Чтение 16–й страницы книги ~Владыка Вод~

и там еще...

Смуглый спросил: "Тебя как зовут-то?"

Познакомились.

И тогда Смел поднялся: "Вставай, Последыш. Пойдем на карьер".

Каждый вечер по мощенным булыжником улицам Белой Стены проезжала
тележка, запряженная старым серым ослом. Осел хорошо знал, каким путем
ехать, и сам останавливался у домов побогаче, где могли себе позволить
платить Мусорщику три серебряные монеты в месяц. Там старик кряхтя
вываливал в тележку ведра, тазы, корзины, которые хозяйки загодя
выставляли за двери.

Он ездил так много-много лет, а сколько - никто никогда не считал.
Мусорщик был так стар, что при виде его вспоминались дряхлые вязы из
Наказанной рощи; правый бок изуродован был, по слухам, ударом чудовищной
лапы белого скроббера; левая нога, перешибленная камнем, неправильно
срослась - в чем только душа держалась? А вот жил и жил, да еще ковылял
пешком за тележкой - берег осла. О Мусорщике знали мало, да и не
стремились особенно. Подумаешь, отмотал двадцать зим на Серебряном плато.
Это теперь таких мало осталось, а раньше-то!.. Да и не в себе старый,
молчит все время, а заговорит... словом, Смут его разберет. Видно, на
рудниках ему вместе с зубами и мозги вышибли.

Когда телега наполнялась доверху, Мусорщик вел осла к заброшенному
карьеру, где прежде добывали белый камень для строительства городской
стены. Там он ставил телегу у обрыва и лопатой скидывал мусор вниз, пугая
стаи ворон и диких собак.

Здесь и ждали Мусорщика Смел с Последышем.

Он не обратил на них ни малейшего внимания, пришлось дождаться, пока
последняя лопата мусора была отправлена с обрыва, после чего снизу
донеслись хриплые крики ворон, лай и рычание. Тогда Смел начал, сочтя
момент подходящим:

- Долгих лет! Мы вот спросить хотели...

Но Мусорщик перебил:

- Кому не надо - не спрашивает, а кто спрашивает - тому надо.

- Хо! Конечно, нам надо, - удивился странному повороту Смел, но
старик опять не дал продолжить, заключив мысль просто и понятно:

- А кому надо - тот платит. Верно я говорю, Заглот? - обратился он к
ослу. Тот скосил глаз, повернул к хозяину ухо и стукнул копытом. - То-то
же, - ухмыльнулся Мусорщик.

- Ай, заплатим, - Смел поскреб в затылке. - А сколько?

- На сколько спросишь...

Смел оглянулся на Последыша. Тот, поймав его взгляд, чуть заметно
кивнул и крепче сжал разбитые губы. Тогда Смел сказал:

- Мы хотим узнать кое-что про фельдмаршала Лабаста...

Мусорщик впервые взглянул заинтересованно, с вопросом в глазах.

- Про шапку и три головы, - уточнил Смел.

Старик отвернулся, почесал ухо и сказал невнятно:

- С горы далеко видать, да самой горы не видно... А снизу она как
есть видна. - Зато закончил яснее ясного: - Пять монет, - и, не дожидаясь
ответа, залез в телегу: - Пошел, Заглот!

Мусорщик даже не оглянулся, будто тут же забыл, о чем его спросили и
что он ответил. Последыш растерянно поглядел на Смела. Смел плюнул и пошел
вслед за телегой.

Так и пришли в маленький дворик с хилой оградой, прилепившийся у
обочины дороги. Старик привязал осла к колышку, кинул ему охапку сена и
скрылся в темной хибарке, слепленной пополам из веток и глины, как
ласточкино гнездо. Гостям, про которых он так и не вспомнил, пришлось
войти без приглашения. Тут Смел не выдержал:

- Дед, - обратился он к Мусорщику, который сосредоточенно разводил в
очаге огонь, - ты бы хоть спросил - согласны мы, не согласны...

- А что спрашивать? Согласны - придете, нет - своей дорогой пойдете,
- проворчал Мусорщик.

Он поставил на печурку черный котелок, присел на чурбак, предупредил:
деньги вперед. Смел отсчитал ему пять монет, и Мусорщик начал рассказ,
сопровождая его странными изречениями и помешивая варево в котелке грубо
обструганной ложкой.

РАССКАЗ МУСОРЩИКА

Так, значит... Дождик в небо полетел - баба девкою проснулась.
Рассказывал мне про Лабаста один бедолага, когда мы с Мокрохлюпом
заспорили. Ну вот, пока Мокрохлюп на снежку отлеживался, он мне и
рассказал. Да я и сам кое-что слышал... Только он подробнее, бедолага
этот. Он из стеклодувов был, легкие слабые, - помирал, значит.

