Чтение 16–й страницы книги ~Обезглавленная Мона Лиза~

- Ваше здоровье! - Ламбер допил свою рюмку и хотел заказать еще по
одной.

Пери отрицательно покачал головой.

- Мне не надо. Достаточно.

- Вероятно, наглядный урок у доктора Жюно все еще сидит у вас в
печенках? - съязвил Ламбер.

- Да.

- Хорошо, тогда не будем. Позвольте еще один вопрос: как будем жить
дальше - продолжим войну или заключим мир?

- Это зависит от нескольких вопросов, на которые вам предстоит еще
ответить. - Пери бросил взгляд на часы. - А теперь поедем, продолжим нашу
беседу по дороге.

Когда они расплатились и направились к своим машинам, припаркованным
у трактира, репортер в том же шутливом тоне спросил:

- Следует ли мне понимать ваши последние слова как намек, что вы
подозреваете меня, бедного грешника, в серьезном преступлении?

- Вы не ошиблись.

- И какое же преступление я совершил? - Ламбер остановился у своей
машины, его тон стал серьезным.

- Вы утверждаете, что вечер одиннадцатого октября провели у
приятельницы Мажене Габриэлы Ребьер.

- Так это и было. А если вас интересуют подробности, то - в ее
постели.

- Это меня вовсе не интересует.

- Что же тогда?

- То, что вы говорите неправду. Я дважды допрашивал Ребьер, и оба
раза она упорно настаивала на том, что тот вечер и всю ночь - случай,
видимо, исключительный - провела в одиночестве.

- И что же из этого следует?

- А то, что вам следует хорошенько подумать, прежде чем ответить на
мой вопрос: где вы действительно были в то время, когда Мажене очутился в
гравийном карьере?

- Гулял по парку Монсо, так как у меня разболелся зуб. - Ламбер
широко открыл рот. - Вот здесь, в этой дыре, сидел этот бездельник, зуб
мудрости. На следующее утро я вытащил его. Мой зубной врач подтвердит это.
Кроме того, найдется не меньше дюжины людей, которые припомнят мою
перекошенную от боли физиономию в парке Монсо. Этого вам достаточно?

- У нас есть свидетель, - спокойно сказал Пери, - который видел вас в
вечер убийства в окрестностях Диеза, то есть неподалеку от места
преступления. Это некий Кушре, дежурный по железнодорожному переезду.

- Воистину всякое добро - наказуемо! - Ламбер попытался сделать
беспечный вид. - Если бы я не остановился, когда этот старый хрыч помахал
мне - ему, видите ли, нужно было срочно съездить за доктором для больной
внучки, - то теперь мне не пришлось бы чесать в затылке. Ну, а мотив
преступления?

- Стоимость картин, которые Мажене завещал Ребьер, составляет два
миллиона. К тому же вы поскандалили с ним из-за материала о Гранделе, Де
Брюне и Авакасове, который он отказался публиковать. Более того, вы
заподозрили, что он хочет предупредить Авакасова. Не находите, что этого
вполне достаточно для мотива преступления?

- Не нахожу. Но вынужден согласиться, ваши доводы убедили бы любого
судью в том, что у меня были все основания убить этого подлеца Мажене.
Итак, наручники или вам достаточно моего честного слова, что я не сбегу?

- Ни то, ни другое.

- Очень любопытно.

- Так вот. Я не арестую вас. Но я не столь наивен, чтобы полагаться
на ваше честное слово. Вы будете ежедневно, скажем, в десять часов,
звонить мне в бюро и сообщать о себе. Дальше делайте, что хотите. Только
не вздумайте бежать. Я сумею вас найти и арестовать за преднамеренное
убийство. После этого жить вам останется недолго. А как мне известно, вы
любите жизнь, не так ли?

- В общем, не так. Утвердительно я мог бы ответить на ваш вопрос о
вине или виски, о женщине или бабе, о песнях или джазе.

Пери оставался серьезным.

- Вам нравится разыгрывать из себя циника - пожалуйста. Но мне
приятно знать, что афера с героином возмущает вас так же, как и меня. И
ваше решение загнать Де Брюна в ловушку и при случае опубликовать
разоблачительную статью я могу только приветствовать.

- И несмотря на это, вы считаете меня убийцей?

- Можете доказать обратное?

- И вы позволите мне разгуливать на свободе?

- Условия вам известны.

- Ну, а если я протяну вам на прощанье руку, которая, образно говоря,
обагрена кровью добропорядочного Мажене?

