Ненавижу тебя, слышишь - чтоб ты сдох предатель!
мясо, кости и наконец рвет сердце.
Он ведь ради нас эту муку принял. И теперь он совсем один остался,
пожалуйста, не надо. Папа, посмотри на меня.
сострадание к нему. Такой же свет видел он льющимся из очей девы в его
видении.
весь перегнулся к ней, поцеловал эту мягкую ручку и с жаждой стал
вглядываться в глаза - любовь к нему! Он попытался улыбнуться и ему это
удалось.
что хочешь, говори не умолкая, твой голос как лекарство мне!"
запекшейся крови Ивановым волосам; те же пряди, на которых крови не было
стали совсем седыми.
себе жизнь тишина и тихая, весенняя прохлада.
Теперь ласкающие его глаза были совсем близко.
необычайным, страдающим голосом, что Марья заплакала...
все успокоиться не могла. Все плакала и плакала во тьме и звала его, и
понять не могла, как это могли так сделать... Долго я так плакала и тогда
стали разгораться вокруг меня звезды. Столько звезд я никогда не видела -
даже в сентябрьские ночи. И засияла звездная дорога, я прямо на ней стояла -
и только, то к чему ведет эта дорога прекраснее ее самой! Не с чем мне ее
сравнить на этом свете. И я видела землю и она была такой маленькой и
хрупкой против бесконечности, прямо как младенец, и больно было этому
младенцу, и плакал он. Я тоже плакала и мои слезинки превращались в звезды и
падали на землю. Потом я увидела Хвата - он был весь в звездном свете, весь
в сиянии. Он подбежал ко мне... Я посмотрела, и папочка... у него глаза
такие мудрые и добрые были; не собачьи, но и не человеческие. И он на своей
спине отвез меня в небесный город, которой не описать словами. В том городе
я получила покой и предложение остаться. Но я, конечно, сразу сказала ЕМУ,
что возвращаюсь, ведь не могла же я покинуть вас. И я не жалею, папа, что
вернулась, потому что очень тебя люблю. Все равно люблю - еще сильнее чем
раньше люблю, и всегда, до самой смерти буду помнить о тебе. Веришь ты мне?
ласкали его щеки и разбитые губы; и не было конца этим слезам... - Верую!
кажется, кто-то умер, а кого-то раздавили. Когда отвела рыдающая Марья от
клетки Сашу и Иру, вновь нахлынули голоса, вновь взгляды полные презрения и
злобы, к тому страшному трехликому, что сидело в клетке. Когда вошли судья
зал взревел, так что вновь задрожали и прогнулись стекла - на этот раз в
сторону зимних ветров. Судьи начали торжественными, безжалостными голосами
долго говорить что-то...
детина. - Детка тебе сказочку про звездочку рассказала и успокоила. Ну-ну...
Ну прямо ты ангелок у нас - слезки потекли, ручку стал ей целовать - да,
точно ангелок! Теперь все хорошо - девчонка полоумная тебя любит. Ну и
правильно - ты ведь для нее старался, да? Конечно она тебе благодарна, ты
ведь ей жизнь спас, конечно она тебя долго будет помнить! А женка то не
признала твоей заслуги. Небось уже замену тебе нашла, а?
тут пронзительный, дрожащий и плачущий голос старика поплыл над залом:
и женщин и детей... Тогда я и водителя увидел - вон он сидит, падаль,
плачет! А нас то, кто бежать вздумал, того на месте и постреляли. Ну я то в
грузовик полез, вот... Привезли ко рву, а там уж смрад такой - дышать нечем,
и мухи так и жужжат! Там такой крик поднялся - думал с ума сойду! Я то на
первой войне был - в пятнадцатом то газом нас травили, так выжил, и головой
здоров был, а тут уж глядеть сил нет: всех прикладами бьют, кого раздевают.
А вот... - старик заплакал и долго его плач звенел в тиши зала и в вое
запредельного ледяного ветра, -... девочка, у нас такая девочка, Ирой
звали... ну правнучка моя... Ее маму то прикладами всю разбили, а она к ней
бросилась, да как с криками то поволочит за собой... Девочке то десять лет,
а она мать тащит! И кричит! А гад то их, из кабину этого вытолкал и велит
девочку ловить и смеется сам. Так он поймал ее, ирод, им на потеху поймал -
они смеются, и он смеется - плачет и смеется, падаль! А потом они Ирочку у
него выхватили и штыками закололи... А он все смеялся... у-у! Меня то в
бочок... я два дня с мертвыми лежал и на меня все новых сыпали, выбрался...
спать не могу... один теперь... - старик вновь зарыдал и его увели.
слабак ты, я то хоть и в бога не верю, а если бы верил так не надеялся бы на
прощение его. Тебе девчонка наплела чего-то про эти звездочки ты уши то и
развесил...
и, поднявшись, загрохотал по всему залу, - Люди, война пройдет! Ведь,
правда, пройдет! И вы любите этот мир; его есть за что любить, он прекрасен,
и я его люблю! Я знаю, вы презираете меня, вы плюете в меня своими глазами,
я не буду оправдываться, потому что признаю себя виновным. Я не смог
справиться, попал в водоворот, ушел ко дну... Но, люди, смотрите в эту
глубину... Господи, вам надо в нее смотреть и черпать для себя
спокойствие... Я... Я - он задыхался, набирал в себя воздуха не в силах
выдохнуть из себя это слово ибо многое, многое хотел в него вложить, и
наконец закричал свободным голосом, так, как давно он уже не кричал, - Я
люблю вас всех, люди! Господи, как же я вас люблю! Сколько же в вас добра
лежит, люди! Как же вы несчастны запирая это добро друг от друга, а
взглянули бы вы на одну девочку... делайте друг другу добро! Я люблю,
господи, я так давно не любил и я так жажду теперь любить, все-все любить,
всему, всякому делать добро. Это же жажда... ЛЮБЛЮ ВАС!!!
воздухе, пробивал тела насквозь, а звезды сверкали ослепительно и спокойно.
и ржавая дверь. Вытолкали Ивана: он исхудал, оставшееся на нем белье
болталось грязными, насквозь пропитанными кровью клочьями.
в потемках черным облаком.
палачам.
Василенко Иван
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Никитин Юрий