Ты, говорит, Шатун, не прав... Знал, что я его бить не стану. Лабаст,
говорит, точно был в стеклодувах - только недолго, недели три. Могу даже
сказать, говорит, у кого он учился - у Браваста, вот у кого. Это потом уже
Браваст в канцелярию ушел.

Потом рассказывает, что Лабаст этот у кого только ни околачивался - у
медников, у оружейников. Да только бестолку, руки не оттуда росли. И так
пока не оказался у Комка Глины. Стой, - говорю, - врешь. Пока все
правильно, а Комка я сам знал. Он к тому времени уже помер. Нет, говорит,
не помер. Ты вспомни, мол, доминат на осенние свадьбы угощение обещал
всему городу - задабривал. Стал я вспоминать - верно, было такое. Ждали -
брагу выкатят, баранину в яблоках... Выкатили нам моргалки на лоб.

А бедолага толкует - с баранины этой все и началось. Вроде медники
котлы под нее лить отказались - нет такой глины, говорят, чтобы форма
выдержала. Котлы-то огромные. Дошло дело до Комка Глины. А он первейший
мастер был. Найду, говорит, то, что нужно. Засобирался вверх по реке...
да... вверх по реке - вниз по жизни.

И будто бы думал Глина взять с собой только старшего подмастерья. А
Лабаст набился - вам-де тяжело вдвоем будет. Ну и взял его Глина с собой.
Перевез бык медведя. Через несколько дней вернулся Лабаст - один. Сказал,
что Комка с подмастерьем обвалом на берегу задавило.

В общем, ненамного я ошибся. Насчет Комка.

Как вернулся Лабаст - опять пошел к оружейнику. Тот чудак был...
забыл, как его звали... потешными огнями все баловался... Ну, ладно.
Натолчет серы с углем, а потом порошочки разные добавляет, чтоб дымы
разноцветные. Добаловался: взорвался однажды так, что собирать нечего
было. Лабаст первым на пожар прибежал, шкатулку из дома успел вытащить -
как для бумаг, вроде. Шибче всех, говорят, убивался. Да... Спрашивала
цапля лягушку - не больно ли, голубушка?

Ну, потом известно, - эльмараны явились. Тогда Лабаст и пошел к
доминату. О чем говорили - не знаю, да только вскоре под начало Лабасту
дали лучших мастеров, каких потребовал. Работали без малого год днем и
ночью, но когда эльмараны на город пошли, их пушка встретила. Так и стал
Лабаст начальником...

А из мастеров, что под его началом работали, двое со мной на
Серебряном плато догнивали. Они говорили, что иных и вовсе казнили. Может,
и так. Времена смутные были. Птенец гадал в скорлупке - выходить, или
остеречься.

Потом эти двое померли, - один поморозился, другого стражники
затоптали, стеклодув кровью из легких изошел. А я, значит, остался.

Мусорщик замолчал и полез ложкой в котелок - попробовать, согрелось
ли варево. Смел стоял, не поняв сразу, что рассказ уже закончен, но
почувствовал, как Последыш тянет его за рукав к выходу. Вышли без слов, не
прощаясь.

На улице было почти темно, только над лесом еще угадывался краешек
отхлынувшего света. Они торопливо зашагали вниз, к городу, чтобы успеть до
темна миновать ворота. Ноги сами несли под горку, и до стены оставалось
уже недалеко, когда Смел заговорил. Осторожно заговорил, чтобы не ляпнуть
лишнего:

- Вот тебе и три головы... Шапка-то волчья - не с неба свалилась. Хо!
Ловок, видать, прадед твой был!

Последыш ответил неожиданно резко, зло, не по-детски:

- Да? Ловок, по-твоему?

Смел смутился:

- Да я ничего не хочу сказать. Слышь, Последыш? Не все там, конечно,
понятно...

Но тот пробормотал с неясной угрозой:

- Ничего... Скоро все понятно будет.

Испугавшись, что мальчишка наделает глупостей, Смел сказал как мог
примирительно:

- Ай, не расстраивайся. Дело давнее, забытое. А то, гляди, еще
натворишь чего...

- Не натворю, - раздраженно дернул щекой Последыш. Они шли уже по
булыжникам улицы.

Расставаясь, Смел попросил:

- Если что, ты найди меня. Я у Грымзы Молотка...

Последыш рассеянно кивнул, так что Смел и не понял - услышал он или
нет.

Последыш не зря сказал, что скоро все будет понятно.

...Это случилось давно, Последышу тогда было лет пять или около того.
Заигравшись, он оказался однажды у двери в комнату прадеда и подглядел