- На вашем месте я не стал бы протягивать мне руку. Я подвезу вас на
своей машине до Парижа, чтобы вас не задержал какой-нибудь патруль
дорожной полиции. Плохо, если вы лишитесь водительских прав.

- Ладно. Вы правы. И большое спасибо. - Ламбер сел рядом с Пери, и
комиссар тронул машину с места.

За все время Ламбер не проронил ни слова. Лишь когда они выехали на
Национальное шоссе, он коротко бросил:

- Не забудьте, что я вам сказал о внучке Авакасова. Я думаю: в
эндшпиле, когда король будет палачом, роль ферзя сыграет королева.

Пери кивнул. Он понял, что Ламбер хотел сказать этой странной
аллегорией.

Грандель еще спал, когда Пьязенна возвратился из Клинкура в Париж.
Прежде чем разбудить хозяина, он заварил кофе и не торопясь выкурил
сигарету. Он тщательно обдумывал предстоящий разговор с Гранделем.

Несмотря на огромную опасность, грозившую ему самому, Пьязенна почти
ликовал от мысли, что наконец-то рассчитается с этим жирным
рабовладельцем. Он уже сделал все необходимые приготовления. Он выкурил
еще одну сигарету и зашел в магазин, как будто хотел в этот ранний час,
тишину которого нарушали лишь звуки шагов редких прохожих, проститься со
своей прежней жизнью.

Ровно в шесть он открыл дверь в конце магазина, которая вела в
квартиру антиквара.

Заспанный Грандель вскочил с постели. "Спросонья он выглядит как
мучной червяк", - подумал Пьязенна.

- Произошло нечто чрезвычайное, поэтому я был вынужден разбудить вас
так рано, - объяснил он.

- Что произошло? - Часто мигая заспанными глазами, Грандель натянул
пижаму в яркую полоску и сунул ноги в домашние туфли из черной
лакированной кожи.

Пьязенна открыл дверь ванной и, пустив горячую воду, бросил из
флакона немного ароматической соли.

- Пожалуй, это последняя ванна, которую вы примете здесь, да и то
если поспешите, - сказал он с напускным спокойствием.

- Что ты там болтаешь? В чем дело? - Сон слетел с Гранделя.

Пьязенна взял опасную бритву, отбил ее на ремне, приготовил крем для
бритья и придвинул табуретку к зеркалу.

- Сегодня ребята Де Брюна прикончили Табора.

- Откуда ты узнал об этом?

Пьязенна скривил рот.

- Вам это, вероятно, безразлично.

- Мне это не безразлично, - сердито возразил Грандель. - Как не
безразлично и то, от кого Табор узнал историю с Эрерой.

Пьязенна нахально ухмыльнулся, глядя снизу вверх на тучного Гранделя.

- От кого? - повторил он вопрос антиквара. - От меня, от кого же еще.
И что должно быть вам особенно интересно, полиция подозревает вас в
убийстве Табора. На этот раз вы не отвертитесь.

- Никак ты чувствуешь себя победителем? - медленно спросил Грандель.
- Могу я узнать причину?

- Сейчас! Все по порядку. И без резких движений, иначе будет бо-бо!

Открытой бритвой Пьязенна провел по воздуху, показывая, как он это
сделает.

Затем Пьязенна достал пистолет, который, как он знал, Грандель всегда
держал под подушкой, сунул его в карман и бритвой указал на табуретку.

- Садитесь. Не собираетесь же вы гулять среди ангелов небритым. А
может, и среди заключенных, если явитесь с повинной. Такому аристократу,
как вы, всегда следует заботиться о своей внешности. Ну, так как?

- Послушай, Пьязенна! - Грандель попытался сохранять спокойствие. -
Если Де Брюн заставил умолкнуть Табора, значит, и тебя он также может
заставить замолчать навсегда. Ты же знаешь, что для него любой человек
стоит не дороже трех тысяч франков.

- Может быть, это и так, - согласился Пьязенна. - И все же. Скоблить
вам рожу стало моей любимой привычкой, от которой я уже не могу
отказаться. Ну же, пошевеливайся, или мне побрить тебя на ходу?

Грандель плюхнулся на табуретку. Двумя зажимами Пьязенна закрепил
мохнатое полотенце вокруг шеи Гранделя и, как искусный цирюльник,
рассчитывающий получить от своего клиента хорошие чаевые, старательно
намылил щеки и подбородок антиквара.

- Если ты не думаешь о себе, - прохрипел Грандель, - то подумай о
дочери.

- Она уже в другой клинике, под присмотром благочестивых монашек. А
пожертвование Господу Богу, скажем, ста тысяч франков позволит сделать его