она даже фальшивила на тех же нотах, что и Исангард. Гримнир
заржал от восторга и принялся тыкать в Густу своим корявым пальцем.
Послышался плеск, и рыба замолчала.

- Уйди от невинной твари, Один, - сказал травяной. - Ты сам по себе
уже стихийное бедствие.

Гримнир поднялся на ноги и шагнул прочь.

- Тебя же не гонят, - крикнула ему в спину Имлах. - Останься. Только
рыбу не трогай.

Гримнир обиженно сказал от порога:

- А мне неинтересно, если не трогать.

И ушел в дом.

- А что, - спросил я травяного, - Исангард действительно зарубил эту
гадину?

Травяной кивнул и для ясности добавил:

- И весь об этом подвиге разнеслась далеко по лесу. Желтое тело змея
разлагается под деревом, и края ран, нанесенных мечом, почернели от яда...
Лесной народ хотел приветствовать героя букетом цветов, но, к счастью, я
успел остановить это варварство.

- Но если чудовище, которое душило Южные Окраины, убито, - сказал я,
- то где же, в таком случае, процветание края?

- Ты странный, Кода, - заговорила Имлах, - по-твоему, раз Меч Виланда
свободен, значит, здесь уже и пальмы должны расти и эти... ананасы...

Я посмотрел на нее и внезапно понял, что девчонка-то права. Чтобы,
скажем, сама Имлах стала чистенькой, как ее сестры в крахмальных юбках,
потребуется, наверное, не один год. Да и вообще, вряд ли она станет
когда-нибудь такой - наша Имлах, Мох Кукушкин Лен. Славная она, подумал я,
неожиданно для себя. Никогда не думал, что можно привязаться к такой
замарашке. Имлах покраснела до слез, и я сообразил, что совершенно не
слежу за своими мыслями.

- Земля не скоро оправится. И людей здесь осталось мало. Те, что
ушли, вряд ли вернутся, - добавила Имлах. - Ведь и вы с Исангардом уйдете,
как только он встанет на ноги...

Я не ответил. Знал, что уйдем. Мне трудно представить себе, что
Исангард может обзавестись хозяйством, домом. Курями там, коровой,
кроликами... Я встретился с Имлах глазами, и она грустно улыбнулась.

- Вот видишь, - сказала она.

Густа лихо плеснула хвостом в жестяном ведерке. Травяной осторожно
прикрыл ее плетеной крышкой, чтобы она не выскочила на траву.

- Как вы думаете, Кода, - спросил он, - герою понравится дар Южных
Окраин?

- Понравится, - сказал я. - Только вот она не сдохнет, Густа
Свистящая Рыба? Имлах говорила, что Густы в неволе дохнут.

Травяной покачал головой, размахивая свисающими на плечи зелеными
прядями.

- Имлах славная девушка, - сказал он, - только немного глупенькая. Ни
одно существо не сдохнет, если за ним как следует ухаживать и любить его.